– Ты видишь, Гопал, он обычный человек. Он ничего тебе не может сделать. Пойди туда и выруби его, врежь ему по его кровоточащей морде, чтобы не встал. Давай, капитан!
Гопал шел, преодолевая стремительно изменяющуюся реальность шаг за шагом. Судя по тому, что он не моргал, боялся капитан очень сильно. Но шел – только настоящие храбрецы не останавливаются, когда им страшно. В такой ситуации не стыдно и обгадиться, здесь любое действие – подвиг.
– Молодец, капитан, молодец! – шептал Лал, отбивая по столу измазанными порошком пальцами ритм шагов Гопала.
Там, куда становилась обутая в тяжелые и прочные армейские ботинки нога капитана, иллюзия, каким-то непонятным образом наведенная Десайем, исчезала, реальность возвращалась к своим истокам: пропитанному кровью песку алтаря Кали.
Справа, на самой периферии поля зрения, появилась крепко сжатая в кулак рука Гопала. Но ей не суждено было обрушиться праведной мощью на челюсть безумца – Десай, несколько раз всхлипнув, выплюнул в песок увесистый кровавый комок и, закатив глаза, медленно завалился на спину.
У «джьяду гумра», как и у любого фармацевтического агента, имелся свой порог токсичности. Шанкар явно переборщил с количеством. Но он был все еще жив.
Гопал наклонился над ним, желая все же нанести заготовленный удар. Тхаг вяло копошился в песке, он что-то держал в руке. Какой-то мешочек или узелок. Покрытые струпьями пальцы Десайя лихорадочно дергали узел, который нехотя поддавался.
– Это теперь для всех, теперь оно будет везде, – пробормотал он странные слова и, дернув в последний раз узел, взмахнул рукой. – Цветы прорастут сквозь миры!
Капитан Гопал рефлекторно закрыл лицо рукой, но ничего страшного не случилось. На него посыпались мелкие, чуть крупнее макового зерна, крупинки.
Рука Шанкара Десайи, в которой он держал скомканный румаль своего предводителя, убитого им же самим, упала на песок. Теперь уже навсегда – большого сомнения в том, что тхаг мертв, не было, генерал видел изображение его лица.
И только теперь Лал понял, что сделал тхаг.
– Немедленно оцепить арену! – что есть сил заорал генерал. – Собрать семена! Все до единого!
Капитан Гопал лихорадочно вращал головой – из мелькавших перспектив было ясно, что мир стал таким, каким был всегда, – не понимая, чего хочет от него генерал. Но уже кричал на подчиненных, воплощая приказ генерала в действие.
Галлюцинация, массовый психоз, накрывший разом несколько тысяч человек на стадионе города Лудхияна – алтаре Кали, закончилась. Неизвестно, чем было вызвано это явление. Потом станут говорить, что массовое помешательство спровоцировал тот порошок, который рассыпал на арене пришедший молодой человек, другие станут утверждать, что были участниками коллективного погружения в настоящий религиозный транс. Кто-то расскажет, что своими глазами видел богиню Кали, сносящую головы пришедшим уничтожить культ тхагов спецназовцам, кто-то посмеется над этим рассказом. Но молодую девушку, пришедшую на арену вместе с Шанкаром Десайем, так больше никто и не видел – ни живой, ни мертвой, – хотя все они были свидетелями того, как шла она к алтарю.
Единственное, в чем сходились все очевидцы, была странная, почти сюрреалистичная картина, которой закончилось безумное действо, – два десятка десантников ползают на коленях среди высыпавшей с трибун на арену толпы, просеивая между пальцами песок.
Глава 50
Интересная вещь – приказ. Его можно обдумывать, можно обсуждать и даже осуждать. Но когда есть приказ, все становится просто, как день, – приказ при любом раскладе следует выполнять. И у тебя всегда есть оправдание: ты выполнял чужой приказ, это не твое мнение и ты не виноват в том, что произошло. Не нужно никаких исповедей и рассусоливаний – был приказ, а приказ заменяет совесть.
Когда Окоёмов установил «балалайку» обратно в гнездо, приказ возник на глазном наноэкране мгновенно. Василий еще не успел осмыслить прочитанное – а на то, чтобы пробежать глазами пару строк, хватило одной секунды, – но руки сами начали делать, что приказали.
Первым на пол рухнул их главарь Эрик. Кажется, Кхайе называла его так. Здесь было около полутора десятков человек. Окоёмов не знал, чем они тут занимаются, да и, честно сказать, ему на это было наплевать. У него был приказ: уничтожить всех, находящихся в этой квартире.
Шансов у них не было. Вероятно, кто-то из этих людей выполнял роль боевиков или охраны. Возможно, Окоёмов и ошибался на этот счет – практически все они выглядели сущими сморчками, и кому смогли бы противостоять, начнись какая-нибудь заварушка, сказать трудно. Но, как бы то ни было, Окоёмову сильно помог фактор внезапности. Обитатели этой квартирки наверняка опасались его, но не ожидали, что события станут развиваться столь стремительно.
Двое рванули куда-то по темному коридору. Пускай, Окоёмову не обязательно видеть их, достаточно того, что он слышал стук подошв их кроссовок о затертый линолеум и шумное дыхание, которое то и дело сбивалось на хрип. Скорее всего, от страха. Два выстрела – два глухих удара. Проверить качество попадания можно и позже, теперь они все равно никуда не денутся.
Василий быстро шагал из комнаты в комнату, расстреливая уже вторую обойму. Где-то здесь был запасной выход, эти крысы не могли не обеспечить себе путь к отступлению. Но воспользоваться черным ходом никто не успел – все двери, которые нашел Окоёмов, остались закрыты. А может быть, он переоценил способности этих странных людей.
Он еще раз прошел через всю квартиру, но живых больше не оставалось. Только Кхайе, все так же сидевшая на полу в машинном зале.
Разогретый выстрелами ствол указывал точно в макушку девчонке. Она сидела, поджав под себя ноги и опустив голову. Она не желала смотреть на него. А может быть, просто боялась. Ее он тоже должен убить, она тоже внутри этой злосчастной квартиры.
Впервые с того момента, как он прочел строчки пришедшего на «балалайку» сообщения, Окоёмов задумался. Задумался по-настоящему – он не хотел убивать Кхайе.
Ему не требовались никакие оправдания или объяснения в его работе. В той самой работе, которой его научили. Он и ему подобные не только тренировались, их еще и
Из них не делали генавров, их мышцы не подвергались никаким модификациям, в их тела не вживлялись особенные гаджеты. Суть состояла не в изменении тела. Им пытались изменить сознание. Вытравить все человеческое? Вряд ли. Человеческого внутри того, кто назвал себя Василием Окоёмовым, оставалось больше, чем он сам мог представить до сегодняшнего дня. Да и вообще особых изменений в собственном сознании, не считая появляющейся время от времени дурноты и неясных расплывчатых галлюцинаций, доставшихся в наследство от «джьяду гумра», он не замечал.
Но он верил в то, что человек – не венец творения. Это всего лишь один из шагов, ведущих куда-то вверх по лестнице, к вершинам эволюции. И он был готов способствовать этому движению.
Он не знал, чем может быть полезна технология Часовщика для развития человека, как организма. Ни малейшего намека на биологию. Но его статус не позволял даже думать о глобальных вопросах, это было участью совсем иных сфер и людей. Тех, кто получил право называться иначе и, наверное, утратил право называться человеком. Окоёмов не пытался задуматься, он выполнял. Потому что верил, потому что не испытывал сомнений в правильности выбранного
Он думал, что только страх может изгнать из сердца веру, поселившись там вместо нее. Такое уже было, на корабле, и страх до сих пор был с ним, он никуда не делся. Разве что...
