добавил я. Элли хотела что-то сказать, но быстро передумала и стала пятиться к задней двери клиники, выводящей на пастбище.
Мы спустились по ступеням крыльца и направились через посыпанный гравием круг в конце подъездной дорожки в сторону моей хижины. В противоположном от особой комнаты направлении.
— Вашим отцом был Роберт Скеннер, тренер скаковых лошадей, — сказал он, когда мы шли.
Я кивнул. Этот парень кое-что обо мне разузнал.
— Почему вы не пошли по его стопам?
Я промолчал.
Мой отец был из тех тренеров, что хлещут лошадей, пока те или победят, или сломаются. Или и то, и другое. Он пытался научить этому и меня, но я провел детство с отвергнутыми животными — старыми жеребцами и племенными кобылами, «разочарованиями». Отец называл их «кости для клея». Я ушел от него, когда мне исполнилось шестнадцать, и на одолженные деньги окончил ветеринарную школу. Когда он умер, я унаследовал его хозяйство — эти земли — и превратил в клинику. Лаборатория, где он готовил лекарства, стала моим кабинетом, беговая дорожка — пастбищем, а склад для корма — моей жилой хижиной.
Я распахнул перед Стенвиком дверь и величественно обвел помещение рукой:
— Инспектируйте.
Хижина уже давно стала продолжением клиники. Покосившаяся кушетка, пустые клетки для собак, стопки ветеринарных журналов и мой рабочий стол занимали всю гостиную. Здесь все еще упорно пахло лошадиным кормом.
Я провел для Стенвика подробную экскурсию. Он все разглядывал, время от времени делая заметки в наладоннике. Но по большей части наблюдал за мной, изображая детектива Коломбо.
— Вы член ЛЭООЖ? — спросил он.
ЛЭООЖ — это «Люди за этичное обращение с особыми животными». В колледже я недолго был членом родительской организации — ЛЭОЖ, но вышел из нее после ссоры с региональными бюрократами.
— Нет.
— Как вы думаете, следует ли позволять людям создавать конструкты? Особых животных?
— Нет. Я считаю, что это жестоко.
Теперь он стоял возле рабочего стола, рассматривая шланги и линзы, над которыми я трудился. Я попытался его отвлечь:
— Скажите, мистер Стенвик, вы работаете с чистильщиками?
Некоторые «очень моральные» жители Виргинии сочли, что буги ликвидируют особых животных недостаточно быстро, и решили взять дело в свои руки.
— Деревенщина с факелами. Я их презираю.
Это меня удивило. Наверное, это проявилось на моем лице.
— Усыплять животных мне нравится не больше, чем вам, доктор. А если честно, то я усыпляю не всех. А только опасных.
— И кто это решает?
Стенвик опустился на колени возле рабочего стола и сфотографировал наладонником обрезки шлангов.
— Вы слышали о карпозубых рыбах из Долины Смерти?
Я уставился на него.
— Карпозубики, Cyprinodon salinus. Они водились в единственном соленом ручье в Долине Смерти. Эволюционировали тысячи лет, по мере того как пересыхало озеро Мэнли. Изумительный пример адаптивной эволюции.
Он встал и стряхнул пыль с коленей джинсов.
— Месяц назад в Долину Смерти забрела стая диких фей и сожрала всех карпозубиков. Их охраняли сто лет, а потеряли всего за день.
Я представил фею Динь-Динь из мультфильма: в руках обглоданные рыбьи косточки, губы измазаны кровью. Наверное, я хихикнул, что раздосадовало Стенвика.
— Не все конструкты безвредны, доктор. Они сбегают, плодятся, нападают на естественных животных. Иногда на людей. Они как агрессивные растения, только мобильные. Вот чего ЛЭООЖ никак не может понять.
— Потрясающе. И какое это имеет отношение ко мне?
Стенвик вздохнул:
— Эта ваша помощница, Элли. Как вы ее нашли?
Я моргнул.
— Мне ее рекомендовали.
Элли мне посоветовал взять однокашник из колледжа. Сказал, что она молодая, энергичная и что немного «снимет с меня стружку».
— Насколько хорошо вы ее знаете?
— Достаточно, чтобы понять, что она дерзкая и любит командовать, но хорошо ладит с животными. А теперь, если вы покончили с этой достоевщиной, мне хотелось бы вернуться к пациентам.
Стенвик уставился на экран наладонника и несколько секунд молчал.
— На вашей территории есть еще одно здание. Амбар. Отведите меня туда, пожалуйста.
— Хорошо.
Я провел Стенвика через кухню к задней двери, открыл ее и замер. Я увидел, что Элли все еще медленно ведет дракона через пастбище, вниз по склону холма к лесу. Она бросала перед ним футбольный мяч и заставляла идти вперед, подергивая за крылья. Но так медленно… С ее-то короткими ножками- тумбочками…
Я принялся топтаться в дверях, заслоняя Стенвику обзор, пока качающаяся голова дракона не скрылась за холмом, А затем провел Стенвика мимо клиники к входу в мою особую комнату.
— Вот он, — сказал я, взмахнув рукой. — Амбар.
— Можно войти?
— Нет.
Стенвик вытащил наладонник и стилус и уставился на меня, дожидаясь объяснений.
— Я здесь держу лошадей. Больных лошадей. Многим сделаны операции на ногах, и им нужно сохранять спокойствие и неподвижность. Если я вас впущу, это может их возбудить и нанести вред их здоровью. Или вашему.
Стенвик принялся делать заметки в компьютере.
Из-за двери амбара донеслось фырканье, потом знакомое стук-шарк, стук-шарк. Так-так…
Стенвик перестал писать и уставился на дверь, пытаясь сообразить, что означают эти звуки. Вот опять: стук-шарк, стук-шарк… СТУК-СТУК-СТУК-ТРАХ! Дверь выгнулась наружу, обдав нас пылью и едва не вылетев. Стенвик отскочил назад и приземлился на пятую точку.
— Поняли, что я имел виду? Лошади такие пугливые.
Из-за двери послышался глухой удар, за ним долгое и скорбное мычание.
Стенвик медленно поднялся, не сводя глаз с двери.
— Так вы запрещаете мне вход в этот… лошадиный амбар? — сухо осведомился он.
Боковым зрением я увидел Элли. Она медленно бежала через пастбище к клинике, стараясь держать голову пониже.
— Боюсь, что так. Если бы вы предупредили меня заранее, скажем, за день или два, то я переместил бы лошадей и позволил вам осмотреть все, что угодно.
Стенвик внес последнюю заметку и сунул компьютер в карман. Я проводил его обратно к подъездной дорожке, стараясь отвлечь его так, чтобы он не видел топочущую Элли.
Он уселся в свой электрический «хюндай» и включил двигатель. Но, прежде чем уехать, опустил стекло и посмотрел на меня.
— Доктор, вам следует кое-что знать. Тот конструкт, что я выслеживаю… крупное животное из Западной Виргинии. Владельцы выпускали его по ночам охотиться на домашний скот. Он уже съел трех овец,
