их намерении при неудаче свалить все на нее. Детские шалости по сравнению с тем, что вытворяли вельможи прежних дней. Чтение хроник, благодарение Кугелю, вооружило знаниями, стоящими полка, а то и небольшой армии.
Наследник смотрел на Зенобию глазами новорожденного вьюка.
— Моя Ильзе заждалась, — сказал он. — Я настаиваю на сватовстве.
— Регентский совет сразу же начнет переговоры, — ответила Зенобия.
— Какой совет? — одновременно спросили наставник и маршал.
— Дабы пресечь распри между достойнейшими мужами, составим из них регентский совет, как это случилось во времена герцога Тилле.
— Совет из двух человек? — нахмурился Фалин.
— Из трех! — Зенобия указала на брата Навассара.
— Два, три… несущественно, — мягко сказал Гаэтано. — Важно, кто его возглавит, то есть станет регентом. Члены же совета вправе его низвергнуть, как случилось, кстати, именно во времена Тилле.
Маршал сведущ в хрониках, отметила про себя Зенобия.
— Каждый из вас, досточтимые, — сказала она, — будет продвигать людей преданных. У каждого большая родня, которая ждет милостей и преференций. Начнется соперничество, и ко дню возведения на трон страна разорится. Я — бедная дочь хранителя маяка — не имею никого, кто мог бы попрекнуть невниманием к родне.
Гаэтано громко рассмеялся.
— Ты хочешь войти в регентский совет? — прищурился наставник.
— Друг мой, — весело сказал маршал. — Она только что объявила себя регентшей, а совет — нам в утешение.
— Она не может…
— Может, и я хотел бы посмотреть на того, кто ей помешает.
— Не я, — сказал брат Навассар.
После долгого молчания наставник Фалин наконец выдавил:
— И не я!
Народ принял весть о том, что от имени наследника Гугона будет править Зенобия, с должным ликованием. Рассказы о налоговых послаблениях от городка к городку и от села к селу становились все приятнее для слуха мелких торговцев и знатных землевладельцев. По совету Гаэтано, в одном из первых рескриптов Зенобия отменила на два стоднева акцизы на вино и пиво. После этого лавочники и владельцы виноградников перегрызли бы горло любому, кто высказался бы неуважительно о ней. Женщины умилялись тому, что бедная сирота вознеслась на самый верх. Благочестивые братья в назидательных беседах рассказывали, как кротость и смирение вознаграждаются силами земными.
Самой Зенобии в эти дни кротости не хватало. Минуты торжества были краткими, все остальное утомляло, раздражало, а порой приводило в ярость. С утра до вечера общалась с людьми, просящими для себя или родственников. Всем надо улыбаться, благосклонно говорить приятные слова и обнадеживать, ничего наверняка не обещая.
Регентский совет собирался каждый день. Опасались, что Пандухт перейдет Рису, что северные бароны начнут сводить счеты друг с другом, боялись недовольства в гвардии — измена могла глубоко проникнуть в ее ряды. Зенобия сгоряча предложила напасть на Пандухта, но маршал растолковал, сколько на это потребуется времени, средств, фуража, а главное, желания войск сражаться. Посоветовала вызвать северных баронов и перевешать всех на Черном дворе. Фалин с явным сожалением сказал, что бароны прибудут со свитой, этакими маленькими армиями, и тогда начнется война в городе.
Вскоре Зенобия вспомнила некоторые наставления из хроник и поняла, что можно властвовать, но не обязательно править. Реже стала посещать регентский совет, подписывала не глядя рескрипты и даже во время больших приемов старалась быстрее покинуть тронный зал и вернуться к себе и небесному оку. Люди наскучили ей. Власть тоже.
Время шло, скоро наследник должен был сесть на трон. Маршал и наставник опять вызверились друг на друга, и только благодаря увещеваниям брата Навассара дело не доходило до стычки.
В один из вечеров к Зенобии внезапно явились наставник Фалин и хранитель Кугель.
— Столь позднее наше присутствие, высокородная госпожа, — значительно произнес наставник, — связано с некоторыми открытиями, которые произвел наш мудрейший хранитель.
Хранитель выглядел несколько смущенным.
— Открытия столь важные, что они могут потрясти основы, — продолжал наставник. — Дело в том, что в генеалогических таблицах обнаружились твои высокородные предки. Причем такие, что твои права на трон становятся более законными, чем у этого прыщавого юнца.
На миг всколыхнувшееся: «Я знала, я всегда знала, что я особая», — мгновенно угасло, стоило еще раз взглянуть на Кугеля.
— Ах, досточтимые господа, — вздохнула Зенобия. — Нашему доброму хранителю не составит труда проследить родословную от любого вьюка до самого герцога-основателя.
— Не так грубо, — пробормотал, морщась, хранитель. — Изначальные роды и впрямь начинались с малого числа обитателей. В запретных книгах есть списки первых поселенцев, прибывших на Сариссу.
— Откуда прибывших? — спросила Зенобия.
Кугель скосил глаза на наставника. Тот пожал плечами.
— Есть разные предания, но не в них суть, — хранитель закашлялся. — Главное — все мы родственники друг другу, если глубоко копнуть.
— Спросим у брата Навассара, — мягко сказала Зенобия. — Дабы не впасть в соблазны Врага.
— Да нет никакого!.. — вспылил наставник.
Тут Кугель замахал на него руками, и он замолчал.
— Брат Навассар разъяснит, когда следует понимать его слова буквально, а когда аллегорически, — сказал Кугель.
— А Стража Благочестия тоже ссылается на аллегорию? — усмехнулась Зенобия.
— Это пустое, — раздувая ноздри, сказал наставник. — Я не хочу дожить до того дня, когда Гугон разрушит все, что созидали его предки. Тебе благоволит удача, ты внемлешь добрым советам, тебе и править.
В тишине можно было расслышать, как потрескивают язычки пламени в светильниках.
— Это речь изменника, — сказала Зенобия. — Ты испытываешь меня?
— Такими словами не испытывают, — ответил Кугель. — Страна нуждается в крепком управлении, ибо впереди годы бурь и войн. Наследник слаб и неумен и не отличит доброго совета от худого.
— Я поразмыслю над этим, — ответил Зенобия.
После того как наставник и хранитель откланялись, она долго сидела в кресле, уставившись на круглый щит, висящий над камином. Кто она — щепка, которую волна несет на утесы, или утес, которому не страшны щепки? Беспричинное веселье овладело ею, она смеялась и не могла остановиться, пока слезы не потекли по щекам, выгрызая протоки в толстом слое пудры.
Впрочем, когда у нее объявился еще один гость, она была спокойна и привела себя в порядок. Но когда маршал Гаэтано, слово в слово повторив наставника, предложил ей стать герцогиней, она опять начала смеяться и чуть не потеряла сознание…
Регентский совет укрепил Зенобию в подозрениях: это не жесты отчаяния знатных вельмож, а тщательно составленный заговор. Брат Навассар изобразил удивление, но призвал ее следовать голосу разума. Значит, и он в заговоре, а то и возглавляет его. Она понимала, что им выгоден человек со стороны, чтобы он опирался на тех, кто привел его к власти. Из хроник она знала, что сообщников рано или поздно отдаляют от трона. Но нигде не упоминалось, как можно быстро подмять под себя три главные силы герцогства — кавалеров, гвардейцев и братьев.
Фалин обещал порядок во всех, даже самых далеких землях; Гаэтано грозился разбить Пандухта и объединить запад и восток; брат Навассар намекал, что если эти планы сбудутся, то Сарисса вновь станет королевством.
