«Если», 2009 № 06

— Нет, — неуверенно сказала Сара.

— Если вам кажется, — грустно произнес Алкин, — что я перескакиваю с темы на тему, то это не так. Сейчас поймете. Так вот, антропный принцип… Почему наша Вселенная такая, какая есть? Именно с такими мировыми постоянными, с такими атомами, законами природы? Могла бы постоянная Планка оказаться иной, верно? Почему же — такая? Да потому, что иначе жизнь на Земле не могла бы возникнуть. Во вселенной с другими законами жизнь, подобная нашей, была бы невозможна.

— Я знаю! — воскликнула Сара. — Видела или читала, не помню. Жизнь — такая редкая штука, что случайно появиться никак не могла. Значит, человека создал Бог, верно?

— Если хотите, думайте так… Ведь если Вселенная единственная, то действительно очень трудно принять, что такой, как нам нужно, она оказалась совершенно случайно. Вы знаете, сколько и каких разных условий должно было сложиться, чтобы на Земле возник человек? Это была моя дипломная работа — подсчитать число условий. Сто двадцать восемь, и наверняка я не смог учесть все. Если бы постоянная Планка оказалась на пару процентов меньше, нас бы не было. Если бы гравитационная постоянная оказалась на пару процентов больше или меньше, нас бы не было. Если бы пространство имело не три, а любое другое число измерений, нас бы не было. Если бы масса электрона была иной, нас бы не было. Если бы Солнце располагалось чуть ближе к центру или чуть дальше, нас бы не было. Если бы… Ну, что я буду перечислять, Сара! Сто двадцать восемь условий, и все важнейшие, включая, к примеру, нашу Луну — если бы не было Луны, то не было бы и нас, а ведь образование Луны, как сейчас считается, процесс совершенно случайный! Столкновение Земли с астероидом нужной массы могло произойти, а могло и нет.

Есть несколько формулировок антропного принципа, — продолжал Алкин после небольшой паузы. — Первую предложил советский философ Идлис полвека назад. Сейчас этот принцип называют слабым: Вселенная такова, потому что, будь она другой, наблюдать ее было бы некому. Есть еще сильный антропный принцип: Вселенная такова, чтобы в ней мог появиться человеческий разум. С момента Большого взрыва все — без исключения! — процессы во Вселенной протекали таким образом, чтобы на Земле могло возникнуть человечество. Даже динозавров убил метеорит, потому что, останься на Земле динозавры, человек не стал бы царем природы. И ледниковый период закончился вовремя: продлись он еще пару тысячелетий, и человек, не умевший защитить себя от холода, вымер бы, как многие другие животные. Те же мамонты, например… А я предложил абсолютный антропный принцип! Тринадцать миллиардов лет Вселенная поддерживала условия нашего выживания. Она и сейчас эти условия поддерживает, расширяясь именно с такой скоростью и таким ускорением, какие нужны, чтобы на Земле сохранялись комфортные для нашей жизни условия. Вселенная такова: она, если говорить по-русски, «заточена» под нас.

Но если верен абсолютный антропный принцип, получаются два вывода. Первый: во Вселенной существует только один разум — наш. И второй: если Вселенная всегда была именно такой, какая нужна для нашего выживания, то, значит, и в будущем она, Вселенная, будет ограждать человечество от всего, что может нас погубить. Без нас, людей, Вселенная существовать не может. Это абсолютный антропный принцип…

— И значит, — подхватила Сара, — без Бога не обойтись, вы это хотите сказать? Бог следит за своими детьми и убирает камни с их дороги.

— При чем здесь Бог? — не на шутку рассердился Алкин. — Ох, простите, Сара… Я не богослов, я даже не философ, я физик. Я математику использовал, а не Библию. Как объяснить в двух словах, чтобы было понятно?… Хэмлин сказал, что Вселенная — фермион, и одним словом описал всю мою работу, все мои выводы. Вот почему меня так поразила его статья! Вселенная — фермион. В ней не могут существовать системы, которые находятся в одном квантовом состоянии. Звезды светят за счет синтеза атомов и не иначе. Планеты образуются из газопылевых облаков и не иначе. И так далее. Одна истина, одна правда. И разум возможен только один. Существование иного разума в нашей Вселенной запрещено квантовыми законами. Вот что на самом деле доказал Хэмлин. Разум на Земле — только на Земле! — должен был возникнуть и не исчезнет, пока существует Вселенная. Даже если случится атомная война, человечество выживет и выйдет в Большой Космос. Даже если упадет гигантский астероид (а он не упадет, будьте уверены, это противоречило бы абсолютному антропному принципу — такому же закону природы, как закон тяготения!), все равно мы выживем и выйдем в космос. Понимаете?

— Да, — зачарованно произнесла Сара.

Вряд ли это было правдой.

— Значит, есть и вселенные… ну… бозоны?

«Это она спросила?»

— О! — воскликнул Алкин. — Именно! Вы умница, Сара, я вас люблю!

Слово было сказано, но не замечено, оно вырвалось из клетки подсознательного, не понятое, не оцененное, и Сара тоже услышала, не услышав — не пожелав услышать, как ускользает от понимания невпопад произнесенная фраза.

— Конечно, — продолжал Алкин. — Есть другие вселенные, не только наша. Собственно, из антропного принципа это следует однозначно. Есть множество, может, даже бесконечное число вселенных с другими законами природы. В Большом взрыве возникло множество разных миров, и мы живем в этом, потому что условия здесь подобрались такие, какие нужно. Вы правы, Сара: есть среди множества вселенных, возникших в Большом взрыве, миры-фермионы и миры-бозоны. Фермионы — вселенные, где всякий класс явлений возникает в единственном варианте: один принцип звездной эволюции, один принцип образования планет, один-единственный разум. А есть миры-бозоны, где могут сосуществовать и взаимодействовать разные законы природы, разные принципы устройства жизни, и разумов там множество, потому что их возникновению не мешают квантовые законы. Это удивительные миры, Сара! Немыслимое разнообразие форм, не то что в нашей Вселенной!

— Я устала, — сказала Сара. Получилось не очень прилично, но Сара почему-то знала, что поступила правильно и Алкин ее поймет. Лицо его, сосредоточенное на том, чтобы правильно выразить мысль на все- таки не родном языке, прояснилось, Саре даже показалось, что разгладились складки в углах губ.

— О! — Алкин поднялся. — Простите. Вы так внимательно и хорошо слушали, что я мог бы говорить до утра. Наверное, вам пора? Я вас задерживаю?

«Тайлер не звонил», — подумала Сара. Неужели прошло слишком мало времени, хотя ей показалось, что уже глубокий вечер? Она посмотрела на часы: без четверти пять. Действительно, еще и час не миновал, как они вошли. Время будто растянулось. Теория относительности? Наверное. Слишком сильное здесь притяжение, вот время и замедлилось.

— Все это очень интересно, — неуверенно произнесла Сара, подумав, что кроме физики здесь было сказано еще что-то, важное для обоих. — Но какое отношение это имеет к гибели Хэмлина?

— Я хотел объяснить, — смущенно произнес Алкин. — Но если вы устали… Может, в другой раз?

На этот вопрос мог быть только один ответ: «Конечно, как-нибудь в другой раз», но Сара сказала:

— Нет. Я хочу знать, но пока ничего не понимаю!

— Хорошо… — начал Алкин, и в этот момент в сумочке Сары зазвонил наконец телефон. Наконец? В иное время она так бы и подумала, но сейчас возникло раздражение, которого Сара не сумела скрыть, и Бакли (конечно, это был он) сразу почувствовал ее изменившееся настроение.

— Что-нибудь не в порядке? — его беспокойный голос был слышен Алкину, хотя он вряд ли мог разобрать каждое слово.

— Все нормально, — Сара сосредоточилась, и голос зазвучал, как обычно, с интонациями, к которым Тайлер привык за время их знакомства. — Я ждала твоего звонка.

— Можешь ехать, — сообщил Бакли. — Пробки уже нет, и погода замечательная после дождя. Только не торопись, дорога мокрая.

— Сейчас выезжаю.

— Поужинаем вместе.

— Хорошо, — согласилась Сара без энтузиазма.

— Мне действительно пора, — сказала Сара, бросив телефон в сумочку. — Но я не поняла вашей логики, Алекс, хотя и узнала много для себя нового. Какое это имеет отношение…