Мейсиус очень медленно поворачивает голову вслед машине. Бентон возвращает машину в колею.
– А вон и второй, - говорит он, указывая вперед. Где-то на краю видимости маячит черная точка.
Бентон проезжает еще сотню метров, останавливает машину и жмет на клаксон. Над полем разносится оглушительный паровозный гудок.
Мейсиус ложится в колее на живот и ползет к машине.
– Ублюдки… - произносит Бентон, глядя на Мейсиуса в зеркало. - Гребаные маменькины сынки, не умеющие завести старый дизель зимой. Вы же нас чуть не угробили.
Поворачивается к Боулзу. Тот по-прежнему лежит, свернувшись калачиком. В правой руке у него пистолет.
– Больно?
– Немного легче. Почему он нас отпустил?
Бентон задумчиво крутит в пальцах сигарету.
– Он сначала разогнал нас по лесу, - говорит Боулз. - А потом ловил по одному. Ловил и… отпускал. Медведь. Настоящий медведь. Я чуть не умер от страха. Я, наверное, седой теперь.
Бентон протягивает руку и осторожно приподнимает на Боулзе шапку. Нахлобучивает ее обратно.
– Ну не молчи! - просит Боулз.
– Ты рыжий, - говорит Бентон. - Типичный рыжий британец.
– Почему он нас отпустил?
Бентон снова закуривает.
– Помнишь, - говорит он в перерывах между затяжками, - мы весной ездили на чемпионат по рыбной ловле? И что ты делал с форелью, которую ловил?
– Я… Я ее отпускал. Так положено.
Бентон отворачивается и смотрит в зеркало. Потом вперед.
– Ползут ублюдки, - говорит он. Стряхивает пепел. Рука у него сильно дрожит.
– Не может быть… - шепчет Боулз. - Не может быть…
Точка на горизонте постепенно увеличивается в размерах.
2009 г.
Марина и Сергей Дяченко
ЛИХОРАДКА
На перевале автобусы двигались медленно: казалось, они переставляют колеса, будто ноги, нащупывая дорогу. Девчонки зажмуривались и слегка визжали. Парни, наоборот, липли к окнам; Руслан сидел с правой стороны, ближе к пропасти, и тоже поглядывал, хотя его тошнило. Смотреть было не на что - пустота, туман, временами липкий дождь, превращавший мутное стекло в фасеточный глаз. Автобусы витали в киселе, едва угадывая камни шипастой резиной покрышек. Потом вдруг туман разошелся, открылись дальние склоны, белые и серые; казалось, в этом месте землю кромсали огромные челюсти, и она встала дыбом. Руслан никогда не видел таких холодных, злобных гор.
– Прошли перевал, - в микрофон сказала руководительница группы, и голос ее дрогнул от волнения. - Через несколько дней он закроется на всю зиму. А мы его уже прошли. Сядьте на места! Запрещено вставать! Пристегните ремни…
Из душнрй глубины салона прилетел комок жеваной бумаги. Загоготал хрипловатый голос - Джек, кто же еще. Руслан поежился.
– Джек, немедленно сядь! - рявкнула воспитательница в микрофон. - Мы проходим опасный участок трассы!
Дождь за окном сменился снегом. Мокрые снежинки бились о стекло, как медузы о набережную; Руслан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Водитель включил музыку - по несчастному совпадению, это оказался саундтрек из фильма «Arizona Dream». Меньше всего Руслан хотел бы слышать это сейчас. Потому что ему сразу вспомнилось: машина, лето, он сидит на заднем сиденье, в центре, и через плечи родителей смотрит на дорогу. Видит ленту асфальта, помеченную пунктиром, тополя и цветущие липы на обочинах, чуть оттопыренное ухо отца, профиль мамы - она повернула голову и что-тo говорит. Отец кивает и ставит вот эту мелодию…
Автобус повело на повороте. Завизжали девчонки, а Джек громко крикнул: «Упс!». Автобус выправился и покатил дальше, кто-то захохотал, как на аттракционе в парке, а песня в динамиках звучала, как ни в чем не бывало.
Автобус шел, все еще притормаживая, но двигаясь куда увереннее, чем минуту назад. Они в дороге четыре часа, и не меньше часа впереди. Так говорили: от перевала час езды, по плохой дороге полтора. В сетчатом кармане, пришитом к спинке кресла перед Русланом,, болтались на дне пластиковой бутылки несколько глотков воды.
Он хотел, чтобы дорога закончилась и чтобы она не заканчивалась никогда. Часы, проведенные в душном и тесном салоне, были передышкой, безвременьем, с которым можно смириться. А там, в санатории, придется признать, что ты приехал и дальше некуда бежать. Ты «дома».
– Вот мы и дома!
Четыре автобуса выстроились на площадке перед двухэтажным корпусом. Здание казалось серым, как горы, и таким же старым.
– Всем сидеть! Выйдете из автобуса по команде! Джек, сидеть, я сказала! Порядок будет такой: первым делом берем из багажного отделения свои вещи. Потом складываем их под крыльцом, где укажет комендант. Потом отправляемся на обед и только потом… Артур, ты меня слышишь? Потом заселяемся в комнаты по шесть человек. Нет, не кто с кем хочет, а как укажет воспитатель! Выходим!
Руслан спустился по лесенке одним из последних. Перед корпусом собралась группа взрослых, их лица не понравились Руслану. Комендант - щекастый увалень, две поварихи с масляными улыбками, врач в неприятном белом халате, техник - мужичонка в синем комбинезоне. Воспитатели шумно работали - быстро и властно строили новоприбывших. Это были опытные люди с ухватками дрессировщиков, они прекрасно понимали, как «надо себя поставить». Начальник стоял в расстегнутом пальто, чтобы виден был костюм с галстуком. Может, он искренне считал, что костюм и в особенности галстук добавят ему авторитета. А может, человеку, надевшему партикулярное платье, нечего бояться мировых потрясений.
