вспомнил, что находится в помещении. — Какой извращенный разум находит в этом удовольствие?
— Должна иметься причина, — настаивал Джебедайя, явно потрясенный увиденным. — С чего бы они принесли столько страданий человеку, который доверился им, выполнил условия контракта и не сделал им ничего плохого.
— Знаешь, парень, наступает момент, когда перестаешь беспокоиться о мотивах злодейства и концентрируешься на том, чтобы его остановить, — сказал Паульсон и обратился ко мне: — Это так, если ты столь же упрям, как и Гейб. Что до меня, я не могу себя заставить встретиться хотя бы с еще одной жертвой. Потому и ушел.
— И долго ты служил в нашем отделе? — спросил Джебедайя.
— Может, год, может, чуть больше. Чертовски долго.
— А ты, Гейб? — повернулся он ко мне.
— Тоже чертовски долго, — ответил я.
— Ты все еще помнишь свое первое дело? — полюбопытствовал новичок.
— Такое не забывается, — вздохнул я.
До сих пор перед моим мысленным взором возникает образ измученного оранжевокожего покрытого мехом бедорианца. Он ничем не походил на гуманоида, кроме одного — своего горя. Тогда в их мире собирался шторм такой страшной силы, какого Бедора VII не видела целое столетие, а то и больше. Родовое жилище несчастного требовалось укрепить, добавив прочной арматуры, иначе его бы смело ураганом, и все его потомство осталось бы незащищенным перед лицом стихии, открытым всем ветрам до того, как молодняк войдет в возраст и научится им противостоять. Звездные цыгане появились, как по волшебству, предложили поработать над его жилищем и затребовали обычный гонорар — деньги в местной валюте плюс один маленький уникальный артефакт, не имевший аналогов на Бедоре VII. Он согласился. Цыгане сделали работу, получили оплату, а после забрали сувенир, крошечный кусочек камня, называемый рлимф. Для меня и, я думаю, для них тоже он выглядит как простой камешек, но для бедорианца это религиозный символ, гарантирующий, что новое поколение, особей 150, непременно найдет свой путь в следующей жизни. По его мнению — и кто его оспорит? — они приговорили весь его род к вечным скитаниям в неопределенности между загробными мирами, не имея возможности присоединиться к предкам и соплеменникам в бедорианском раю. Всю неделю я потратил на посещения сотни тамошних семей — все рассказы были одинаковы.
— Ты в порядке? — Джебедайя коснулся моего плеча, и я понял, что недвижно сижу уже пару минут, пока сцены прошлого тяжелой чередой проходят в моей памяти.
— Да, в порядке, — вздохнул я. — Прошло 27 лет, но мне до сих пор кажется, будто это произошло сегодня утром.
— А с того дня ты встречал кого-нибудь, довольного сделкой со звездными цыганами? — спросил Паульсон.
— Ни одного, — покачал головой я и обернулся к Джебедайе: — Поскольку информация о них распространяется все дальше, многие, зная их репутацию, отказываются нанимать цыган. Теперь бродяги специализируются в основном на заштатных планетках вроде этой. И даже когда они действуют открыто, всегда находится самоуверенный смельчак, который надеется перехитрить их, да еще некоторые совершенно отчаявшиеся, согласные на все. Потом они обнаруживают, что договор выполнен абсолютно точно, причем с обеих сторон. — Я криво улыбнулся. — Возможно, ты сейчас чувствуешь то же самое. Ты согласился поступить в отдел и теперь постигаешь, чему мы противостоим. Если бы страдали немногие: один фермер тут, один банкир там, да какой-нибудь инопланетянин где-то еще, дело бы не стоило нашего времени. Но это же три десятка здесь, двести случаев там и тысячи в других местах.
— Я слышал разные пересуды, — проговорил он. — Но не понимал…
Он умолк.
— Все слышали пересуды, — поучительно произнес Паульсон. — Большинство им не верит. Именно поэтому звездные цыгане делают свое дело.
— Они разумные существа. Никакое разумное существо не станет нести страдания другому разумному существу безо всякой причины, — сказал новичок твердо.
— Ты никогда не слышал о садистах? — спросил Паульсон.
— Я никогда не слышал о целой расе садистов, — парировал Джебедайя и снова обратился ко мне: — Может, у них имеются какие-то претензии к Республике или к местному планетарному правительству?
— Если и есть, они никогда их не озвучивали.
— А они не возражали против колонизации?
— Ты лаешь не на то дерево, — сказал Паульсон. — Мы даже не знаем, откуда они прибыли.
— У них должна быть планета или какой-то штаб, где они хранят свои трофеи, — пояснил Джебедайя.
— Знаешь, что я думаю? — поделился Паульсон. — Думаю, что эти вещи столь же бесполезны для них, как и для любого другого, кроме настоящих владельцев. Моя догадка в том, что они просто выбрасывают их в тот момент, когда отрываются от орбиты и устремляются дальше в космос.
Все эти предположения я слышал и раньше от десятков своих сотрудников. Я бегло осмотрел помещение:
— Как обычно, они не оставили ни одной уликой больше, чем обычно?
— Ни единой, — подтвердил Паульсон. — В любом случае это не имеет значения. У нас нет ни одной голограммы, изображения сетчатки, отпечатка пальца, записи ДНК, хоть чего-то на любого из них.
— Это будет началом, — сурово сказал Джебедайя, явно расстроенный пессимизмом офицера.
— Мне нравится ваш деловой настрой, молодой человек, — похвалил Паульсон. — Не позволяйте неудачам остановить вас. Знаете, вы собираетесь совершить деяние, где потерпели неудачу все, бравшиеся за это, и я вас одобряю.
— Тогда почему эти слова кажутся мне полными сарказма? — спросил Джебедайя.
— Потому что цыгане ограбили даже меня, — серьезно ответил Паульсон. — Я был таким же, как вы, когда поступил на работу в департамент. Им потребовалось меньше года, чтобы лишить меня единственной моей тогдашней ценности — веры в собственную способность положить конец страданиям, ими же и приносимым. Надеюсь, с вами подобного не произойдет.
Он увидел больше уже в следующие несколько недель.
Был рагобад, представитель расы, которая живет в симбиозе с маленькими животными, называемыми
Был Гомер Падуполас, который жил один на горнодобывающем мире Кассандра со своим домашним животным, называемым бракке, похожим на собаку созданием с Альфы Беднареса V. Оно обреталось с ним рядом почти 20 лет, и он щедро расточал на зверюшку свою привязанность и заботу. Уже ясно, что было дальше, не так ли? Звездные цыгане починили его сломанные авторудокопы и помогли выполнить месячную норму. Взяли за свой труд 30 процентов прибыли, и что? Правильно, бракке.
Еще был Холодный Сталь, выдающийся клонированный скакун из XXVII века н. э. Его владелец пообещал, что будет жертвовать церкви 90 процентов наградных, если Господь вылечит его дочку от смертельной болезни. Явился Господь, или некто очень на него похожий, — и ребенок выздоровел. Холодный Сталь выигрывал забег за забегом, и стал самым знаменитым конем в Галактике, известным как Скакун Господень. Потом однажды он захромал, и ни один ветеринар не мог его вылечить, но звездные цыгане знали, что делать, и слава лошади воссияла вновь. За это бродяги запросили сколько-то денег и маленького страшненького козлика, который жил в том же стойле и составлял коняге компанию. Холодный Сталь с тех пор не сделал ни одного неверного шага, однако никогда и не выиграл ни одного забега, и вскоре церковники обнаружили, что 90 процентов от нуля — это нуль.
