Тим диктовал:
– “…Отмечается появление биомассы типа С № 13 (неоформленной, подвижной). Изменения в ней вызваны, по-видимому, передачей генетической информации от уже оформленных объектов. Отмечаю также бурное образование химер. Интенсивность биожизни этой планеты не слабансирована, и биомасса производится в чрезмерном изобилии. Я мог бы сказать при наличии демиурга (он подмигнул бумаге), что данное божество впало в творческое неистовство…Какой бы ты хотел соус?
– Все равно.
–Тогда белый… “Мы сможем оказывать на биомассу типа № 13 направленное воздействие. Применяя гамма-излучение и препараты Д-классов, сможем вызвать нужный нам эволюционный параллакс планеты. Но лучше использовать Люцифер как склад генетических резервов. Также намечается решение вопроса антигравитации…”
Сковородка трещала, он топтался и бормотал. Собаки, положив головы на лапы, смотрели на меня своими прекрасными золотыми глазами. Доги-мутанты, огромные черные псы. Взгляд их спокойный. У них желтые брови и морды, ласковые глаза, мощные лапы.
Я почмокал - они вильнули хвостами. Я подошел к зеркалу и стал искать в себе признаки Аргуса - уширенный лоб, бледность кожи и невыносимый блеск глаз. Но мог отметить только свою чрезвычайную худобу. Кожа лица воспалена, глаза - усталы. И Тим выглядит плохо, и собаки - кожа да кости.
Вот три их опустевшие лежанки.
Досталось нам всем, крепко досталось.
Проклятый Штохл!
Я кривляюсь у зеркала, пытаюсь вернуть прежний блеск глаз. И вижу, я постарел. У глаз легли морщины. Они узкие, как волос, морщинки всезнания. Губы… Здесь еще жесткая и горькая складка Судьи. И сознание - я прикоснулся к чемуто огромному. Словно летал без мотора или вспрыгнул на пик Строганова.
Тим диктовал:
– “…Планета требует ученых типа классификатора. Для творца Глена время еще не пришло. Законом нашей работы…”
Я же думал: “Братья Аргусы, Звездные Судьи… Сколько времени еще я мог быть с вами? День? Неделю?…” И сейчас объем знаний Аргусов разламывал мою голову.
Знание гложет и грызет мозг… Забудется ли оно?… Войдет в меня прежний мир? Зачем я согласился?
Но те, кого выбрали Аргусы, не могли отказаться. Такого случая не было, Аргусы его не знали. Иначе они бы сказали мне. Да и не отказался бы я даже сейчас, все зная.
– “…И запальные в смысле, генетики организмы”. Готово, садись!
Тимофей снял сковородку, понес к столу и поставил ее на бумаги. И я ощутил в себе сильно изголодавшегося человека.
Мне хотелось есть сокрушительно много. Тим ставил тарелки, разливал чай в большие чашки.
По обыкновению Тим, жуя, запихивал себе в рот огромные куски. Подошли собаки, положили тяжелые морды на край стола. Тим бросал им то кусочки мяса, то обмакнутый в подливку хлеб.
А похудели, бедняги. Все. Тим отощал, у собак до смешного заострились носы. Они плоские, словно долго лежали под ботаническим прессом.
– Ты понимаешь, - говорил, жуя и давясь, Тимофей. - Мы с тобой уникальные люди. Я имею честь быть универсалом: ботаником, зоологом, дендрологом, чертезнаетчемологом. Ты затесался в Аргусы благодаря этой каналье. Силен мужик… Нам с тобой, по сути дела, надо писать мемуары.
Он захохотал, взял горсть сахара, повелел: “Терпеть!” и положил на носы собак по кусочку.
Те, скосившись на сахар, недвижно и серьезно ждали разрешения съесть его.
– То, к чему ты прикоснулся, - втолковывал Тим, - огромно. Аргус?… Подумай сам, сколько бы ты мог еще быть им без опасности смерти? Неделю? Думаю, три дня. А там истощение протеинов, анорексия и… Хоп! (Собаки подкинули и схватили кусочки). Летальный исход. Но ты должен хранить память о прикосновении к чему-то титаническому. Да, именно титаническому. И у меня такое бывает, когда я в одиночестве обозреваю здание науки. (Он покраснел.) Ощущение, что я коснулся огромного, что лезу на снежный пик. Слушай, может, нам махнуть на Север, освежиться и поохотиться? Все же полюс, снега, мохнатое зверье.
– Посмотрим, - сказал я, думая, отчего он повторяет мои соображения. А звучало бы: “Воспоминания Аргуса-12”. Вспомним, вспомним. Итак, прилетел “Фрам”, абсолютно неожиданный. Он скинул на Люцифер ракетную шлюпку.
Аппаратура наша разладилась в грозу, мы не приняли сигналов и копошились во дворе.
Был ясный день, Люцифер просматривался на большое расстояние. И вдруг из солнечной голубизны упало, гремя и пуская дым, длинное тело.
Люди! Ракета!
Мы с Тимом (и собаками) лупили к площадке во весь дух.
Одеться толком не успели, бежали налегке. Затем капитан Шустов, Ящик из красной тесненой кожи. Обряд Посвящения и все остальное.
Я - АРГУС
Аргусы говорили - Обряд возник давно. Они утверждали - начало его теряется во времени. Я же знаю - и Обряд и Аргусов родили достижения техники и изобретательность сильных человеческих умов.
Смысл Обряда был велик. Среди чужих солнц в пору редкого движения ракет (путь их рассчитывался по секундам) правосудие обездвижело, а Закон изменился. Преступлением против Закона Космоса были и редчайшие отказы в помощи одних людей другим, когда жизнь и тех и других балансировала на острие и приходил соблазн сохранить одну жизнь за счет другой.
Нарушением (и преступлением) Закона становилось угнетение инициативы - ею двигалось освоение планет.
Непрощаемым Преступлением считалось то, когда в страхе или гордыне человек сметал чуждую биожизнь с открытой планеты и творил новую - из машин и железа. Расследовали и катастрофы. Аргусы нашли утерянный, звездолет “Эврипид”, они разыскали исчезнувшую экспедицию Крона. Последнее рыло особенно трудным, в том секторе нашлась только малая спасательная ракета. Но Аргус, служитель Закона, рискнул собой и сделал нужное.
Исполнение Закона поручалось человеку, который был на той же самой планете (или в том звездном секторе), где случилось Зло. Это обычно был человек бесхитростный и полный благожелательности. Другого бы и не пустили к Силам, подчиненным Звездным Аргусам.
Человек этот иногда сталкивался с космически сильным Злом. Пример с Генри-финном, сошедшим с ума и единолично пиратствовавшим в секторе 1291 “А”.
Необходимость родила необычайные изобретения. Применяя их, любой человек мог бороться со Злом, каким бы оно ни было сильным, - остальные люди занимались неотложной работой.
Ящик красной тисненой кожи вмещал в себя все необходимое. Его везли туда, где случалось Зло. Но легенды говорят - он и сам перемещался в пространстве.
…Тот, на кого падал выбор, становился Судьей и Аргусом.
Он преследовал Зло, побеждал его, судил и карал.
Иногда Аргус погибал, но Закон шел твердым и четким шагом по этим безлюдным планетам. И мне тоже хотелось идти, гибнуть и торжествовать. (“Меня, бери меня”, - подсказывал я Красному Ящику.) Ящик поставили. Шустов снял шлем и вытер лоб. Лицо его было озабоченным.
– Слушай, Иван, - спросил Тим, - зачем эта штука? Что случилось? На планете нас только двое.
Шустов помолчал.
– Ну и жара тут у вас, ребята, - сказал он. - Как вы еще не сварились? Душно, сероводородом тянет. Ад! Я, собственно, везу сыворотку на Секаус. да какой-то дурак убил здесь человека, вот и нагрузили. А он все тебе сам скажет, Ящик-то. Такие дела, Тимофей.
И повернулся ко мне.
– Э! Я тебя узнал! Ты же Краснов. А, Тимофей, чудеса с этими погибшими? То и дело их встречаешь живыми (а я и на самом деле был мертв, но стал жив).