— Я получил ваше последнее послание.
Эрвин глубоко вздохнул. Прокушенная рука, упавший в песок шуруп… фары в спину… Все это было не зря. Не зря.
— Она все-таки принесла вам…
— Мы можем встретиться?
— Нет, — Эрвин сглотнул. — За мной следят.
— Понимаю.
— Не понимаете. Не понимаете до конца. Я больше не могу отстаивать ваши интересы — ни как журналист, ни как частное лицо… Погодите, дайте мне сказать! Я верю, что вы пытаетесь их удержать. Может быть, наказываете. Может быть, запираете. Но пока живет этот миф, они будут нарушать запрет и плыть к берегу. Вы меня слышите?
— «Соль»… Эта книга? Андерсон?
— Да.
Тишина. Далекий шум воды.
— Возможно, вы правы, господин Фролов.
— Я не просто прав. Это единственное спасение для ваших девочек.
— Не давать им читать…
— Не в том дело! Книгу могут забыть, но информационный фантом останется. Будто живое существо, состоящее из обрывков слов и фраз, подростковых прыщей, болтовни, писем, демонстративного протеста, тоски, возбуждения… Анекдотов, признаний, слез… смеха… Это передается, как зараза, воздушно- капельным путем. Я фигурально выражаюсь, вы понимаете.
Дверь в спальню приоткрылась сквозняком. Эрвин увидел, что Велька все еще лежит в постели, притворяясь спящей.
— Вы можете показывать своим девочкам тех несчастных, которые вернулись. Они будут говорить правду. Они будут кричать, как их продавали, как их накачивали наркотиками в публичных домах, как их били. Кто-то поверит и ужаснется. Кто-то поверит, но забудет. А многие — ничего не поделаешь — так и останутся в убеждении, что все плохое на свете случается не с ними! Вы меня слышите?
— Да.
Велька на кровати пошевелилась. Натянула повыше одеяло. Эрвин прикрыл дверь в спальню.
— Справиться с мифом сможет только другой миф! Столь же талантливый и яркий, равной или большей силы. На дне, среди ваших, были авторы… помню, лет пять назад какой-то парень сочинял миниатюры. Его даже издавали на бумаге, я нашел в городской библиотеке его книгу… Помогите себе сами! Нужен миф. Нужен образ, который навсегда отвратил бы русалок от берега, от двуногих мужчин, от романтической любви.
Тишина. Отдаленный звук прибоя.
— Сами вы не можете взяться…
— Я не смогу.
— Я назначу вознаграждение. Вы станете богачом, господин Фролов.
— Я не смогу! Такие вещи не лепятся на заказ. Я стараюсь. Но я… Эрвин замолчал. Воздуха в груди не осталось совсем, а вдохнуть не получалось. В тишине прошла минута, другая…
— Господин Фролов, мы ценим ваши усилия… Прощайте.
— Чего ты ко мне пристал?
Артур сидел в оранжевой лодке с белым номером «63». Над его головой плескался на ветру свежий, яркий тент. Артур дежурил в центральном секторе пляжа, а Виталик оставил свой пост в восточном секторе, чтобы наконец-то поговорить.
Все было по-прежнему. Палило солнце, прыгали блики. Белый песчаный пляж казался коричневым от многих загорелых тел. В прибое кувыркались пляжницы топлес.
— Ты дурак, Виталя? Отправляйся в свой сектор!
— Никуда не поеду, пока не расскажешь, что за фигня.
— Отвали.
— Ее что, забрали?!
— Не понимаю, о чем ты.
Артур завел мотор и отъехал на несколько метров. На причале стоял дежурный по пляжу, смотрел из-под ладони. Виталик догнал лодку Артура. Ухватил за борт.
— Слушай, не держи меня за дурака. Она куда-то девалась! А я нырял вчера днем, видел клетку под причалом… А в сарае сетка мокрая!
Артур повернул к нему злое, красное от солнца лицо — лоб и глаза в густой тени козырька.
— Видел клетку? Больше ничего не видел? Парня, который до тебя был, с рельсом на шее — не видел?
Взревев мотором, лодка Артура рванула прочь, и Виталик едва успел отдернуть руку от ее борта. Не то свалился бы в воду.
Медленно тянулся день. Девушки с длинными волосами, глядящие на молодого спасателя снизу, из воды, поначалу заставляли его вздрагивать. Но время шло, палило солнце и притуплялись мысли. Он почти ничего не ел, зато выпил весь запас воды и соков. Несколько раз приходилось отлучаться с поста в туалет.
Он ничего не знает. Он и не должен ничего знать. Сидел, ловил рыбу. Разговаривал с русалкой. Потом она пропала. Мало ли что с ней случилось!
«Ты когда-нибудь нарушал запреты?»
Никогда. И желания не возникает.
Он едва дождался окончания рабочего дня. Сразу же пошел в кафе «Волна» и напился, кажется, за полчаса — реактивно. Проснулся с головной болью в чужой постели; оказалось, на втором этаже кафе работает маленький бордель…
Тетка лет тридцати, с остатками косметики на лице, смотрела на него осуждающе:
— Пить надо меньше. А то совсем импотентом станешь. Виталик едва сдержался, чтобы не садануть ей по зубам. Страшно болела голова; он вошел в море, не раздеваясь, в оранжевой футболке с логотипом пляжа и таких же шортах. Поплыл к буйку, миновал его, устремился к горизонту, мощно и мерно взмахивая руками. Рассчитывал проплыть несколько километров, но скоро задохнулся, захлебнулся соленой водой, и пришлось остановиться.
Не маленький. Не ребенок. Должен был понимать, что большие деньги никогда не приходят «за просто так».
— Это не то, — Эрвин протянул через стол прозрачную папку с рукописью. — К сожалению, это совсем не то.
Диана нахмурилась. Она считала себя отличным журналистом и неплохим писателем. У нее вышли в большом издательстве две книги для подростков.
— Вот ты написала, как девушку обманули и продали. Так могло быть на самом деле. Это правда. Из голой правды никогда не выйдет мифа. Это как соль.
— Что?
— Все ингредиенты вроде бы на месте… Слог, сюжет, характеры… Но нету соли. Нет главного образа, из которого вырастет миф.
— Слишком умозрительно.
— Послушай. Это должна быть грязная история и захватывающая одновременно. Обаятельная, животно-притягательная в своем цинизме. И написанная с точки зрения парня — его чувства. Его полнейший, оголтелый, лысый цинизм. Понимаешь?
— Не понимаю, — сказала Диана. — То, что ты говоришь, конечно, красиво — про соль, и все такое. Ты хочешь, чтобы домик был с тремя этажами, при этом обязательно одноэтажный, очень крепкий, недорогой, сложенный из вареной колбасы. Вот примерно этого ты требуешь.
— Ну, извини, — Эрвин отвернулся.
