Дамы и господа

— Слезай с лошади! — закричала Маграт.

Королева только улыбнулась ей.

Шон почувствовал это. Чудакулли почувствовал это. Думминг почувствовал это. На них наступали чары.

Эльфы боялись железа, но оно действовало лишь вблизи.

С эльфами сражаться нельзя — хотя бы потому, что ты куда более ничтожен, чем они. И это правильно. Ты — ничтожен. Они прекрасны. Они прекрасны, а ты — нет. Ты всегда будешь последним отобранным в команду, даже того толстяка с вечно сопливым носом взяли раньше тебя; правила игры тебе всегда сообщают только после того, как ты уже проиграл, а потом забывают растолковать новые правила; все самое интересное всегда происходит с другими людьми, но только не с тобой, и ты это знаешь. Все эти самоуничижающие чувства сливались воедино. С эльфом нельзя сражаться. Такое бесполезное, флегматичное, слишком человечное существо не способно победить, вселенная устроена иначе…

Как рассказывают охотники, иногда зверь сам выходит из кустов и стоит, словно ожидая, когда в него всадишь стрелу…

Маграт удалось лишь приподнять боевой топор, но потом рука ее безвольно повисла. Она опустила взгляд. Правильная реакция человека, стоящего перед эльфом — всепоглощающее чувство стыда. И она посмела грубо орать на столь прекрасное существо, как эльф…

Королева спешилась и направилась к ней.

— Не трогай ее! — рявкнула матушка.

Королева кивнула.

— Ты можешь сопротивляться, — сказала она, — но это все не важно. Мы захватим Ланкр без боя, и ты не в силах этому помешать. Посмотри на эту храбрую армию, разом превратившуюся в стадо баранов. Люди так фанатичны…

Матушка уставилась на свои башмаки.

— Пока я жива, тебе не править, — хмуро отозвалась она.

— Отныне все будет без обмана, — промолвила королева. — Глупые старухи, помахивающие пакетиками с конфетами, — все это в прошлом.

— Заметила, да? — усмехнулась матушка. — Но Гита хотела как лучше. Старая глупая курица. Не возражаешь, если я сяду?

— Конечно нет, — пожала плечами королева. — Ты же, в конце концов, старая женщина.

Она кивнула эльфам. Матушка, руки которой были все еще связаны, с благодарностью опустилась на камень.

— Особенность всех ведьм, — пояснила она. — Ведьмовство продлевает тебе жизнь, но не молодость, просто ты очень долго остаешься старой. А вы и вовсе не стареете, — добавила она.

— Да, мы не стареем.

— И тем не менее вас можно победить. Улыбка не исчезла с лица королевы, просто застыла — такую улыбку, как правило, видишь, когда человек не совсем понял смысл сказанного и теперь не знает, что ответить.

— Ты вмешалась в пьесу, — продолжала матушка. — Наверное, ты еще не осознала, что натворила. Пьесы и книги… за ними нужен глаз да глаз. Иначе они обратятся против тебя. И я об этом позабочусь.

Она дружески кивнула измазанному синей краской эльфу, облаченному в плохо выделанные шкуры.

— Верно, Душистый Горошек?

Королева нахмурилась:

— Ты ошибаешься, его зовут иначе.

— Увидим, — просияла счастливой улыбкой матушка Ветровоск. — Сейчас людей стало гораздо больше, многие живут в городах и об эльфах ничегошеньки не знают. И в головах у них — железо. Ты опоздала.

— Люди всегда в нас нуждались, — возразила королева.

— Неправда. Иногда они о вас мечтают. Но это совсем другое. Кроме того, все ваше хваленое золото исчезает при первом же солнечном луче.

— Но есть и такие, которые скажут, что главное — золото, пусть даже на одну ночь.

— Таких людей нет.

— Золото лучше, чем железо, старая карга, глупая девчонка, которая постарела, но так ничего и не достигла, так никем и не стала.

— Нет. Оно просто мягкое и блестящее. На него приятно смотреть, но оно ни на что не годится, — ответила матушка по-прежнему спокойным и уверенным голосом. — Нас окружает реальный мир, госпожа. Это я знаю точно. И реальные люди. У тебя нет на них никаких прав. У людей и так достаточно забот — только потому, что они люди. Ты со своими сверкающими волосами, сверкающими глазами и сверкающим же золотом не нужна им — вечно молодая, вечно поющая, но ничему так и не научившаяся…

— Раньше ты считала иначе.

— Это было давно. Кстати, моя госпожа, я могу быть старой, могу быть каргой, но я не глупа. А ты — совсем не богиня. Я ничего не имею против богов и богинь, если они находятся на своих местах. Но они должны быть созданы нами самими. Чтобы мы могли разобрать их на части, когда надобность в них исчезнет. А эльфы в сказочной стране, ну, может, они и нужны — иногда, чтобы люди благополучно пережили свое железное время. Но я не потерплю эльфов здесь. Вы заставляете нас хотеть то, что мы не можем иметь, вы даете нам то, что ничего не стоит, а забираете все, оставляя лишь голые холодные склоны, пустоту и смех эльфов.

Она сделала глубокий вдох.

— Так что можете проваливать обратно в свою страну.

— А ты нас прогони, старуха.

— Я знала, что ты именно так и скажешь.

— Весь мир нам не нужен. Достаточно этого маленького королевства. И мы возьмем его, хочет оно того или нет.

— Только через мой труп, госпожа.

— Ну, раз ты ставишь такие условия…

Королева нанесла мгновенный мысленный удар — так кошка бьет своей лапой.

Матушка поморщилась и чуть подалась назад.

— Госпожа?

— Да? — откликнулась королева.

— Значит, играем без правил?

— Правила? А что такое правила?

— Так я и думала, — кивнула матушка. — Гита Ягг?

Нянюшке удалось повернуть голову.

— Моя шкатулка. Помнишь? Та, что лежит в комоде. Ты знаешь, что надо сделать.

Матушка Ветровоск улыбнулась. Королева пошатнулась, как от пощечины.

— А ты научилась, — прошипела она.

— О, да. Я так и не зашла в твой круг. Потому что понимала, к чему это приведет. Значит, мне нужно было учиться. И я училась. Всю свою жизнь. Я выбрала трудный путь, и трудный путь — он труден, но все ж не настолько, насколько труден простой путь. Я училась. У троллей, у гномов и у людей. Даже у камней.

Королева заговорила тише:

— Нет, тебя не убьют, — почти прошептала она. — Обещаю. Тебя оставят в живых, чтобы ты пускала слюни, бормотала, и ходила под себя, и бродила от двери к двери, собирая объедки. Чтобы слышала, как люди говорят: «Вот идет та самая сумасшедшая старуха».

— Обо мне это и так говорят, — усмехнулась матушка Ветровоск. — Думают, я ничего не слышу.

— Но внутри, — продолжила королева, не обращая внимания на матушкины слова, — внутри я сохраню часть тебя, которая будет видеть твоими глазами, будет видеть то, во что ты превратилась. И никто тебе не поможет. — Королева подошла совсем близко, глаза ее сверкали ненавистью. — Никто не пожалеет безумную старуху. Ты будешь жрать все подряд, лишь бы остаться в живых. А мы постоянно будем рядом, в