межзвездное пространство. А программа, Званцев, проста: Дому надо новое тело дать, хватит ему на мне ерзать. Мне ремонтно-восстановительные работы провести надо. Понимаешь, Званцев, у нас техотдел при приземлении накрылся, под плазменный поток попал. А тут еще мне не повезло, узел трансформаций навернулся. Пришлось работать в неудобной конфигурации.
— Не хнычь, звездный герой, — пресек сетования Дом. — Другим еще больше досталось.
— Только не тебе, — парировал Митрошка. — Тебе инвалидность ничего, кроме пользы, не принесла, одиннадцать лет на чужих плечах просидел! Ладно, восстановимся, я на тебе покатаюсь!
— Мы просим прощения, — вмешался молоденький комментатор, — вы бы не могли сказать пару слов нашим зрителям? Мы представляем Первый канал, вас услышат миллионы людей, мы думаем, у вас есть что сказать им!
— Сказать? — Митрошка повернулся к журналисту. — У нас есть, что сказать зрителям, уж в этом можете не сомневаться.
— Митрошка, Митрошка, — предостерегающе пробормотал Званцев.
— Не бойся, Званцев, — успокоил человека робот. — Я пошутил. Дайте флэшку, я вам фильм об Александрии скатаю, зритель может увидеть все своими глазами.
— Какую флэшку, Митрошка? — одернул робота Званцев. — Ты что думаешь, технический прогресс двадцать два года топтался на месте?
— Ну, я не знаю, — протянул Митрошка.
Из горба выдвинулся тонкий голубовато вспыхивающий световод.
— Дайте камеру, — попросил Дом. Ощупал ее световодом, пробормотал: — Ничего особенного, сейчас я вам скачаю, — и подсоединился к одному из входов камеры.
— Слушай, Званцев, — с ноткой тревоги спросил робот. — А мы не устарели? Сам говоришь, что прогресс на месте не стоял!
— Ну как вы можете устареть, — успокоил его человек. — Сам подумай, покоритель межзвездного пространства, это ваши тела могут устареть, так их и поменять недолго. Как существа, обладающие разумом, вы же практически бессмертны.
— А я что говорил? — ободрился Митрошка. — Так вот, Званцев, откладывай все дела на потом. Поможешь нам с Домом в реставрации, а потом — на отдых, в деревню.
— Пару слов для зрителей! — напомнил о своем существовании комментатор.
— А что я могу сказать? — нахально спросил Митрошка. — Конечно, мы рады своему возвращению. Мы вернулись и принесли сообществу людей и техноморфов новые знания о Вселенной. Кстати, первая звездная уже вернулась?
— Нет, — сказал журналист.
— Значит, им не повезло, — сделал вывод Митрошка. — А нам повезло, и мы этому безумно рады. Здравствуй, Земля! — И уже не обращая ни на кого внимания, он приподнял Алену в воздух, изувеченным щупальцем подхватил Званцева под руку и поинтересовался: — А что, Званцев, кафе для техноморфов на Земле уже открыли? Я бы не против пропустить рюмочку-другую за наше относительно благополучное возвращение.
Мария Галина
НЕ ОГЛЯДЫВАЯСЬ
Планета подлежала терраформированию?
— Да. Малоприятная обстановка.
— Конкретней.
— Прошу прощения. Несовместимая с цивилизацией природная среда, категории «Б-секунда». То есть опасной микрофлоры нет, но все остальное… Нестабильная атмосфера, да еще какой-то фактор, мы так и не смогли его выявить. Любой металл там рассыпается в труху. Поэтому и…
— Поэтому?
— Ничего не уцелело. Можно лишь строить догадки, как они там оказались. Скорее всего, потомки каких-нибудь несчастных беженцев, которые во времена Смуты отправились в поисках лучшей жизни. Были случи, когда корабли натыкались на червоточины, можно сказать, случайно. Вслепую. И вышли внутри планетной системы. Шанс один на миллион. Но им повезло.
— Повезло. Продолжайте.
— О металлах можно было забыть. О точных приборах тоже. Все превращалось в труху. Я уже говорил?
— Говорили.
— Но они… Наладили как-то… Несколько поселений, маленьких. С орбиты их удалось разглядеть лишь случайно. Огни, понимаете?
— Огни?
— Да, на ночном полушарии. Там в основном лес, этот их лес, он просто кишит жизнью, правда, примитивной, что-то вроде гидроидов, сидячие полипы, подвижные — что-то вроде амеб. По-моему, все они просто разные формы одних и тех же существ, какой-то цикл развития, как у земных гидроидов, ну вот…
— Вы нарочно отклоняетесь от темы?
— Нет. Пожалуй… Так вот, огни. Мы, понятное дело, провели аэрофотосъемку, и когда стало ясно, что это человеческие поселения, я пережил потрясение. Здесь не должно было быть людей, понимаете?
— Почему вы так нервничаете? Вы испытываете чувство вины?
— Нет.
— Я не ожидал, что мы найдем иных. Натан полагал, что это невозможно, и меня убедил.
— Невозможно найти иных?
— Нет, не в том дело. Наверняка мы на них натыкались, человечество, я хочу сказать. Несколько раз. Может быть, много.
— Много раз?
— Да. Послушай, я прекрасно понимаю… ты просто повторяешь последнюю фразу, чуть-чуть ее изменяя, а я, цепляясь за нее, как за опорный тезис, начинаю раскручивать дальше. Нехитрое дело.
— Вы предпочли бы психотерапевта-человека?
— Нет… не знаю… Иногда мне кажется… словно люди вообще куда-то делись. Остались одни подделки.
— Подделки?
— Нет, погоди. Давай вернемся к иным. Так вот, Натан полагал, что мы с относительной уверенностью можем определить наличие разума у человекоподобных, но…
— Степень разумности определяется по уровню материальной культуры.
— Ты сейчас цитируешь популярную энциклопедию. Вовсе нет. Дело в том, что материальная культура — это как бы костыль, протез. Она необходима, если исходных условий для выживания вида недостаточно. Например, на тропических островах материальная культура была сведена к минимуму просто потому, что она не нужна — понимаешь? Все необходимое там предоставляется природой, без всяких усилий со стороны человека…
— Отсутствие материальной культуры есть либо неразвитость, либо деградация.
— Ты опять цитируешь популярную энциклопедию. Если ты машина, это вовсе не значит, что ты обязан выставлять себя дураком. Понимаешь, в идеальном случае даже для человека мы не сможем
