— С удовольствие, госпожа, — с готовность откликнулся варвар. — Только накинь на себя что-нибудь потеплее.
— Это зачем? — девушка удивленно вскинула длинные ресницы. И все присутствующие с вытянутыми физиономиями застыли в ожидании ответа варвара.
— Просто, когда речь заходит о моей родине, где зимы продолжительны и суровы, а лето так скоротечно, что его почти не замечаешь, о глубоких снегах и не тающих высокогорных ледниках — людям часто становится холодно, — с учтивым поклоном пояснил киммериец.
Принцесса смущенно улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
— Такой гость — честь хозяину, — добродушно посмеиваясь, вступил в беседу слепой жрец. — Ты нас заворожил своим предисловием — каков же тогда будет рассказ?
И Конан рассказал, сам удивляясь своему красноречию, заставив слушателей с открытыми ртами ловить каждое его слово.
Так пролетел этот день, в конце которого Конан со своими нехитрыми пожитками, перебрался в шатер Варуха и стал его гостем на все время отдыха каравана.
Прошло три дня. Люди отдохнули, повеселели. Конан все еще ждал своих зуагиров, но с каждым днем надежды его таяли и таяли. Он бездельничал, досыта ел и не тяготился положением гостя. Вечерние беседы в шатре Варуха всегда собирали известное по первой встрече общество и скрашивали его скуку.
Он ладил с караванщиками, заводил с ними разговоры, пытался расспрашивать, но на большинство его вопросов шемиты и хауранцы лишь виновато улыбались и вежливо уклонялись от ответов.
Немало времени Конан проводил со слепым жрецом и принцессой, и с момента первого знакомства даже усилил их впечатление о себе.
Мерова нравилась киммерийцу — смуглая, чернокосая, с огромными карими глазами дикой серны, стройная с изящной походкой, что даже мужской костюм не мог скрыть всех ее женских прелестей. Живая, умная и любознательная — хотя на людях всегда строгая и рассудительная. Ее тянуло к киммерийцу, но девушка боялась открыто показывать свои чувства.
Лишь одно казалось Конану необычным — фанатичная набожность караванщиков. Каждый день начинался с молитвы и ей же заканчивался. Шемиты собирались все вместе, падали на колени и Товий своим густым сочным голосом распевал гимны над их непокрытыми головами, благословляя на дневные труды. А каждый вечер в честь неизвестного божества — Конану не удалось выяснить, кому поклоняются эти люди, — приносились жертвы на ритуальном костре и пелись благодарственные гимны за еще один подаренный день.
Как-то Конан выразил свое желание присутствовать на утренней службе, но Товий строго воспротивился, объяснив, что их бог запрещает посвящать в таинство обряда иноверцев.
Солнце уже клонилось к закату. Киммериец сидел на берегу озера и пытался соскоблить щетину отточенным, как бритва, лезвием меча.
Вдруг с северной стороны, нещадно нахлестывая лошадей и что-то еще издали крича, показались двое разведчиков. Люди бросали свои дела, выскакивали из шатров и замирали в суровом молчании, ожидая их приближения.
Вскоре все разъяснилось — большой конный отряд туранцев на рысях шел в сторону оазиса.
Караванщики бросились за оружием, и лагерь превратился в базарную площадь.
Шем находился в состоянии мира с владыкой Турана, но жители пустыни не доверяли Илдизу. Конные отряды туранцев нередко совершали глубокие рейды в эти погибельные места, и при случае не брезговали разбоем на караванных путях. Да кто осудит победителя, если о нем будет некому рассказать. Пустыня быстро уничтожит все следы.
Люди спешно седлали лошадей и загоняли недовольных верблюдов внутрь лагеря. Слепой жрец, Мерова и Варух стояли у центрального шатра, шемит резким криком отдавал приказы, которые караванщики выполняли с невероятной быстротой. Двадцать верховых хауранцев ушли на восток и скрылись в барханах. Конан встал и широким шагом направился к ним.
— Собираетесь драться с туранцами? — спросил он.
— Нет. Просто мы принимаем меры предосторожности, — ответил шемит, стараясь не встретиться с ним взглядом. — Сперва узнаем, что им нужно.
— Не сомневаюсь — они ищут меня. — Варух и принцесса старательно отводили глаза, и только Товий смотрел в сторону киммерийца безучастным взглядом.
Конан догадался, что его ждет, если туранцы потребуют его выдачи. Законы гостеприимства тоже имеют свои границы.
— Дайте мне коня и я исчезну…
— Нет. Это ничего не изменит. Мне жаль, Конан… — Варух решился заглянуть в глубину его льдистых глаз и с облегчением вздохнул, встретив спокойный беззлобный взгляд варвара. — Ты должен нас понять…
— Я понимаю.
— С тобой будут наши молитвы, хоть это и слабое для тебя утешение, — вставил жрец, с сожалением покачав головой.
Конан невесело усмехнулся.
— Не вмешивайтесь, когда это начнется. Ответом ему было молчание.
Но судьба распорядилась по иному.
Колонна туранцев — около сотни верховых, словно серебристая змейка, переливаясь на солнце начищенной сталью доспехов, показалась из-за барханов. Их командир, ехавший впереди, заметил оазис и лагерь, расположившийся в нем. Он поднял руку, и колонна послушно замерла. Тут же от отряда отделились десятники и направили лошадей к голове колонны. Недолго длился их совет.
Десятники вернулись к своим людям, резкий взмах руки старшего начальника, и конница рассыпалась по равнине, точно ожившая вода, охватив оазис широким железным полукольцом.
Сначала всадники пустили коней шагом, но постепенно перешли на рысь и, наконец, расстелились по пескам в неудержимом галопе, опустив копья с тонкими жалами наконечников.
Знаменитые на всю Хайборию луки оставались в чехлах, притороченных к седлам — зачем портить товар и рисковать жизнью вьючных животных.
Шемиты с мрачными лицами спокойно наблюдали за приближением конной лавины. Они рассредоточились по периметру лагеря, прячась за шатрами и ничего не подозревающими верблюдами.
Глаза их светились холодной решимостью. Руки привычно накладывали стрелы на тетивы, будто караванщики не ведали другого ремесла, кроме воинского.
Варух, принцесса и Товий ушли к своим людям. Киммериец в одиночестве остался стоять в центре лагеря. Противоречивые чувства боролись в его душе.
«Вскочить на коня и бежать — никто меня не осудит, — думал он. — Но украсть лошадь у людей, которые были ко мне добры? Нет! Что с того, что они могли выдать меня, на их месте я поступил бы также…»
Он знал, что не сможет остаться в стороне от общей драки.
Конан с презрением посмотрел на грозную с виду конницу туранцев и посмеялся в душе.
«О чем только думает их командир? Любой мальчишка знает, что лошади не переносят дух верблюдов. На что же они рассчитывают?»
Киммериец окинул лагерь взглядом опытного воина — подступы надежно защищены, только с правой руки, где хауранцы держали своих лошадей, оставался свободный проход. Именно туда Конан направил свои шаги.
Случилось все так, как и предполагал варвар. Кони туранцев почувствовали верблюжий запах и заупрямились, не желая повиноваться своим седокам. И в этот момент их накрыло волной шемитских стрел. Несколько человек и животных свалилось на горячий песок. Но прочные доспехи надежно защищали всадников, а их мастерство наездников, поражало даже искушенных в этом деле знатоков.
Сотник тут же понял свою ошибку. Над молчаливой пустыней завибрировал высокий звук сигнального рога. Лавина конницы послушно развернулась и пошла по кругу, огибая лагерь с двух сторон. Резко щелкали луки шемитов, но слишком редко их каленые стрелы находили лазейку в стальных туранских доспехах, и
