Он содрогнулся.
Чесни, видя, как мать не слишком хорошо воспринимает нелицеприятные высказывания преподобного, решил, что сейчас самое время сменить тему.
— Мистер Хардейкр, — вмешался он, — я Чесни Арнстратер.
Хардейкр смерил его взглядом:
— Но вы не муж?
— Сын. Нам нужно поговорить с вами.
Священник покачал почти безволосой головой:
— Вряд ли я сейчас смогу быть кому-то полезен, сынок. И еще большой вопрос, был ли полезен раньше. Я подцепил вирус совести.
— Да, и в этом моя вина, — признался Чесни.
Хардейкр настороженно уставился на него:
— В таком случае вам лучше войти.
Он повел их в роскошно обставленную в стиле Средневековья гостиную: выложенный каменными плитами пол, по которому была разбросана дюжина персидских ковров, высокий сводчатый потолок, с которого спускалась кованая люстра с позолоченными завитушками. По одной стене тянулись высокие окна в мелких переплетах со шторами из темного бархата, в дальнем конце высился камин, где можно было зажарить быка, а над камином висел портрет маслом в рост человека. На портрете красовался преподобный Билли Ли в позе Чарлтона Хестона,[4] изображающего Моисея, перед которым вот-вот расступится Красное море. Скрытое освещение омывало портрет сиянием, рассчитанным на то, чтобы с порога приковать взгляд любого гостя к столь выдающемуся произведению искусства.
Перед камином стояли массивные кресла, обитые бычьей кожей. Чесни подумал, что мебель рассчитана, скорее, не на удобство, а на то, чтобы произвести впечатление, и, решив не заморачиваться светской беседой, сразу приступил к делу:
— Я случайно стал причиной забастовки в Аду.
В первый момент на лице преподобного не отразилось особых эмоций. Потом его брови поднялись и опустились, а губы сосредоточенно поджались. Наконец он вытаращил глаза, разинул рот, и указательный палец правой руки нацелился в грудь Чесни.
— А! — кивнул он. — Вот, значит, оно как!
Волна облегчения накрыла Чесни. Он ожидал спора и возражений, но вместо этого оказался в положении того персонажа детективного романа, который представил сыщику то единственное доказательство, которое поможет раскрыть дело.
— А я-то все ломал голову, — продолжал Хардейкр.
— Мне казалось, что вы должны молиться, — заметила Летиша.
Глаза преподобного без контактных линз и ловко расставленных прожекторов телестудии потеряли способность искриться, но он сумел изобразить довольно похожий вариант своей простецки открытой телеулыбки.
— Не вижу в этом особого смысла, мэм. У нас нечто вроде договора. Я не тревожу Его, а Он позволяет мне делать так, как считаю нужным, — пояснил преподобный.
— Значит, вы не настоящий священник? — уточнила она, и Чесни не услышал в голосе матери ничего, кроме невинного удивления. В любой другой день каждое слово пылало бы презрением и гневом, но сегодня никакие темные силы не подливали масла в огонь.
— Это сложный вопрос, — признался проповедник и поспешил уйти от ответа: — Похоже, у вашего сына проблемы куда сложнее. Почему бы вам не рассказать, как вы попали сами… и ухитрились втравить всех нас в эту историю?
И Чесни поведал ему все, начиная с покерной ночи и заканчивая встречей с Сатаной в парке. Время от времени Хардейкр прерывал его речь короткими вопросами. Дождавшись конца, он склонил голову, сложил ладони в молитвенной позе и поднес к губам: не столько обращаясь к Богу, сколько пытаясь сосредоточиться.
После долгого молчания он поднял глаза и объявил:
— Думаю, мать действительно привела вас к нужному человеку. — Помедлив, он дернул губами и добавил: — В обычных обстоятельствах я произнес бы это с выспренней и чрезмерной гордостью, но, полагаю, тот тип, что снабжает меня этой эмоцией, сегодня не вышел на работу. Однако это еще не причина, чтобы предаваться лени нам.
— Но что же делать? — спросил Чесни.
— Давненько я не сталкивался ни с чем подобным, но прежде всего следует усадить обе стороны за стол переговоров. Пусть хорошенько поторгуются.
IV
— Ни за что, — заявил Сатана.
— Придется, — возразила красная змея, высунувшись изо рта миниатюрной девушки. — Мы отдали работе все, что могли. Руководству придется предоставить нам некоторые льготы.
— Я не «руковожу» Адом, — поправил Люцифер. — Я ЦАРСТВУЮ в нем.
Змеиный Язык сложила ручки на переднике. Сатана уставился в потолок, словно находил его куда более интересным, чем сидевший напротив взбешенный демон.
— Прекрасно, — вмешался преподобный Билли Ли Хардейкр. — Для первой встречи довольно. Я хотел бы отложить переговоры, пока не изучу все возможности найти общую почву. Потом мы соберемся снова. Скажем, часа через два?
— Ты, должно быть, шутишь, — бросила президент АБЗДДИ.
— Бессмысленно, — вторил Дьявол.
— Вам следует доверять мне, — спорил Хардейкр.
— С чего это вдруг? — удивился Дьявол.
Проповедник поднялся и приказал принести бумаги, которые разложил перед собой на столе.
— Я знаю то, что не известно вам.
Чесни и его мать подслушивали в соседней комнате: проповедник оставил дверь слегка приоткрытой. Увидев входившего Хардейкра, Чесни сказал:
— Похоже, все идет наперекосяк.
— Начало всегда такое, — успокоил Хардейкр, — иначе они не нуждались бы в посреднике.
Сам он оделся, как подобает случаю: сшитые на заказ костюм и ковбойские сапоги, серебристый парик.
— Что вы имели в виду, когда заявили, будто знаете нечто, не известное им? — не выдержала Летиша.
— А, вот вы о чем!
Хардейкр положил на консоль толстую пачку бумаг.
Это требует кое-каких объяснений. И сначала мне нужно поговорить кое с кем. Чесни, вы сказали, что ваш ангел-хранитель намеревался попросить совета у вышестоящих лиц?
— Да, но с тех пор я ничего о нем не слышал. У меня такое впечатление, что он не хочет со мной общаться.
Проповедник кивнул.
— Я тоже так считаю. И могу решить проблему, но тебе придется меня поддержать. — Он снова помедлил. — Иначе, все застопорится. И Он никогда не узнает, чем все кончится.
До них донесся трогательно мелодичный перезвон, и в комнате появился высокий мужчина с благородным лицом, волосами легкими и светлыми, как кукурузные рыльца, и в невероятно белом костюме.
