Резницкий вез на Луну внеплановым рейсом десятка полтора ящиков, исписанных устрашающими надписями. Володя прилип к нему, как вакуумный пластырь к метеоритной пробоине, и Резницкому, крайне не любившему беспорядка, не удалось от него отделаться.
Они сидели вдвоем в тесной пассажирской кабине грузолета. Когда окончился разгон и включили искусственную тяжесть, Резницкий пошел в грузовой отсек. Он долго, придирчиво проверял и подтягивал крепления ящиков. Володя молча помогал ему.
— Почему вы опоздали на свой рейс? — сухо спросил Резницкий. — Вы что — не имели информации о времени отхода?
— Часы у меня отстали, Сергей Сергеич, — жалобно сказал Володя, стихийно применив уловку, которая считалась устаревшей еще в XX веке, когда в часах применялись пружинные двигатели.
Врать было противно, но правду Володя сказать не мог: все равно никто и никогда не поверил бы ему…
Вчера ранним утром он шел к северным воротам космопорта, шел не по дороге, как остальные практиканты, а напрямик, по тропинке. В свежем предрассветном воздухе травы пахли по-ночному отчетливо. Володе казалось, что он чувствует запах каждой травинки, каждого полевого цветка в отдельности. Какая-то особенная острота восприятий…
Вдруг он остановился. Ничто не преграждало ему пути, а шагнуть вперед он не мог. Машинально, еще не отдавая себе отчета, он свернул и зашагал по росистой траве, мягко шелестевшей под ногами. Он как бы искал проход в невидимой, неощутимой стене. Прохода не было, он чувствовал это.
С ним творилось что-то непонятное. Он забыл о времени, забыл обо всем — его будто выключили. Он вернулся к тропинке и убедился опять, что не может идти по ней вперед.
Снова пошел вдоль невидимой преграды. И только когда дрогнула земля и над космопортом, опираясь на клубящийся черный дым, поднялся корабль, только тогда Володя пришел в себя. Он с легкостью перешагнул “преграду” и пустился бежать, хотя прекрасно понимал, что теперь спешить бессмысленно. С удивлением он обнаружил, что бродил по полю больше часа…
Резницкий хмыкнул. Молча повытаскивал из карманов катушки пленки, аккуратно расставил перед собой на выдвижном столике и, прищурившись, стал разглядывать их на свет по очереди.
— У меня есть проектор, — сказал Володя.
Он отдал проектор Резницкому, а потом, немного помедлив, вытащил анализатор. Собственно, это еще не был заветный Анализатор Любви. Но это уже была и не та светящаяся игрушка, которая так озадачила Тосю. Целый месяц после того памятного свидания они с Новиковым все свободное время возились с анализатором. Толку от прибора пока не было никакого. Новиков вообще не верил в это дело. Он помогал другу только из “сугубо кибернетической любознательности”.
А Володя был упрям. Он твердо знал, что анализ любви — дело не менее сложное, чем сама любовь.
Задумчиво разложил он перед собой панели с микромодулями и, вооружившись тестером, погрузился в хитросплетения схемы. Он забыл обо всем — о постыдном опоздании, за которое еще предстоит держать ответ на Луне, о коварстве — этом рудиментарном спутнике любви, и о Резницком тоже.
А между тем Резницкий уже шесть минут пристально наблюдал за ним.
— Насколько я помню, — раздался его высокий голос — Володя вздрогнул от неожиданности, — насколько я помню, вы не очень усердствовали на моем семинаре. С чего это вас повело на бионику? — Он пригляделся к пестрой мозаике микромодулей. — Да еще, насколько я понимаю, на нейросвязи высшего порядка?
— Видите ли… — Голос у Володи отсырел, пришлось, прокашляться. — Нам с товарищем пришла в голову мысль относительно… э-э… одного частного случая биоинформации…
Резницкий подождал немного, не последует ли более вразумительного объяснения, потом спросил:
— Вы как будто стажируетесь на бортинженера? Так, так. А товарищ ваш кто — биофизик?
— Нет, он штурман-кибернетик.
У Резницкого в уголках губ прорезались ехидные складочки.
— А третьего у вас нет — скажем, парикмахера?
Володя посмотрел на него, медленно, обиженно моргая.
Резницкий ткнул длинным пальцем в середину панели:
— Совмещаете биоизлучения двух особей?
— Почти так, — тихо ответил Володя. — Это узел совмещения настроений.
Резницкий откинулся на спинку кресла и нежно погладил себя по щеке, как бы проверяя качество бритья.
— Ну вот что, Заостровцев. Расскажите все по порядку.
Володя заколебался было. Но Резницкий так и излучал спокойную заинтересованность сведущего человека. И Володя начал рассказывать, опуская, впрочем, детали личного свойства.
В предшлюзовом вестибюле было двое: Севостьян, который должен был встретить и дезинфицировать внерейсовый корабль, и Алексей Новиков, встречавший Володю. Кроме них, тут крутились две симпатичные дворняги — Диана и Спутник. Их завез на Луну кто-то из космонавтов и, будучи пламенным почитателем Жюля Верна, дал им клички собак Мишеля Ардана. Собаки оживленно бегали по вестибюлю, обнюхивали герметичные стыка шлюзовых дверей.
— Нюхают, — говорил Севостьян. — Им радио не нужно. Они без радио знают, что Резницкий прилетит. Такой серьезный человек, а любит эту нечисть. Я ему докладываю: блохи от собак. А он мне: блох, дескать, давно вывели. Объясняю: у собак блохи сами собой заводятся, а он смеется…
Вскоре после прибытия пассажиры внерейсового — Резницкий и Заостровцев — появились в вестибюле. Новиков тут же отвел Володю в сторону:
— Что случилось? Ты ведь шел с нами, а потом куда-то исчез.
— Потом расскажу, — ответил Володя, — если сумею.
— Ладно. Ты скажешь Платон Ивановичу вот что…
Тем временем собаки бурно прыгали возле Резницкого.
Биофизик потрепал их за уши, а потом преподнес по большому куску колбасы.
— Вот вам еще один феномен, — сказал он, остро взглянув на Володю. — На Земле собаки чуют хозяина на большом расстоянии, более того — они точно знают время его прихода. Ну, это общеизвестно. Новейшая теория телеодорации, гипотеза Арлетти — Смирнова… Но объясните мне такое: уже который раз я прилетаю сюда — заметьте, не в определенное время, — а собаки задолго до прилунения занимают здесь выжидательную позицию. Ждут не то меня, не то колбасу — не знаю, у меня еще нет достаточной информации.
— Запах, — несмело сказал Володя. — Телеодорация эта самая…
Резницкий быстро замахал на Володю руками, будто отгоняя пчелу.
— Да бросьте вы эти словечки! Телепатия, телеодорация и прочие явления дальней биологической связи — всего лишь частные случаи. Все это жалкие обрывки того мощного канала информации, которым, очевидно, неплохо умеют пользоваться Диана и Спутник.
Володя чувствовал себя бесконечно усталым — не от полета, а от разговора с биофизиком во время рейса. У него даже затылок болел. Тут на выручку подоспел Новиков.
— Извините, Сергеи Сергеич, — сказал он. — Заостровцеву надо срочно к руководителю практики.
Тут и Резницкий спохватился:
— Ай-яй, как бы на транспортере мою аппаратуру не перекантовали! — Он побежал к грузовым лифтам, на ходу обернулся, крикнул: — Вечером загляните ко мне в девятнадцатую!
Володя, запинаясь, изложил руководителю практики вполне правдоподобную версию относительно своего опоздания, придуманную Новиковым.
— Жаль, жаль, Заостровцев, — пробасил руководитель, не глядя на Володю и водя пальцем по списку практикантов. — Были вы у меня на хорошем счету. Хотел я вас включить в танкерный рейс к Юпитеру, а теперь, само собой, придется заменить… — И он, водя пальцем по списку, забормотал: — Заремба, Зимников, Зикмунд…
