дьявола он делает?! Ему что, жить надоело?!
Мыш не мог найти ответов на эти вопросы. Как в свое время не мог ответить сам себе, для чего вообще снова полез в сеть. Для чего снова появился в мире Цифры, однажды чуть не превратившемся в высокотехнологичный крематорий для его сознания. Что заставляло наплевать на собственное здоровье, на запреты и договоры? Что заставляло постоянно соваться в самую глубину мира Цифры, туда, откуда можно не найти выхода? Деньги, тщеславие, азарт?
Всего этого было предостаточно. Разве что с азартом последнее время вышли некоторые трудности. Нет, было что-то другое, что-то первобытное или первородное – то, что вынуждало древнего туповатого человека выходить из относительно безопасной пещеры, до самого потолка заваленной вяленым мясом мамонта, в полную смертельных угроз долину и идти в поисках незнамо чего. Путь сквозь долину был долгим, он привел к Цифре.
Но человек застрял на пороге, так и не решившись войти в эпоху Цифры. Куда делась та природная решительность и неуемный авантюризм? Или люди слишком долго слонялись вне своей комфортабельной пещеры и теперь их манит назад – к вяленой мамонтятине? Одна беда: мамонты успели вымереть.
Никаких сомнений – Призрак подключался к сети с помощью незарегистрированного коммуникатора. Никто и не надеялся, что заказчик станет вести философские беседы с собственной «балалайки». Но даже с незарегистрированным коммуникатором можно найти точку подключения. Здесь ее не было, хоть тресни. «Нить Ариадны» исчезала, словно распадалась на атомы и элементарные частицы где-то среди серверов Северного полушария. Именно так: Северное полушарие – самая большая точность, которую удалось добиться Мышу. Новая технология шифрования? Может, и так. Ох и непрост этот заказчик.
Не исключено, что это были какие-то неизвестные Мышу возможности сети корпорации «Науком», захватывающей все большую часть виртуального мира. Машинисты москвичей постарались на славу – Мыш так и не нашел явных дыр в их системе. Пока спасало то, что большинство локальных сетей еще не были готовы полностью перейти на платформу «Науком». Когда интеграция завершится, работать ломщикам станет намного труднее. Если вообще возможно. Но, как любил говорить Мыш, ничего невозможного нет.
Глава 3
Президент Райн Тайн – невысокий, чуть полноватый мужчина с широким бесформенным носом и узкими, словно у китайца, глазами на круглом одутловатом лице – нетерпеливо барабанил пальцами по листу бумаги, на котором аккуратно было отпечатано послание индусов.
– И что они хотят? – спросил он у своего советника, стоящего у стола с опущенной в почтительном поклоне головой.
– Они обеспокоены положением дел на черном рынке, – сообщил очевидное советник. Он, судя по всему, тоже совершенно не представлял, как правильно поступить.
– Какое нам дело до их черного рынка?
Вопрос был явно риторическим, и советник благоразумно промолчал.
– Почему они хотят, чтобы эту проблему решали мы?
– У них есть информация от торговцев, что наркотик привозят с нашего севера.
– Этот «джьяду гумра» на самом деле столь опасен?
– Мы не знаем. Вы же понимаете, господин Президент, что у нас нет возможности исследовать зелье.
– Но посмотреть, каким образом действует, вы вполне способны.
– Люди, пробовавшие «джьяду гумра», утверждают, что побывали в нирване. Проблема заключается в том, что наркотик вызывает какие-то не совсем понятные изменения психики. Вероятно, необратимые.
– И все же чего индусы хотят от меня?
Райн Тайн говорил ерунду. Но дураком он не был, просто Президент на самом деле был озадачен.
«Джьяду гумра» стал проклятием Мьянмы. Страна и так трещала по швам. Впрочем, по швам она трещала последние полторы сотни лет – порабощенная, когда в ее землях что-то находили, и никому не нужная, умирающая сама по себе, когда очередные полезные ископаемые заканчивались.
Последнее потрясение постигло Мьянму в эпоху Больших Нефтяных Войн, когда поднебесники надеялись заполучить остатки мьянманских месторождений в свои руки. А получили шиш. Не потому, что натолкнулись на серьезное сопротивление – сопротивляться было особенно некому, да и незачем. Нет, причина была прозаичней. Просто к тому моменту, когда китайцы добрались до Летпандо, где на горизонте появлялись первые насосы, качающие топливо, нефти в недрах Мьянмы оставалось залить пару баков в легковушках.
Так, за ненадобностью, Мьянма в очередной раз получила независимость, которую сохраняла и по сей день.
Но все могло измениться. Райн Тайн это хорошо понимал. Может быть, лучше, чем китайцы или индусы. И он хотел что-то изменить, другого выхода он не видел. Страна с трудом сводила концы с концами, и с каждым месяцем делать это становилось все трудней.
Райн Тайн мог показаться нерешительным рохлей. Именно таким его видели лидеры сопредельных гигантов – Китая и Индии. Иначе и быть не могло – как и многим его предшественникам, Райн Тайну досталась разрозненная нищая страна, почти лишенная всех нормальных современных благ, привычных в иных частях света. Даже сеть – вездесущая и неотъемлемая часть мира до Перерождения – была чем-то вроде чуда, доступная на территории Мьянмы лишь в крупных городах.
Но у Райн Тайна было свое проклятие. Или свое преимущество – это как посмотреть: Катастрофа, перевернувшая мир. Кризис убивает слабых, но дарует шанс. Подарок преподносится всем, каждому, кто способен догадаться, что это дар, кто смог принять и отстоять его. И только те игроки, кто по-настоящему поверил в собственные силы, смогут выиграть большой приз.
В обычной жизни все решает стартовый капитал. Это миф, что можно подняться с нуля, разжиться честным и усердным трудом. И только в кризис появляется настоящая возможность схватить большую удачу, ничего не имея.
Мьянма была пустым местом, лежащим между двух титанов. Наличие одного большого покровителя может пугать, но двух не может не радовать. Райн Тайн хорошо усвоил принцип «разделяй и властвуй».
Райн Тайн всегда помнил о брате. Маленький Таш... Но именно сейчас пришло время вспомнить все в мельчайших подробностях.
В семье будущего Президента родилось восемь детей, но годовалый возраст удалось пережить только Райну и Ташу. Таш был младшим.
Родители работали на урановых рудниках в Кьяунгсине. Они не нанимались на работу – тяжелую и смертельно опасную. Правительство решило, что стране нужно повысить добычу урана на рудниках, принадлежащих Мьянме лишь формально. Реально месторождение давно прибрали к рукам поднебесники. Добыча беднела, руды становилось все меньше, и требовалось все больше усилий, чтобы найти среди радиоактивной пыли хоть что-то. Пока китайцы платили, правительство шло на любые условия, лишь бы сохранить этот доход.
Полиция сгоняла на рудники всех, кто, так или иначе, оказывался без работы. А безработных в Мьянме было хоть отбавляй.
В тот день Ташу исполнилось одиннадцать. Райн вернулся с работы – он трудился в строительной бригаде, строящей дорогу на север, – и увидел брата. В таком виде – впервые. Райн запомнил его лицо на всю жизнь: глупая, ничего не выражающая улыбка, безвольно приоткрытый рот, из уголка которого обильно стекала слюна, и глаза – пугающие, смотрящие в никуда, с бездонными расширенными зрачками.
Райн бил брата по щекам, пытаясь привести в чувство, тряс его так, что глаза Таша закатились, а из горла стало доноситься противное бульканье. Сколько времени продолжалась агония, Райн не знал. Возможно, несколько часов, но не исключено, что с момента, когда он впервые увидел младшего брата, пускающего слюни, до того, как тело Таша обмякло в его руках, а руки перестали ощущать биение сердца,
