— Сила в этом и состоит! Я уже сказал тебе, что я — Грейша Первый? Или это потом? Прости, я еще не успел разобраться, что за чем следует. В общем, да — Сила. Она, знаешь ли, вызывает драконов.
— Кажется, ты мне это уже говорил, — заметил Двацветок.
— Да? У меня было такое намерение, — подтвердил покойник.
— Но при чем тут Сила? Я думал о драконах всю свою жизнь, однако они не появлялись.
— Видишь ли, суть дела такова: в том смысле, который вкладываешь в них ты, драконы никогда не существовали. Хотя надо признаться, что я тоже заблуждался на этот счет, пока меня не отравили. Как ты догадываешься, я говорю о настоящих драконах, draconis nobilis. Болотные драконы, draconis vulgaris, — это низменные существа, не заслуживающие нашего внимания. Настоящие драконы — настолько изысканные и утонченные создания, что они только в том случае обретут форму, если их породит на свет в высшей степени искусное воображение. Мало того, это воображение должно попасть в место, которое было бы обильно насыщено магией, что помогает ослабить стены между мирами видимого и невидимого. Тогда драконы, так сказать, прорываются через барьеры и отпечатываются на матрице возможностей нашего мира. Когда я был жив, у меня это здорово получалось. Я мог вообразить до пятисот драконов зараз. А вот Льесса, самая способная из моих детей, едва ли может представить пятьдесят довольно невзрачных тварей. Вот вам и прогрессивное образование. На самом деле она
— Ты все время повторяешь, что ты мертв… — торопливо перебил Двацветок.
— Ну и что?
— Ну, мертвые, э-э, они обычно не столь разговорчивы. Как правило.
— Я был исключительно могущественным волшебником. Но моя дочь таки отравила меня. Это общепринятый метод престолонаследия в нашей семье. Однако… — Труп вздохнул. То есть в воздухе, в нескольких футах над телом, раздался вздох. — Однако вскоре стало очевидным, что ни один из трех моих детей не обладает достаточной силой, чтобы одолеть конкурентов и взять власть над Червбергом. Крайне неудовлетворительное положение. В таком государстве, как наше, должен быть один правитель. В общем, я решил неофициально побыть в живых еще немножко, что, разумеется, невероятно раздражает моих наследников. Но я не позволю похоронить себя, пока на престол не взойдет кто-то один.
Послышался омерзительный сипящий звук. Двацветок решил, что этот сип должен означать смешок.
— Стало быть, нас похитил один из них? — уточнил он.
— Льесса, — ответил голос мертвого волшебника. — Моя дочь. Понимаешь, она обладает наибольшим могуществом. Драконы моих сыновей не успевают пролететь и нескольких миль, как начинают таять.
— Таять? Я и в самом деле заметил, что зверь, на котором мы прибыли, просматривался насквозь, — сказал Двацветок. — Я еще подумал, что это немножко необычно для дракона.
— Конечно, — подтвердил Грейша. — Сила действует только поблизости от Червберга. Обратно- квадратичный закон. По крайней мере, мне кажется, что он тут замешан. Чем дальше драконы отлетают от горы, тем прозрачнее становятся. Иначе моя маленькая Льесса уже правила бы всем миром — насколько я ее знаю. Но не буду тебя задерживать. Полагаю, ты захочешь спасти своего друга.
Двацветок разинул рот.
— Хруна? — изумился он.
— Нет, не этого. Тощего волшебника. Мой сын Льо!рт пытается разрубить его на куски. Честно признаться, я пришел в искреннее восхищение от того, как ты его спас. То есть спасешь.
Маленький турист выпрямился во весь рост. Что было весьма несложно.
— Где мне его найти? — спросил он, направляясь к двери вроде бы героическим шагом.
— Следуй по протоптанной в пыли дорожке, — сказал голос. — Льесса иногда приходит ко мне. Она еще навещает старика-отца, моя дочурка. У нее одной достало силы воли убить меня. Вся в папочку. Кстати, удачи тебе. Но, впрочем, этого я тебе уже желал. Вернее, сейчас пожелаю.
Несвязно бормочущий голос затерялся в лабиринте глагольных времен, а Двацветок, за которым легкими прыжками следовал дракон, бросился бежать по пустым туннелям. Однако очень скоро он выдохся и привалился к какой-то колонне. С тех пор как он последний раз ел, прошли долгие века.
“А почему бы нам не полететь?” — спросил у него в голове голос Девятьстеблей.
Дракон расправил крылья и сделал пару пробных взмахов, слегка приподнявших его над землей. Двацветок с минуту смотрел на него, а потом, подбежав, вскарабкался дракону на шею. Вскоре они парили в воздухе, легко скользя в нескольких футах над полом и оставляя за собой клубящиеся облака пыли.
Дракон, за шею которого отчаянно цеплялся Двацветок, пронесся по анфиладе сменяющих друг друга пещер и взмыл вверх по спиральной лестнице, на которой вполне могла разместиться отступающая армия. Поднявшись, они очутились в обитаемой части горы — зеркала на каждом повороте были отполированы до блеска и отражали бледный свет.
“Я чувствую запах других драконов”.
Крылья Девятьстеблей слились в одно неясное пятно, и Двацветка дернуло назад — это дракон круто развернулся, помчавшись, точно помешанная на комарах ласточка, по боковому коридору. Еще один крутой поворот — и они вылетели из туннеля в просторную пещеру. Далеко внизу торчали скалы, а наверху перекрещивались широкие лучи света, падающие из пробитых в потолке огромных отверстий. Под сводом что-то происходило… Девятьстеблей, молотя крыльями, завис в воздухе, а Двацветок воспользовался моментом, чтобы вглядеться в силуэты висящих драконов и крошечных человекообразных фигурок, которые каким-то образом ходили вниз головой.
“Это спальный зал”, — удовлетворенно произнес Девятьстеблей.
На глазах у туриста одна из виднеющихся далеко вверху фигурок отделилась от потолка и начала расти…
* * *
Ринсвинд смотрел на бледное лицо Льо!рта, которое быстро проваливалось вниз. “Вот чудно, — пробормотала крошечная часть его мозга, — почему это я вдруг поднимаюсь?”
Потом он закувыркался в воздухе, и действительность вступила в свои права. Он падал на далекие, покрытые пятнами помета скалы.
От этой мысли его мозг судорожно сжался. Как всегда в минуты кризиса, из глубин сознания резво вынырнули слова заклинания. “А почему тебе нас не произнести? — подзуживали они. — Что тебе терять?”
Ринсвинд взмахнул рукой в нарастающем встречном потоке воздуха.
— Ашонай, — выкрикнул он. Слово воплотилось в холодное голубое пламя, которое заструилось в полете.
Он взмахнул другой рукой. Отдавшись на волю ужасу и магии, Ринсвинд возвестил:
— Эбирис.
Звук голоса застыл мерцающе-оранжевым словом, которое повисло рядом с собратом.
— Уршоринг. Кванти. Пифан. Н’гурад. Ферингомали.
Окруженный полыханием, волшебник поднял руки и приготовился произнести восьмое, последнее слово, которое должно было явиться в сверкающем октарине и скрепить заклинание. Неизбежные скалы были забыты.
— .. — начал он.
Последовавший удар был таким сильным, что у волшебника перехватило дыхание. Заклинание рассыпалось и потухло. Пара рук обхватила пояс Ринсвинда, и мир дернулся вбок — это дракон вышел из затяжного пике, чуть-чуть не задев когтями самую высокую скалу на зловонном дне Червберга. Двацветок торжествующе расхохотался.
— Поймал!
Дракон, заложив изящную дугу, лениво взмахнул крыльями и вылетел из пещеры в утренний воздух.
* * *
На просторном зеленом лугу, раскинувшемся на плодородном плато, которое служило вершиной
