стражников и тех, кто стоял поближе к Жанне на большом помосте (с тайным пожеланием, чтобы какая- нибудь угодила в нос мерзкому епископу Кошону), и еще несколько — в толпу. Грохот и вспышки взрывов заставили народ метнуться прочь.
— Жанна! — заорала Кейт. — Сюда!
Жанна помедлила лишь долю секунды и прыгнула с помоста прямо на вторую лошадь.
Через перепуганный люд к ним пробивались все новые английские рыцари. Кейт метнула в них гранаты, и они с Жанной погнали лошадей сквозь толпу.
Потребовалась только одна граната, чтобы очистить дорогу и избавиться от погони, и вот они уже грохотали к главным воротам Руана, а вслед им неслись стрелы и болты из арбалетов. Оставшаяся световая граната взломала построение пикейщиков у самых ворот, и тогда Кейт достала последнее свое оружие — самопальную термитную гранату (спасибо чертежу физика-старшекурсника, который был так добр, что нарисовал его наспех, обманутый историей: дескать, Кейт собирает материал для рассказа). Когда они проезжали арку, Кейт бросила ее себе за спину, в раствор ворот. Взрыв озарил арку ярчайшим заревом, которое, по замыслу Кейт, должно было надолго блокировать выезд из города.
«Хороший бы вышел фильм», — пробилось сквозь облегчение и ликование, когда две всадницы уносились прочь от города.
Они скакали, пока Руан не скрылся из виду; тогда Жанна пустила уставших лошадей шагом и повернулась к Кейт.
— Кто ты, добрый сэр, что мечешь молнии из рук?
Рассмеявшись, Кейт стащила шлем, от облегчения у нее голова шла кругом.
— Я Кейт.
Жанна уставилась на нее изумленно.
— Женщина? Такая же, как я? — Перекрестившись, Жанна покачала головой. — Ты ангел или ведьма?
— Ни то, ни другое. Просто женщина.
— Такой довод и я приводила, — сказала Жанна. — Ты сама видела, помогло ли мне это.
— Ну, да. — Кейт вытащила крестик, который носила по привычке и из увлечения Жанной. — Видишь? Со мной все о'кей.
— О'кей? — протянула Жанна, рассматривая крестик. — Можешь себя осенить?
— Перекреститься? Конечно. — Кейт выросла в католической семье, но давно перестала верить в ритуалы, однако жесты еще помнила. — Видишь? И «Отче наш» тоже могу произнести.
— Без запинки? — с долей самоиронии спросила Жанна. — Требовать не стану, потому что сама не поддалась, когда на меня наседали в надежде, что я дам им какой-нибудь повод для обвинений. Но если ты просто женщина, как же ты сумела остановить англичан?
— Ты про гранаты? Они, как петарды, только лучше.
— Гораздо лучше! Не надо долго поджигать запал, тем самым предупреждая врага, что собираешься пустить оружие в ход. У тебя таких много?
Кейт качнула головой.
— Я все истратила, чтобы выбраться из Руана.
— Тогда жди погони. — Жанна свернула с тракта и ринулась напрямик, по бездорожью с предельной скоростью, какую только могли выдержать лошади. — Нужно двигаться быстро и незаметно, через лес или по оврагам. Но это ты и сама знаешь.
— Да-да, знаю, — быстро согласилась Кейт, с внезапной тревогой оглядываясь назад.
Жанна же смотрела перед собой и дышала глубоко.
— Святая Катерина сказала мне, что я буду спасена, и женщина по имени Кейт исполнила ее обещание. Как может кто-то сомневаться в слове Господа? Знаю, Его рука проведет и направит нас!
— Можно найти какое-нибудь безопасное место, — с надеждой сказала Кейт. — Где никакие враги нас не отыщут. Абсолютно безопасное!
Жанна на нее посмотрела недоуменно: поразительно яркие глаза при темных волосах, остриженных коротко, по мужской моде того времени; а Кейт продолжала:
— Я нас обеих могу туда доставить.
— И где же оно?
— Мой дом. Очень далеко отсюда. Но мы можем попасть туда в мгновение ока.
Взгляд Жанны стал испытующим.
— Ты ведь не колдунья или демон, посланный меня искушать?
— Нет!
— Очень далеко отсюда, — повторила Жанна. — По-французски ты говоришь странно. Твой дом, и верно, очень далеко от Франции.
— Да, — признала Кейт.
— И вернуться мы можем так же быстро?
— Нет.
— А вообще мы сможем вернуться?
Сообразительная (как и доказывали протоколы суда) Жанна тут же задала вопросы, которые, как надеялась Кейт, возникнут у нее много позднее. Кейт хотела солгать, заверить Жанну — мол, да, конечно, но с губ сорвалось:
— Нет.
Жанна кивнула, сделала еще один глубокий вдох и улыбнулась Кейт:
— Тогда я не могу туда поехать, даже если ты ангел. Мне нужно снова на юг, нужно найти друзей, служить французскому королевству и моему господину.
— Карлу? Королю Карлу? Который бросил тебя в плену и ничегошеньки не сделал, чтобы тебе помочь?
— Мой господин — Господь, — мягко сказала Жанна. — Я служу королю Карлу, которого просила бы тебя не поносить, я служу королевству Франция, я служу народу Франции, но прежде всего я служу моему Господу.
— М-м, прошу прощения. — Кейт не приходило в голову, что так трудно будет убедить девушку, которую предали свои же, с которой ужасно обращались англичане и которая только что избежала мучительной смерти. Даже смотреть на нее было больно. Видеть следы болезни и истязаний. — Ты уже сделала то, что должна была. Англичане уйдут из Франции. На это потребуется еще какое-то время, но они потерпят поражение.
Жанна не ответила, только рассеянно смотрела, словно прислушиваясь к чему-то, чего Кейт слышать не дано. Через несколько мгновений ее взгляд сфокусировался, и она поглядела на Кейт.
— Мои голоса говорят, что я должна остаться. Моя миссия еще не завершена. Господь желает от меня большего. Вот почему я была спасена.
— Нет, подожди!
Это неправильно! Благодарная Жанна, прозорливая Жанна, умная Жанна, которая забалтывала на суде ученых инквизиторов, которую бросили друзья и союзники, которую били столько, что ее воля готова была сломаться, должна была понять, что ей нужно отправиться с Кейт!
— Я знаю: ты считаешь, что голоса тебе кое-что сообщают, но женщины часто так говорили, поскольку общество не допускало, что у женщин могут быть собственные мысли. Поэтому женщины утверждали, что идеи им внушают голоса или духи. Со мной тебе не надо притворяться. Я знаю, что ты умна. То есть тебе едва исполнилось двадцать, а посмотри, сколько ты уже успела.
Но вид у Жанны сделался озадаченный.
— Тебе, похоже, немало обо мне известно, но многое из того, что ты знаешь, как будто о другой женщине…
— Я столько лет изучала тебя, я всю жизнь тобой восхищалась!
— Всю жизнь? — Жанна рассмеялась, но неуверенно, словно в заточении отвыкла от какого-либо веселья. — Мы же вроде ровесницы.
— Мне двадцать три.
— Тогда ты могла слышать обо мне только несколько лет! И должна тебе сказать: то, что ты слышала,
