Никогда раньше за собой этого не замечал. Когда, он говорил, Циолковский додумался? У, через двадцать лет! А я…
И в каких условиях (он даже усмехнулся). За двадцать лет до него, здорово… Только как же это я подзабыл теорию взрывов? Пироксилин не то, не то топливо… Давно не читал, голубчик, научных журналов, оторвался… Надо бы почитать. Было.
Ну после суда. Так бы они и дали мне технические журналы в камеру! Подумали бы, что я готовлю очередной взрыв прямо из Петропавловки!
Он тряхнул головой. Тишина поразила, Ага, замолчали барабаны. Ну да, кричать бесполезно - народ вон как далеко, не услышит.
Но сам он слышал народ. Слышал гул толпы, идущий откуда-то издалека, из-за дальнего ограждения, почти из ниоткуда.
Первая травка уже пробивалась на поле.
Рваной раной зиял на теле Семеновского плаца эшафот.
Его развязали, помогли сойти.
Он считал шаги до этого неправдоподобно свежего, из новеньких свежих досок сооружения. Он видел на них смолу, заусеницы, стружки среди травы.
Красное пятно перед глазами.
Солнце?
Нет, рубаха палача.
Ступени эшафота были толстые, высокие, новые, ребристые и колючие. Он шел, считая их, и каждый шаг отдавался в сердце, но не больно до той поры, пока случайная заноза не вонзилась в сердце.
Оно дернулось в груди, ударилось, чтобы вырваться наружу, но он уже глубоко вздохнул, и оно успокоилось.
Девять ступенек. Нечетное число, делится на три. Три ступени у будущей ракеты. Ну, многоступенчатость, это он предполагал, правда, в другой форме…
На смертников надевали балахоны. Они обнялись. Желябов с удивлением посмотрел на задумчивое лицо Кибальчича, потом понял и успокоился. Он посмотрел в небо. Кибальчичу стало приятно, что Желябов понимает его мысли, и он улыбнулся.
Гул голосов то надвигался, то пропадал.
Что-то читал прокурор. Сморкался очень громко генерал.
Внизу, под эшафотом, кто-то путался в треноге. Кибальчич успел заметить и второго фотографа, похожего на ночного гостя.
Последнее, что он видел, был брошенный высоко вверх там, далеко за ограждением, картуз мастерового, который почему-то не упал, а стал подниматься. Потом картуз приблизился, и Николай Иванович увидел, что это его аппарат - площадка с четырьмя цилиндрами, рулями, ограждением.
И управлял аппаратом он.
И он летел!
Улетал…
Успенский положил перед Федотовым фотографии.
– У меня были железные документы. Я успел сделать семь снимков, но чем-то себя выдал. Два шпика тут же предложили пройти проверить паспорт в участок. Хорошо, что они не знают каратэ.
Федотов молча рассматривал фотографии.
– Он так и не согласился?
– А ты бы согласился?
– Не знаю. - Он положил фотографии на стол и долго смотрел на лицо человека, угадавшего дорогу в космос. - Не знаю, наверно, и я бы не смог уйти.
МИХАИЛ ШПАГИН Ледяное метро
Хорошо здесь, на мостике. Мне жарко от того, что так хорошо. Лицо горит. Студеный ветер как нельзя кстати. Сейчас поставим паруса, и счастливого плавания!
Пока же я пускаюсь в другое - по волнам моей памяти.
Волнам, что прибили меня к этому берегу.
Еще в школе задали мне загадку: что такое “сухая вода”?
И я никак не мог ее разгадать. Промучился всю ночь, наутро пришел к приятелю и, краснея, сознался в бессилии.
– Лед это, - объяснил.он, даже не заметив моего волнения, и очень удивился, когда я отказался смотреть с ним телевизор, выбежал на улицу. А я именно выбежал, потому что меня переполняла радость открытия - знать и видеть, что вода замерзает, - это одно, но вдруг понять, нет - больше, чем понять - ощутить, что привычное повседневное жидкое вещество может превратиться в другое, в твердое, с другими свойствами, меня поразило.
“Сухая вода”. Даже когда потянуло на каток, коньки в отличие от товарищей выбрал фигурные. Те считали - пижонство, а мне не так важна была скорость. Я полюбил выписывать неторопливые замысловатые узоры. Следы на воде - в этом тоже было нечто от волшебства.
После школы работал на фабрике мороженого, так сказать, в царстве сладкого льда. Окончив институт, стал специалистом по холодильному оборудованию. Меня и моих товарищей готовили к штурму абсолютного нуля. Техника предъявляла повышенный спрос на сверхпроводимые электропередающие линии и многое другое, путь к чему лежал через освоение близких к нему температур. Но при распределении неожиданно выяснилось - требуется один специалист в Заполярье. Это вызвало у товарищей прилив остроумия - шутили: холодильщику ехать в Арктику все равно что в Тулу со своим самоваром. Я тоже посмеивался. И вдруг понял, что путешествие к абсолютному нулю меня волнует куда меньше, чем те обыденные вещи, которые происходят несколько ниже нуля по Цельсию.
И вот я в Арктике, и настало время поднять паруса. Команда готова сорваться с уст.
Кто сказал, что на Севере холодильщику делать нечего?
Кругом в изобилии была “сухая вода”. Прямо в вечной мерзлоте мы строили склады, где хранились продукты и песцовые шкуры. “Сухая вода” надежно заполняла ставшие ненужными пустые выработки в шахтах. Мороз наводил переправы через многочисленные ручьи и речушки.
Все ярче начинало золотить тундру солнышко, и многое из сотворенного морозом шло насмарку. К тому времени, когда расцветали нежные жарки с их неуловимым запахом, я и моя бригада обычно работали уже в аварийном режиме, без сна и отдыха. Что там говорить о ледяных переправах, и земные дороги могли превратиться в каналы непроходимой грязи.
В тёплую пору года мы, как говорится, берегли “вчерашний снег”, ремонтировали вечную мерзлоту. Порою это было совсем непросто, обходилось недешево. Но точно так же, как земледельцам юга необходима живительная влага для пашни, нам летом нужно было защитить “сухую воду”, без этого привычная к минусовым температурам северная жизнь разладилась бы.
Каждому свое. Южанам - вода и зной, нам - лед и холод.
Простая мысль. Но сперва она была для меня откровением.
Что-главное полярное богатство? Называйте руду, оленей,- даже северное сияние. Нет, главное - холод, лед, “сухая вода”.
Бурильщик Малов, тот самый, что, смущаясь, хвалил северное сияние, однажды загорелся идеей создания ледяной горной цепи, что защитила бы город от жестоких пуржистых ветров.
Проекты и предложения посыпались одно за другим.
Начали мы, конечно же, не с горной цепи, а для пущей убедительности с чего попроще, с идеи армированного льда. Коли вморозить в ледяную переправу, скажем, сучья, она выдержит большой груз. Вот мы и спроектировали такую переправу на пути от нового рудника к фабрике, а заодно и всю эту дорогу в
