Сергей рассеянно слушал. Ему захотелось подойти к открытому окну и помолчать. Сейчас, когда над столом мягко горел свет, а на улице стихал городской гул и от кустов, травы, деревьев пахло молодыми листьями, он по-настоящему наслаждался. Это был его второй вечер. По шоссе плыли огни.
Красные, желтые, зеленые. Над теплой землей дрожали звезды.
Он пока не вполне понимал профессора. С большим удовольствием он поговорил бы с ним о цветах и яблонях, о старом доме, в котором жил мальчишкой, о кино, книгах, рыбной ловле, но каждый раз Копнин деликатно переводил разговор на интересовавшую его тему. По его словам, нуклоны и электроны, эти кирпичики, из которых построено вещество, могут располагаться так, что их комбинация будет устойчивой, способной противостоять огненному урагану звезды. И, раз возникнув, она не исчезает, не растворяется в огне, потому что сама похожа на вихрь, на горячий смерч. Такой вихрь появляется чисто случайно, вероятность его рождения ничтожна.
Но ведь звезды существуют миллиарды лет, их масса… стоит ли это напоминать Сергею? Цифры говорят о том, что такие устойчивые вихри не фикция. У потока радиации берут они энергию, новые силы.
Странную гипотезу развивал профессор Копнин. Из известного факта о материальной основе мысли он делал далеко идущие выводы. Движущиеся ионы, электрические потенциалы, биотоки — вот с чем связана мысль. Но и рой элементарных частиц с его неизмеримо более высокой энергетикой, со структурой, четко оформленной гигантскими силами, с молниеносными нейтрино, по мнению Копнина, был не менее подходящей питательной средой для мысли.
Копнин подал Сергею конверт. Тот вопросительно посмотрел на него.
— Там снимки, ознакомьтесь.
Сергей достал два фото — большое и поменьше. На большом фотоснимке ночное небо, в правом верхнем углу — слабое светящееся пятнышко. На втором фото — пятнышко покрупнее.
— Случайные снимки, — сказал Копнин, — сделаны примерно за пять часов до вашего возвращения.
— Вихрь, о котором вы говорите? Уж не думаете ли вы, что дело обошлось без ракеты?
— Для меня это почти очевидно.
— Но кислород… все остальное?
— Э, пустяки! Из одного литра нуклонов и электронов можно сделать столько кислорода, что хватит на все человечество.
— Ну да, нужно лишь расположить их в определенном порядке.
— По-видимому, у них это получается.
— Живые вихри? На звездах? Переносящие космонавта на Землю? Но ведь для этого им по крайней мере нужно уметь угадывать мысли, а это не так-то просто — анализировать биотоки мозга. Неужели вы верите?
— Я верю фактам, — сухо сказал Копнин.
— Но если даже было что-то похожее, почему я не помню ровно ничего.
— Это уже дело техники. Внушение, гипноз — как угодно. Так нужно, понимаете?.. Почему? Ну хотя бы для того, чтобы не травмировать психику. Вы летели в ракете. Но это лишь иллюзия. Ракеты не было. Это точно установлено… Что? И вас и ракету? Это гораздо сложней — перенести ракету. Если хотите, из чисто экономических соображений.
Сергей лихорадочно искал возражения. Все в нем сопротивлялось желанию поверить в услышанное. Выходит, он своим спасением обязан кому-то? А кому — толком и неизвестно.
— Хорошо, — сказал он, — пусть они настолько проницательны. Допустив это, мы сразу придем к противоречию. Я же хотел не просто вернуться. Я хотел увидеть сына. Что им стоило? Если все так и есть, как вы говорите, для них это сущий пустяк, а я… попробуй-ка теперь найди его. Я видел его, когда ему два года исполнилось, понимаете? Жена наверняка не рассказывала ему об отце… А как вы так быстро узнали о моем возвращении? Ракета не приземлялась. Меня считали погибшим, так ведь?.. Меня и помнит-то здесь одна Элька. Девчонкой была, когда улетал, а узнала.
— О вас мы узнали от ее мужа. Он слышал от нее про вас и хотел помочь — избавить вас от обычных формальностей. Вернулся он в тот же день, утром приехал в порт — оформить свои дела, заодно и ваши, чтобы лишний раз не беспокоить вас… М-да, сын, я и не знал, что у вас есть сын. Но его вы разыщите сами, возможно, что это уже выше их сил. А этот, как его… Добров, Владимир Добров, ее муж, сам-то возвратился не вполне благополучно — отказал реактор. И без всяких видимых причин. Два необычных приземления одновременно — случай в нашей практике весьма редкий… Вы хотите спросить?
— Да. Этот Добров — он давно летает?
— Нет. Вернулся из первого полета. Хороший парень, Мать схоронил лет десять назад, отца и не помнит…
Сергеи повернулся спиной к изумленному профессору и расстегнул ворот рубашки, как будто он душил его.
— Так вы говорите, его зовут Владимир Добров?
Снова и снова всплывали в его памяти женщина с ребенком на руках, смех, плач, улыбки, слезы старых дней. Вот она, Анна Доброва, его жена — стоит только дать волю воспоминаниям, и она опять как живая. Вот ее руки, совсем близко, сейчас она поднимет глаза…
Слишком поздно он вернулся.
Он думал, что забыл ее, и, чтобы крепче забыть, улетел.
Только подсознанием он чувствовал иногда легкую, почти незаметную боль — слева, в груди. Она прокрадывалась в его сны все эти годы. И тогда он как будто снова бродил по пояс в траве. И где-то рядом был знакомый голос. Желтые края вечерних облаков. Тени от кустов на влажной земле.
Закрыв ладонями лицо, Сергей снова перебирал подробности, боясь поверить, боясь ошибиться. Возвращение. Мальчишки на улице. Элька, Волин. Разговор с профессором. Владимир Добров. У него фамилия матери. Странное стечение обстоятельств? Случайность? Нет, исключено. Они ведь возвратились одновременно. Копнин прав.
Сжав голову руками, Сергей попытался справиться с захлестнувшим его потоком. И не смог. Он думал о сыне. Ему бы и в голову не пришло… хотя он и похож на свою мать.
Их дети — его внуки, возможно ли? Ему захотелось увидеть их, но на улице была уже ночь. Он стал припоминать лица. Черты их были знакомыми, близкими и все-таки ускользали от него, терялись, таяли, а взгляд встречал в темноте за окном лишь светляки фонарей, от которых шли влажные лучи.
Р.Яров
НЕИЗВЕСТНАЯ ПЛАНЕТА
Миша пришел домой веселый и уже на пороге широко раздвинул руки для объятья.
— Ура! — крикнул он жене. — Сегодня составляли график отпусков, и мне достался август.
— Ой! — взвизгнула Таня, бросаясь ему на шею. — И у меня то же самое.
Поужинав, супруги кинули посуду в бункер автоматической мойки и сушки и, предвкушая приятное путешествие, уселись за стол.
— В Антарктиду поедем, — сказал Миша мечтательно. — Позагораем, в море покупаемся.
— Что ты! — махнула Таня рукой. — С тех пор как зажгли это искусственное солнце и прибрежная полоса круглый год очищена ото льдов, туда все стали ездить. Устроиться, говорят, совершенно невозможно. До чего дошло: дрессированные пингвины стали жилища свои сдавать. Сами-то они на сезон к полюсу уходят: там вроде похолодней. А что в Северном порту делается! Каждый день пять лишних теплоходов с двигателями на антивеществе подают — все равно не хватает. Нет, в. Антарктиду не поедем. Вот на Марс если…
— Что на Марс? — поморщился Миша. — Прошлый год ездил туда Протон Галактиков из отдела межвидовых превращений. Они там сейчас путем переработки генетической информации преобразуют вредных насекомых в полезных сельскохозяйственных животных. Протон как раз скоро кандидатскую
