Малайцы быстро и негромко заговорили. Я не понимал их птичьего языка. Я стоял у открытого окна, вдыхал влажный утренний воздух и не без удовлетворения думал, что если меня все-таки и шлепнут, этот странный человек в долгополом пальто не сможет не разыскать Джека Берримена. Виллу «Туун» мы держали как раз для таких экстренных случаев. Если этот Шеббс, или кто он там, придет к Джеку и от моего имени скажет: я нашел, Джек его не отпустит…
– Убедите их, пусть они не торопятся, – услышал я голос, усиленный мегафоном. – Нижний перевал завалило, его сейчас расчищают. Автобус и все прочее будет здесь часа через три. Постарайтесь их убедить.
Я повторил услышанное малайцам. Впрочем, они и сами все слышали. Они недоверчиво покачали головами.
– Крикни им, чтобы они поторопились, – сказал мне Роджер. – Мы не хотим ждать. Нам плевать на ваши перевалы. В конце концов, нас устроит и армейский вертолет, разумеется, с пулеметами. Крикни им, что через каждые три часа мы будем расстреливать очередного заложника, а потом взорвем поезд и себя. Мы устроим такую бойню, что вас и через много лет будут презирать за нее.
Он неудачно привстал, на мгновение попав в створ открытого окна, и пуля тотчас разнесла в щепы подлокотник кресла. Роджер улыбнулся.
– Автобус скоро придет, – сказал я ему как можно спокойнее. – Все условия будут выполнены. Надо лишь подождать.
Будь внимателен к заказчикам, Эл, это вовсе не третье дело. Если заказчик не уверен в успехе, он будет мешать тебе: «Ну, магистр, когда нас постигнет неудача?» Если заказчик уверен в успехе, любое разочарование ослепит его.
Альберт Великий, «Таинство Великого деяния» в устном пересказе доктора Хэссопа
…белые зубы, свежее дыхание – весьма уместная реклама для общества, четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне.
Малаец Йооп, похожий на крохотную обезьяну в берете, сидел в углу и негромко молился. Слова молитвы он произносил по-малайски, щебетал негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль нервно и злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания, – люди были слишком измучены. Фермеры, вытащив из-под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки.
Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, вдруг сжал виски ладонями.
«Что пользы человеку от всех трудов его?..»
Мне послышалось?
«Всему свой час, и время всякому делу…»
Нет, мне не послышалось. Триммер цитировал «Книгу Екклесиаста».
«Время родиться и время умирать…» Сказано точно… На какое-то время я отключился, провалившись в тяжелый сон. К сожалению, и во сне, объятый тревогой, я брел по какой-то лесной поляне… Еще там был ручей, он был перегорожен плотинами, но в бревенчатых хатках, торчащих над водой, сидели, кажется, не бобры…
Я не успел понять, кто же там сидел в этих хатках, – меня разбудили выстрелы.
Мой медлительный сосед смиренно сидел под взрывным устройством, крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрывал колени. Наверное, он мерз. Быстро осмотрев вагон, я отметил отсутствие старика, еще пару часов назад развлекавшего заложников бесконечными рассказами о бобровом штате. Старик, радуясь, твердил про какую-то реку Брейн (не знаю, где такая течет), о бобровых плотинах. Растягивая гласные, он утверждал, что форель ловится там большая, и показывал при этом руками.
– Его увели?
– Да, – кивнул мой сосед. – Вы спали.
– Зачем они это делают?
– Вероятно, их требования не удовлетворяются.
Он мог и не объяснять мне этого, но объяснил. Я счел это хорошим знаком. Он постоянно сбивал меня с толку. Он был Шеббсом, я же видел фотографии и имел о нем представление. Но вдруг что-то менялось, и он переставал быть Шеббсом. Это мне не нравилось. Когда он переставал быть Шеббсом, он становился еще, медлительнее и, как мне казалось, видел меня насквозь. Я лгал ему, и он видел, что я лгу. Я говорил правду, и он понимал, что я говорю правду. Неприятная особенность. Он здорово походил на Шеббса, проведшего полжизни в Ливенуорте, и в то же время он явно не мог быть им. Его глаза не походили на глаза хронического уголовника.
Я усмехнулся, слишком хорошо зная, что глаза человека вовсе не всегда отражают его душу. Дело тренировки, не более.
Наверное, при случае я мог залезть в карманы этого человека. Странно, что мне это как-то не пришло в голову. Впрочем, что толку видеть очередное лиловое удостоверение личности, что оно мне может дать?
Я не понимал его. Он меня раздражал.
– Что вы думаете обо всем этом?
Я спрашивал негромко, чтобы никому не мешать. Он отвечал так же негромко:
– Наверное, то же, что и вы.
– Вам жаль этих людей?
Он медленно поднял на меня свои непроницаемые глаза. Он действительно видел меня насквозь:
– Зачем вам это?
Я пожал плечами:
– Надо же что-то делать…
Он не ответил, будто заранее знал, что я скажу ему. Конечно, это было совсем не так, просто сдавали нервы, но я все равно чувствовал, что он заглядывает мне в душу.
Нет, это был не Шеббс…
– Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?
Я не мог, не хотел выводить его на разговор о пожирающих друг друга змеях – красной и зеленой. Они так и красовались на светлой коже испоганенного кресла. Я не мог спросить: не вы ли это сделали? – просто не мог. Интуитивно я чувствовал, что это даже опасно.
Ответ моего соседа был прост:
– Потому, что Пауль действительно скоро умрет.
– Вы ясновидец?
– Нисколько.
– Почему же вы так говорите?
– Разве это не общий удел?
– Мы умрем все? – я затаил дыхание. Этот мой вопрос не нравился и мне самому, но… «Прогулка», – вспомнил я слова шефа… И сказал своему соседу: – Вы говорите обо всем этом так спокойно…
– А почему нет? Разве возможен какой-то иной вариант?
Я вдруг засомневался, об одном ли мы говорим, и спросил:
– Нас убьют малайцы?
Он надолго задумался. Потом сказал:
– Малайцы ищут не там…
И замолчал совсем.
А я снова подумал, что это не Шеббс. Этот человек сбивал меня с толку. Преступники не перерождаются, преступление, как правило, отупляет преступника.
– Вы вошли в поезд в Спрингз-6?
Он медленно кивнул.
– Я не видел вас на перроне.
– Я видел вас… – Он сидел, опустив глаза и не смотрел на меня, старательно отталкиваясь от моей лжи. – Было темно, но я вас видел. Вы стояли на перроне, курили, разговаривали с кассиром. У меня сложилось впечатление, что вы кого-то ждали…
Я чуть не ответил:
– Почему у вас сложилось такое впечатление?
