Фелисити Шоулдерс
БУРГЕРДРОИД
Не хочу никуда идти! — Заупрямился Генри, запихивая коробку завтраков под диван, подальше от глаз, чтобы выиграть время.
— Я тоже не хочу никуда ехать. Но я — объект капиталистической тирании, а ты тоже объект тирании, но уже моей.
Я выудила коробку для завтраков и силой сжала пальцы Генри на ручке.
— Это несправедливо! — заявил Генри. — У других людей по субботам выходной.
— Конечно, несправедливо. Поэтому и называется тиранией.
Генри уселся и приготовился плакать.
— О, только не это!
Я поспешно надела пальто и потянула его за свободную руку.
— Не хватало еще нести тебя!
— Почему мы не можем остаться? — еще раз спросил Генри, когда я силком дотолкала его до машины.
— Потому что роботы никогда не опаздывают на работу.
Оставив Генри в детском саду, я мигом добралась до автостоянки и помчалась к дверям «Томсон. Международное морское страхование». Отперла оба замка на передней двери. Дверь с лязгом захлопнулась за мной. Стук звоном отлетел от металлических штор, блокирующих все остальные двери и окна. Я прошла мимо пустого стола в приемной и набрала код на запасной двери, которая и вела к моему настоящему месту работы.
И первое, что увидела, открыв ее, было лицо Мела, светящееся отраженной от экранов бледностью.
— Ты как всегда в последнюю минуту, Эльза, — буркнул он.
— Мой малыш заболел, — пояснила я.
Мел вновь повернулся к своему столу. Я уже направилась к раздевалке, но он остановил меня вопросом:
— Как нынче в балете? Хорошие сборы?
— Ты о чем? — обернулась я. Он по-прежнему пялился в компьютер.
— Медицинская страховка на случай болезни ребенка. Большую часть выплачивает балетная труппа?
Я сняла пальто, надеясь, что он не видит моих горящих гневным румянцем щек.
— Нет.
Он ничего больше не сказал, позволив мне потратить еще немного времени, прежде чем я под его неотступным взглядом повернулась и побежала в раздевалку.
Пенни уже была в костюме, если не считать маски, и, пользуясь временной свободой от надзора Мела, развалилась на банкетке и читала «Вог».
— Нужна помощь? — предложила она.
Я сверилась с часами и покачала головой.
— Еще полно времени, особенно для человека опытного. Сбросив маскировку в виде делового костюма, я стала натягивать блестящие брюки.
— Здесь говорится, — прошептала Пенни, — что «этот яркий металлик» — последний крик моды нынешней зимой. Жаль, что мы не можем носить это дерьмо вне работы.
— Совершенно не чувствую себя «яркой», — улыбнулась я, надевая перчатки.
Пенни подняла журнал, демонстрируя грудастую модель, обмотанную золотым пластиком.
— Пенни!
Я нахлобучила на голову серебристый капюшон и спрятала под него выбившиеся пряди волос.
— О, брось!
Уронив журнал, она потыкала в металлические футляры-груди.
— Насколько это практично?
— Они должны отливать для своих служащих грудь соответствующего размера, — заметила я, садясь, чтобы надеть туфли на платформе и наголенники.
— Конечно. О таких вещах они заботятся, но талий на этих жестянках как не было, так и нет.
Пенни подняла мой панцирь.
— Знаешь, я хочу сделать реверсивные отливки этих штук. Получить форму внутреннего пространства.
— Ты не сможешь! Или сможешь? Разве ингибиторные чипы позволяют заниматься скульптурой?
— Если бы не позволяли, я, возможно, давным-давно вылепила бы титьку робота из картофельного пюре.
Я схватила панцирь, нажала внутренний переключатель питания и принялась напяливать металлическую скорлупу.
— Интересно, как эти чипы работают? Становятся частью мозга?
— Черт, не знаю. От этих штук с ингибиторными чипами у меня мороз по коже. Никогда не позволю вскрыть себе череп…
Пенни ждала, пока я не взглянула на нее. Я пожала плечами:
— У меня уже два.
Пенни от неожиданности замерла.
— На кой черт тебе понадобились два ингибиторных чипа?!
— Я начала курить по две пачки в день, когда сбежал этот козел. Попросила имплантировать Инстаквит, чтобы спасти легкие малыша Генри. Сама знаешь, после этого бросаешь курить сразу и навсегда.
— А второй?
Я вдруг смутилась и поскорее надела шлем с маской.
— Антиругань.
— Ты заплатила за чип, чтобы удержаться от…
— Предложили два чипа по цене одного.
Мы выстроились перед Мелом для осмотра: Пенни и я выбрались из женской раздевалки, Рой и Викрам — из мужской. Как и у нас, их металлические маски были зеркально-гладкими, пустоглазыми, с щелями для рта. Их шлемы были коническими, тогда как наши сворачивались в гребешок, подозрительно похожий на ту стрижку, что была модной в пятидесятых. Обе пары были неразличимы, если не считать обуви: чтобы достичь необходимого для женщин роста, Пенни, например, требовались подметки на полдюйма ниже, чем у меня. Мы вытянулись перед Мелом, который вытер грязное пятно с маски одного из мужчин, уверился, что наголенники сидят симметрично, и пролаял:
— Держись прямее, Эльза!
— Я Пенни, сэр.
Мел прищурился и возобновил осмотр.
— Проверка голоса.
— Я Пенни, — пропела я чистым сопрано.
— Нет, это я — Пенни, — возразила она абсолютно идентичным тембром.
— Хотите картофельную соломку на гарнир? — спросил один ро-бопарень.
— Доброе утро, — вторил другой. Совершенно одинаковые бархатные баритоны.
Мел проверил лампочки на наших панцирях: красные, оранжевые, синие, с соответственными звуками. Затем настал черед наушников.
— Ну что же, народ, пора, — объявил он наконец с таким видом, словно обслуживал наш столик. —
