Это была не та тревога, которая возникла, когда подвал стала осваивать моя дура. Если бы я мог сейчас испытывать боль, то сказал бы — в тело мое вошла отравленная стрела, и яд сразу же произвел огненное действие.
С виду это была молодая женщина, почти невесомая и очень застенчивая, полупрозрачная блондинка с большими глазами, которые при необходимости враз делаются безумными. Когда такая женщина проходит мимо — большинство мужчин провожают ее взглядом, хотя одевается она просто и неярко, а волосы носит гладкими, не завивая их и не украшая ничем.
— Здравствуйте, — тихо сказала гостья. — Меня к вам Вера Корчагина направила. Ведь вы — Маша?
Я еще пытался ерничать — как иначе я мог погасить в себе тревогу?
— Какая тебе Маша? — ехидно спросил я. — Это госпожа Кармен, госпожа Николь и деревенская бабушка АвдотьяБурый, при всей своей толстокожести, тоже ощутил неладное.
Всего лишь раз глянув на гостью, он отвернулся, словно бы она ему была неприятна. Я знал это движение — оно означает боязнь женской власти, а властвовать эта женщина умела. За долгие годы я несколько раз сталкивался с феноменом женской власти там, где она теоретически не должна возникать. А Бурый был по своей внутренней сути независим от женщин. Он выполнял обязанности перед Анжелой — за деньги, не более того. Почувствовав угрозу, он показал свое неудовольствие.
А вот дура ровно ничего не ощутила. Она все еще надеялась справиться с Бурым. Вот до каких пределов простиралась ее глупость — Ой, подождите, пожалуйста, в холле, — попросила она. — У меня важный разговор.
Белокурая опасная женщина вышла, тихонько села на стул, взяла журнал, но читать не стала. Взгляд ее был потуплен, руки держались за журнал так, что всякий мужчина понял бы: она за это пестрое бумажное безобразие схватилась, как утопающий за соломинку. Бледные руки с тонкими пальцами напомнили мне старинный портрет, хранившийся дома, на нем была изображена такая же хрупкая и печальная дама, но на все мои вопросы я тогда не получил ответа. Ответ явился уже потом — но по порядку, по порядку…
— Ну, давайте сделаем так — я пойду, а вы останетесь тут, придет женщина, Леной звать, и вы у нее возьмете конверт с деньгами! — бодро предложила моя дура.
— Никаких Лен.
— Ну, вы и подарок! Вам только в будке на цепи сидеть! Я думала — приличный, порядочный мужчина, а вы — как этот, ну… ну… ИстуканБурый спорить не стал, а молча сел на табуретку и выложил на колени кулаки.
— В конце концов, вы мешаете мне работать с клиентами. Идите в холл! Там сидитеЯ думал, физиономия Бурого вообще ничего выразить не в состоянии. Но он так посмотрел на окно, на дуру, а потом опять на окно, что я даже обрадовался. А от радости несколько отступила тревога.
— Да не похудела она, не бойся! — сказал я ему. — И через канализацию не уйдет. Я не пущу.
Бурый молча вышел в прихожую, затворив дверь, а блондинка вошла в салон. Но там Бурый поступил по меньшей мере странно — бесшумно установил стул у самой двери, чтобы слышать разговор женщин, буквально прижимаясь щекой к щели.
Дура моя просто расцвела. И защебетала, и защебетала:
— Рада вас видеть, садитесь, будьте как дома! Чайку? Кофейку?
— Кофе, если нетрудно, — тихо сказала гостья. — Я третью ночь не спала и ничего не соображаю. Покрепче, пожалуйста. Если можно.
— Конечно, можно! Вам с сахарком? С печеньицем? Печенье у меня не покупное, сама стряпаю. А можно с бренди.
Да, стряпать она умела, это я знал точно. Она приносила с собой домашние салатики и котлетки. И печенье, разумеется. Она пробовала разные рецепты и обсуждала их по телефону. В хороших мужских руках дуре цены бы не было — сидела бы дома и обихаживала мужа и деток, для этого лишний ум даже вреден.
— Нет, спасибо, я без бренди, — скорбно произнесла гостья. —
Мне Вера Корчагина сказала, что вы все можете. Если не вы — то уж никто не сможет.
— Ну, это Верочка мне польстила, — с тихой радостью возразила Машка. — Я многое могу, это правда, я хорошие курсы окончила, диплом с отличием получила. Я даже авторские техники разработала.
Приворот на окурок, например. Раньше, скажем, привороты делали на вынутый след. А как ты его из асфальта вынешь? Или там на пряник — а кто их теперь покупает? А окурки — они везде! Вы мне окурочек его принесите, а я поработаю, и никуда он от вас не денется.
Гостья слушала с отрешенным видом, возможно, даже не понимая смысла всей околесицы.
— Я знаю, это дорого, — прошептала она, — но у меня есть деньги, я заплачу, только помогите мне.
— Да что хоть случилось? Погодите, не говорите, я сама скажу! —
воскликнула дура, вообразившая себя сейчас по меньшей мере мадам Ленорман.
Она быстро раскинула карты и, бормоча, стала их перекладывать с места на место.
— Десятка бубен, семерка пик — опасное путешествие… — как бы сама с собой беседовала она. — Ого! Девятка пик, ну, это совсем некстати… Послушайте, вы недавно были на похоронах…
И слепая курица порой зерно находит. Гостья наша выглядела так, будто действительно явилась прямо с кладбища, где ее перекормили всякими успокаивающими снадобьями.
— Да, была! — подтвердила она.
— Близкий человек? Он? — догадалась моя дура. А по кому же еще, как не по «нему» женщина так убивается?Тут гостья соскользнула с кресла и опустилась перед моей дурой на колени.
— Я все для вас сделаю, все вам отдам, только помогите! Мне Вера сказала — вы умеете! Вы ей делали! Вызовите его! Хоть на минуткуВот оно, подумал я, вот оно — и ведь моя дуреха не сумеет ей отказать. Вот она, беда.
— Его? — переспросила дура, тыча пальцем в карту.
— Его! На минутку! Мне всего два слова ему сказать— Вы с ума сошли! — строго ответила дура. — Какие еще два слова? Не нужно ему никаких ваших слов, не тревожьте его! Умер человек — и умер! Надо же, что потребовалось! Зазыв с того светаБеда, беда, твердил я. Такие прозрачные блондинки умеют настоять на своем. А когда зазыв с того света делает даже опытный маг, к нему в гости может пожаловать, прикинувшись светлым образом, такая гнусная сущность, что от нее потом всю жизнь не отвяжешься.
Это мой дом. Я тут прожил шестьдесят шесть лет телесной жизни, в конце концов! Я имел право тут остаться! Только я имел это правоВыживать, выживать, пока они чего-нибудь не натворили…
— Но вы же Вере показали первого мужа! — воскликнула гостья.
— Ну, мало ли что я ей показала? Выпили обе, нас понесло! Верка столько на грудь приняла, что ей и полотенце за мужа сошло.
— Какое полотенце?
— Так мы же его в бане вызывали, там в углу длинное полотенце висело, Верка как заорет — смотри, смотри, пришел! А я ей — дура, стой, не выходи из круга— Но он ей важную вещь сказал.
— Я ей сказала! А потом у нее все в голове спуталось, она и решила, что это с ней полотенце беседовало. Утром просыпаемся, у обеих бошки трещат, во рту скотомогильник, было что-то, а что — хрен вспомнишьДура говорила правду, и я в какую-то минуту поверил, что все обойдется. Нет, проклятая блондинка знала, чем ответить на правду— Вы не думайте, у меня деньги есть! Я заплачу! Вера сказала, что вы дорого берете, мне все равно, только вызовите егоДура моя остолбенела. Она пыталась вспомнить, когда это и с кого дорого брала. Но слово «деньги» прозвучало в первый раз — и плохо будет, когда оно прозвучит трижды.
Тем не менее она пыталась сопротивляться.
— Миленькая вы моя, он там, не знаю где, уже давно знает все, что вы хотите ему сказать. Не надо этого, понимаете? Мы с Веркой выпили, дурака валяли, а вы и поверили— Нет, Вера все точно рассказала — как он на пороге топтался, в дверь вошел, к кругу подошел, руки тянул, а войти не мог! Я даже знаю, как вы по бане ключи разбрасывали! Я даже знаю, зачем вы их разбрасывалиКлючи? Это интересно. Если дура
