Ребекка указала на оставленную в нескольких футах сумочку:
– Я всегда готова к таким ситуациям.
Тут на меня накатила волна головокружения, и несколько последовавших минут я потратил на борьбу с ней, стараясь не повалиться на бок. Не помню, что было потом, но когда в голове у меня прояснилось, оказалось, что женщина сидит рядом и подпирает меня собственным телом. Ощущение было приятным, и я попытался растянуть головокружение на несколько минут, чтобы она не отодвинулась. По-моему, она поняла это, однако шевелиться не стала.
— А как скоро я смогу ходить? – спросил я наконец.
— Через три-четыре дня сделаю тебе костыли, – пообещала она. – Тебе првдется попрактиковаться, если ты хочешь вовремя вернуться к своему кораблю.
— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, – безрадостно констатировал я.
— Мне очень жаль. – Голос ее был полон сочувствия. – Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по- настоящему познакомиться с планетой.
— Откуда тебе известны мои цели? – вскинулся я.
— А зачем еще тебе было прилетать сюда? – спокойно ответила Ребекка. – Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.
— Согласен, – признал я со вздохом. – Придется потерпеть скуку. Чертовски жаль, что я не прихватил с собой дисков для чтения.
— Мы можем побеседовать о любимых книгах, – предложила Ребекка. – За разговором время пойдет веселее.
Не знаю почему, но сам, факт, что она читает, поразил меня. Все читают, конечно, но я все-таки был удивлен.
— И кого же ты любишь читать?
— Сиско, Яблонского и Хедбурга.
— Смеешься! – воскликнул я. – Это же мои любимые авторы! Что ж, будет о чем поговорить после обеда.
И мы поговорили. Мы говорили и говорили часы напролет, и не только о книгах. За всю свою жизнь я не чувствовал себя настолько уютно в чьем-либо обществе. Мы беседовали о надеждах и мечтах, о сожалениях… обо всем. Это было удивительно: каждая моя мысль, каждое тайное желание находили отклик в ее душе. И когда мы смолкли, пауза не сделалась тягостной, такой, когда хочется говорить, чтобы только как-то нарушить ее. Мне было столь же приятно смотреть на Ребекку, как и слушать ее голос. Она выросла на чужой планете, в тысячах световых лет от Земли, и я ничего не знал о ней: где она живет, что делала до того, как спасла мою жизнь, я не знал даже ее фамилии… и все же, перед тем как уснуть, успел подумать, что чуточку влюблен в нее.
Не знаю, сколько я проспал. Я проснулся, ощутив, что Ребекка накладывает какую-то целебную мазь на мои израненные щеки и шею.
– Не шевелись, – ласково приказала она. – Сейчас заканчиваю. Я постарался не шевелиться, пока она делала перевязку, а потом открыл глаза и понял, что мы находимся внутри пузыря.
– Интересно, каким это образом ты сумела дотащить меня сюда, – удивился я. – Должно быть, я действительно глубоко отключился, раз не проснулся, пока ты переносила меня.
– Я сильнее, чем может показаться, – улыбнулась она.
– Ладно, – смирился я. – А теперь дай мне руку и помоги выбраться на свежий воздух.
Она было протянула мне руку, но вдруг застыла на месте.
– В чем дело?
– Я вернусь через десять минут, – скороговоркой сказала она. – Только не пытайся встать без моей помощи, чтобы не повредить лубок.
– Что случилось? – переспросил я. – С тобой все в порядке? Однако она уже подбежала к соседней рощице и исчезла среди деревьев.
Странный поступок. Может, моя спасительница съела что-то неудобоваримое и ей стало дурно?
Я решил попробовать подняться самостоятельно – вопреки ее приказу. Дело чуть не завершилось катастрофой. Нога изогнулась так, что я просто не смог довести движение до конца. А когда попытался привести ее в божеский вид, то оказалось, что бинты намокли и от них скверно пахнет. Я провел по бинтам пальцем: он окрасился, но не кровью, а чем-то желто-зеленым. Хороший это знак? Плохой?
Наконец Ребекка вернулась – в столь же безупречном виде, как и прежде. Бросив короткий взгляд на мою ногу, она упрекнула меня:
– Я же говорила, чтобы ты не пытался встать без моей помощи.
– С ногой происходит что-то неладное, – поделился я. – От нее пахнет… и потом, она мокнет.
– Знаю, – сказала женщина. – Я все исправлю. Верь мне, Грегори.
Я вгляделся в ее лицо и к собственному недоумению обнаружил, что действительно верю ей. Одинокий, больной, оторванный от дома, я находился на попечении лечившей меня листьями и травами девушки, которую знал всего пару дней, но тем не менее доверял ей. Я был почти уверен в том, что если она прикажет мне шагнуть с края утеса, то без раздумий сделаю это.
— Кстати, о здоровье, – сказал я, – а ты сама-то как себя чувствуешь?
— Прекрасно, Грегори, – отозвалась она. – Но мне приятно слышать, что это волнует тебя.
— Еще бы не волновало, – улыбнулся я. – Ведь моя жизнь зависит лишь от тебя одной.
– Но волнуешься ты не поэтому, – заметила она.
– Да, – согласился я, – верно. Настало недолгое молчание.
– Ну, ты готов выйти наружу? Я помогу тебе добраться до того дерева. Ты можешь сесть, привалившись к нему спиной, а ветки и листья укроют тебя от лучей солнца. В полдень здесь бывает довольно жарко.
– Готов, – сказал я.
Взяв обеими руками мою правую руку, она потянула. Минутное усилие – и я уже стоял на ногах.
– Обопрись о мое плечо, – велела она, помогая мне повернуться к выходу из пузыря.
Скорее подпрыгивая, чем ковыляя, я выбрался наружу. До дерева оказалось футов сорок. Когда я преодолел половину этого расстояния, моя здоровая нога попала в какую-то крысиную нору, и я потерял равновесие. Протянув руку, я попытался ухватиться за блузку спутницы, и странное дело – вместо того чтобы вцепиться в ткань, пальцы мои скользнули по ее нагой коже. Я видел блузку, однако на девушке ее не было. Ребекка нагнулась, пытаясь удержать меня, и рука моя прикоснулась к ее обнаженной груди, провела по соску, по голому бедру, а потом я рухнул всем телом на землю. Меня пронзила адская боль.
Ребекка немедленно оказалась рядом со мной, поправила ногу, подложила руку под голову, сделала все необходимое, чтобы успокоить мучение. Прошло более пяти минут, прежде чем жжение в руке и ноге отступило. На смену боли пришли гнетущие мысли.
Я протянул руку к ее плечу, ощутил ткань блузки, провел рукой вдоль тела Ребекки. Текстура ткани изменилась, когда под моими пальцами оказались брюки. Нагой кожей здесь и не пахло, и тем не менее я помнил, что ощущение это мне не пригрезилось. Галлюцинации приходят, когда мучительная боль отступает, но не.до того, когда ты ощутил ее прилив.
– Может быть, ты все-таки расскажешь мне о том, что здесь происходит?
– Ты только что упал.
– Не изображай дурочку, – разозлился я. – Такой красавице и умнице это просто не к лицу. Просто скажи мне, что здесь творится.
– Попробуй отдохнуть, – предложила она. – Поговорим после.
– Вчера ты пообещала, что не будешь лгать мне. Ты не передумала?
– Я никогда не стану обманывать тебя, Грегори.
Я долго вглядывался в ее идеальные черты и наконец спросил:
— Скажи, ты человек?
— В настоящий момент – да.
— И что означают эти слова?
– Они означают, что я такая, какой должна быть, – ответила Ребекка. – Такая, какой ты хочешь
