— Что ж, пора приступать к работе, — Севрюгин опустился на землю перед элоями. — По-видимому, мне придется устраивать сеанс сразу с двумя особями. Кулх, не могли бы вы как-то выделить наших новых знакомых из числа прочих?
О'Райли порылся в карманах и вытянул на свет божий обширный носовой платок, раскрашенный в цвета британского флага, поднатужился, разорвал его на два равных куска и принялся повязывать получившиеся полоски на шеи элоев. На укоризненный взгляд Севрюгина он только пожал плечами:
— Больше ничего нет под рукой.
— Вы были правы, профессор. Монро — шарлатан. Мы изменили направление выработок, и вот, — Гогенгейм извлек из нагрудного кармана небольшую изящную статуэтку. Миниатюрный элой казался живым. Неведомый мастер в точности передал пропорции маленького гибкого тела. Корпус туземца был слегка наклонен вперед, ноги чуть согнуты в коленях, а правая рука протянута для рукопожатия.
— Восхитительно! И к тому же это подтверждает версию О'Тайли. Омни никогда не создавали своих изображений.
— Верно, насколько нам известно, это противоречило определенным этическим принципам, заложенным в основе их цивилизации. Зато все окружающее они копировали с маниакальной скрупулезностью, — Гогенгейм взял у Севрюгина статуэтку и спрятал ее в карман. — А что же ваши исследования, друг мой? Вы пропадаете в поселке уже третий день. Вам удалось разобраться в языке туземцев?
— И да, и нет. Я столкнулся с необычной аномалией. Если коротко, то язык, на котором говорят хэндши, весьма примитивен, он напоминает коммуникативные системы первобытных племен Земли. Но иногда в разговоре элоев проскакивают обороты и слова конструктивно сложные, свойственные цивилизации с высоким уровнем развития. Причем туземцы используют эти качественно иные лингвистические формы только в крайнем случае и с большой неохотой. Я думаю, необычные для элоев слова и выражения — следствие контакта с омни.
— А как насчет религии?
— Я уловил некий намек на культ, по всей видимости, связанный со смертью. На языке туземцев это звучит как «Зов Темного Друга».
— Какой-нибудь мрачный дух? Демон-проводник, вроде эллинского Таната?
— Сложно сказать. Это может быть персонификация одной из сил природы. Например, грозы или, скажем, моря.
— Не исключено. Вы заметили, что вокруг лагеря нет захоронений и останков умерших элоев? Так вот, мы голову себе сломали, разыскивая нечто подобное, пока не догадались изучить дно под обрывом.
— Они были там?
— Да, черт возьми. Множество костей, застрявших между скал и лежащих на дне.
— И все же это ничего не доказывает, — вздохнул Севрюгин, вспоминая свою первую ночь на Кетро и зловещий черный силуэт над обрывом.
— А как там наши близнецы? Вы не слишком замучили их лингво магнус?
— О, они в полном порядке. Я назвал их Вилли и Be.
С каждым днем, проведенным на планете элоев, Севрюгин все больше врастал в быт экспедиции. Он привык просыпаться затемно, завтракать со всеми, а потом вечером сидеть у костра с гитарой и кальяном. Гогенгейм даже шутил, что теперь у Константина тоже есть двойная профессия — контактер-музыкант.
Он регулярно бывал в деревне. Вилли и Be приучились встречать человека у входа в поселок. Правда, диалог с пушистыми аборигенами так и не получил развития. Севрюгин начал подумывать о том, чтобы покинуть Кетро.
Наконец он решился разделить близнецов, предположив, что кратковременная изоляция позволит выявить скрытый потенциал в одном из подопытных. До этого он уже пробовал отделять Вилли и Be от группы, но те оставались неизменно спокойны, что также выглядело необычно.
День выдался чрезвычайно жарким. Даже ящерицы, которые благосклонно относились к теплой погоде, не кружили в воздухе, скрываясь от зноя в тени расщелин и под пологом красного леса. Над блекло-зеленым горизонтом медленно и величаво плыли колоссальные башни кучевых облаков.
Для эксперимента Константин выбрал Вилли (за несколько дней регулярных диалогов с пушистыми хэндшами Севрюгин научился различать близнецов): он казался более расположенным к общению, чем брат.
Исполнив неизменный ритуал рукопожатия, контактер подхватил Вилли и понес его вдоль обрыва в направлении лагеря археологов. Элой молчал, удобно устроившись на руках Константина, а его мягкий короткий мех приятно щекотал кожу человека.
Добравшись до небольшого карниза, с которого уже можно было видеть белые крыши палаток экспедиции, Севрюгин остановился, ссадил элоя на землю и достал из нагрудного кармана оранжевый конвертик мобильного кабинета. Константин активировал распаковку, с нетерпением дожидаясь, пока спасительная тень тента укроет его от обжигающего внимания местного светила. Вскоре к его услугам было все необходимое для проведения исследований. Контактер с головой погрузился в работу.
— Буря, профессор. Будет буря! — Севрюгин поднял голову, прерывая медитацию. От лагеря вдоль обрыва к нему бежал О'Тайли.
Константин вышел из-под тента с Вилли на руках, запустил компрессию кабинета. Вечернее небо, нежно-лазоревое над головой и пастельно-розовое над морем, ближе к горизонту насыщалось алым, словно невидимый божественный художник, поддавшись внезапному порыву, решил написать закат не красками, но собственной кровью. И там, где пролился этот ихор, пространство вздыбилось тяжкими утесами огромных грозовых туч. Подолы этих невозможных, чудовищных фигур окрашивал тревожный багрянец, тело зияло темной синевой и лишь верхушки были девственно белы. Рыжий витязь солнца тонул в океане, посылая в довлеющие громады сонмы копий-лучей. Его неистовая огненная ярость боролась с мрачной мощью грозы. От этой борьбы, этой битвы небесных сил, воды внизу наполнились багровыми призраками и блуждающими тенями.
— Пойдемте, надо укрепить лагерь и укрыть униботы. — О'Тайли махнул рукой в сторону палаток.
— Но мне нужно отнести Вилли обратно в деревню.
— Не успеете, шторм идет слишком быстро. Придется этому малышу немного погостить у нас.
Ирландец не ошибся. Они едва успели закрепить «Финн» и «Куху-лин», как первые капли дождя забарабанили по корпусам униботов. Когда Севрюгин и О'Тайли достигли лагеря, лило уже вовсю.
Над палатками и костровым местом возвышался защитный купол. Сквозь него можно было различить тени археологов и оранжевый росчерк открытого огня. Мокрый насквозь, Константин протиснулся через мембрану входа вслед за ирландцем, подошел к костру, с удовольствием подставляя руки языкам пламени. И тут буря наконец достигла побережья.
Было слышно, как могучий порыв штормового ветра тяжко ударил в скалистую стену. Потом еще и еще раз. А затем небо над головами притихших людей вспыхнуло и раскололось. Согласные с грозовой артиллерией армии дождевых капель штурмовали купол.
Неунывающий Журибеда приготовил для притихших археологов ароматный глинтвейн и уже собирался угостить пряным варевом намокшего элоя. Но Севрюгин вовремя отнял туземца у радушного повара, посадил малыша к себе на колени и принялся расчесывать свалявшийся мех.
Прошло не менее двух часов, прежде чем громовые раскаты начали стихать, удаляясь в сторону материка. Люди оживились: кто-то позвал Остапа, требуя добавки, Пьетро отправился в палатку за кальяном, а О'Тайли, к всеобщему удивлению, извлек из кармана потрепанную губную гармошку и принялся наигрывать на ней какой-то веселый ирландский мотивчик.
Неожиданно Вилли издал странную переливчатую трель, а потом его маленькое тельце выгнулось дугой и забилось в руках Севрюгина.
— Неужто это моя чертова музыка? — О'Тайли отбросил инструмент и подскочил к Константину, помогая тому удержать рвущегося из рук элоя. Остальные участники экспедиции сгрудились вокруг
