Черная громода с колебающимся знаменем быстро двигалась мимо кулаковских окон, дробно отбивая шаг. Казалось, что люди не сапогами выстукивают мостовую, а дробят густыми залпами из винтовок.
Склонившийся над подоконником Пантелеймон Иваныч чувствовал, что его треплет лютая лихорадка.
С пересохших губ его срывался и падал в тьму улицы шопот:
— Вот оно… началось!.. Рабочие… с нашей фабрики… железнодорожники… стругалевцы… все!.. Сволочи!.. Поднимутся ватагой… рухнут все планы… все пропадет… все…
Шопота его никто не слыхал.
Когда поющая толпа прогромыхала мимо и стала удаляться, спускаясь к центру города, в опустевшую улицу из-за угла мелькнула черная тень женщины в коротенькой юбочке, в пальто, оттороченном мехом, в шляпке и с зонтиком в руках. Она прыгнула на парадное кулаковского дома и скрылась в темном коридоре. Вверху остановилась перед квартирой Кулаковых и быстро принялась давить кнопку электрического звонка.
Из-за двери Маша спросила:
— Кто здесь?
— Это я, — ответила Ленка-Вздох. — Я, Елена…
— А-а, — протянула Маша и щелкнула затвором.
Распахнув дверь, Маша пропустила вперед себя Ленку, приговаривая:
— Пожалте… дома они… велели принять… Мириканец тоже здесь…
Феоктист БЕРЕЗОВСКИЙ
Глава XI. Двойник
Когда в четыре инженер Куковеров шел от Струка к себе, в гостиницу, на перекрестке Гоголевской и Шоссейной он увидел у газетного киоска человека в прорезиненном пальто и в кепи, сдвинутой на затылок. Человек спросил «Огонек» и, развернув журнал, стал в трамвайную очередь на мостовой. Он внимательно пробегал, казалось, страницы и, отрываясь изредка, равнодушно скользил взглядом по тротуару, сплошь забитому в этот час возвращавшимися со службы людьми.
Инженер Куковеров тоже подошел к киоску и тоже спросил журнал; пока газетчик отсчитывал сдачу, быстрым и внимательным взглядом он окинул очередь и сзади посмотрел на человека в прорезиненном пальто и в кепи, сдвинутой на затылок: журнал, который человек читал так внимательно, был перевернут в его руках вверх ногами!
Куковеров взял сдачу, повернул за угол и, не спеша, пошел по Шоссейной, изредка останавливаясь у магазинных витрин. В зеркальных стеклах витрин видна была улица и противоположный тротуар; на другой стороне, человек в прорезиненном пальто и и кепи, сдвинутой на затылок, медленно шел и тоже останавливался у витрин и афишных столбов. У клуба печатников старый грек, на лотке которого висела табличка с надписью, что здесь производится «моментальная поцинка подметок, а также шнурки», почистил Куковерову желтые, остроносые башмаки; человек в прорезиненном пальто купил на другой стороне улицы пирожок с маком и долго, скучая, ел его, присев на чугунной тумбе у ворот городского палисадника. Грек кончил чистить, стукнул черным костлявым пальцем по носку блестящего башмака и спрятал гривенник, отерев его бархаткой, в ящик; Куковеров на этот раз очень быстро пошел по улице дальше и стремительно завернул в угол. Есть известное каждому агенту примитивное правило уличной слежки и наблюдения. Когда человек, за которым следят, поворачивает за угол, то тот, который следит, идя сзади, должен мысленно, применительно к походке повернувшего отсчитать время, за которое тот может сделать пятнадцать или двадцать шагов, и только спустя это время появиться за углом, чтобы не уменьшить при повороте той минимальной дистанции, которая всегда должна сохраняться между ними.
Куковеров, повернув, остановился сразу же у водосточной трубы на углу и развернул, напряженно глядя в бок, журнал; через две минуты из-за угла показался человек в прорезиненном пальто; косым взглядом он окинул улицу и, заметив Куковерова, не спеша, прошел дальше.
Этого человека Куковеров встретил сегодня, возвращаясь от Струка, уже четвертый раз; он вспомнил сейчас же и сопоставил с этим тот факт, что деловые бумаги в его запертом столе у Струка каждый раз очень аккуратно бывают переложены к утру в другом порядке, что от телефона, по которому он говорит в странном особняке, в первый же день, как он приступил к работе, сделали под каким-то предлогом отводку в задние комнаты, куда он ни разу не проникал еще, вспомнил, наконец, преувеличенную и неприятную любезность, какую проявляет к нему Струк, и для него стало совершенно очевидным, что за ним следят.
Усмехнувшись чему-то, он сел на извозчика и поехал в гостиницу «Бельвю». Малый в ливрее с галунами, похожий па певчего из капеллы, встретил его, улыбаясь приятно, как всегда улыбаются в гостиницах постояльцам, которые занимают лучшие номера.
— Позабыли что-нибудь опять? — спросил малый и услужливо очистил на ходу пыль и краску, в которую инженер испачкал, стоя у трубы за углом, пальто.
— Нет, что? Ничего не позабыл, — немножко удивленно сказал Куковеров, и, не придав этому вопросу значения, поднялся к себе наверх.
Не раздеваясь, он подошел к телефону и вызвал номер шесть-восемьдесят четыре.
— Алло! — сказал инженер, и быстро и непонятно прибавил: — скорый номер семь, Москва — Севастополь?
— Опаздывает на час двадцать! — глухо ответили в трубку: — слушаю…
Тихо и с осторожностью, подбирая, видимо, слова, инженер сказал:
— Угол Шоссейной и Гоголевской, Шоссейная и сквер, — что вы там имеете? Что? Нет, нет, на самой улице… В частности: блондин, лицо бритое, лоб в оспинках, открытый, прорезиненное пальто, на ногах черные краги… Нет? Хорошо. Больше ничего. Встреча как всегда…
Взгляд его впервые скользнул сейчас по комнате и странный беспорядок, который царил в номере, сразу бросился ему в глаза: разрытый его чемоданчик был перевернут вверх дном, в нескольких местах вырезан ножом, и бумаги и вещи, которые в нем были, в беспорядке валялись на полу; подушки, простыни и одеяло на кровати сброшены были в угол, и пружины и клочья волоса и тряпья лезли из вспоротого тюфяка; обрывки каких-то бумаг и газет валялись в отодвинутом от стены и раскрытом шкафу, и даже зубной порошок дочиста был высыпан из коробки «Одоль» в умывальник.
Инженер Куковеров запер дверь и, быстро шагнув, приподнял край ковра под круглым столиком у окна. Под ковром он ощупал что-то рукой, потом заглянул под ковер, светя спичкой, и выражение напряженного беспокойства исчезло с его лица. Он поставил столик на место, поспешно прибрал разбросанные вещи, позвонил и, когда пришел вызванный малый снизу, спросил, кто заходил к нему, или кто справлялся о нем в его отсутствие. Малый ответил, что никто не справлялся, а зайти и подавно никто не мог, потому что это, слава богу, первоклассный отель, а не постоялый двор, и в отсутствие гостя, — как сказал вышколенный малый, — никто не посмеет отворить его номер. К тому же, как гражданину Куковерову хорошо известно, он никогда не оставляет ключа в гостинице, и даже уборка производится при нем, в вечерние часы. Малый обеспокоенно мигал белесыми, выцветшими глазами и настойчиво желал узнать, чем вызван этот вопрос гражданина Куковерова.
