не надо, там ведь по правилам: возьми здесь, подставь сюда, перенеси в левую часть, преобразуй, теперь считай восемь лет, а потом уж можешь сесть, построить график и увидеть. Вся математика - чтоб описать значками, чего глазом не видишь. Не представляешь сил - сочиняй векторы, кривую нюхом не чуешь - бери производные, анализируй. И вообще все это подстроили шпионы кибернетических миров:, роботы пространственного воображения не имеют, им цифирь подавай, вот они исподволь и приспособили этот мир, чтоб на цифирьке держался, чтоб им легче вползти - а потом оккупировать и узурпировать… Вы ведь и сами небось считали, где-то бутылки совали, чтоб пустили на большую машину, фортран этот нелепый зубрили - было дело?
Шустеров оторопело кивнул. У него начинала кружиться голова - не то от водки, не то от необычного собеседника.
– Стоп, Лев Иваныч, вы меня уже насчет психопатии оЦeниваете?
Шустеров подумал и искренне удивился: - Слушайте, а ведь верно пора, а я еще и не подумал!
– И не надо, потому что я вовсе не псих, просто немножко не такой - но ведь это не значит ненормальный, а? Что такое норма? Так, как большинство? Или как немногие, но лучшие? Не усмехайтесь, скромность тут ни при чем, нужно просто хрезво оценивать ситуацию. К примеру, я не умею ходить по ступенькам - ненормальный, да? А может, я летать умею - так зачем мне ходить по ступенькам? Вы не умеете орудовать математикой - ненормальный? А зачем вам, если вы просто видите? Кстати, а что вы там такое увидели?
– Как мне объяснили - привидение, - вздохнул Шустеров.
– Чудесно! Восьмой год мечтаю увидеть привидение, и не выходит. Ну а конкретнее?
– Непротиворечивую модель стационарной Вселенной.
Александр Филиппович задрал брови и приоткрыл рот. Потом вздохнул и сказал:
– Ладно, гордыня так же нелепа, как и скромность. Кто-то умный сказал, что порядочный ученый должен уметь объяснить свою теорию пятилетнему ребенку. Допустим, я ребенок - объясняйте.
Шустеров потянулся было к рулону, за плакатами, но Александр Филиппович скривился: - Да ну их, лучше так, на пальцах. Мне надо, чтоб картинка на глазах прорисовывалась.
– Ладно, - согласился Шустеров и полез в карман за сигаретой. Затянулся. - Есть на свете три гадких явления: парадокс Ольберса, красное смещение и реликтовый фон.
Александр Филиппович кивнул и сказал: - А мне очень не нравится хабеас корпус и трирарка в синто.
– Это еще что? - захлопал глазами Шустеров.
– Понятия не имею, - признался Александр Филиппович. - Потому и раздражает. Ладно, так что там с вашими гадостями?
– По порядку. Парадокс Ольберса: почему ночью небо черное? Само собой, потому что темно. А почему темно? Ведь если Вселенная бесконечна в пространстве, звезд в ней пример-но поровну во все стороны, и хоть они далеко и каждая дает мало света, но их много - и потому все небо должно светиться как Солнце. А оно не светится. Вы скажете: а космическая пыль?
– Скажу, - согласился Александр Филиппович. - Это очень в моем характере - сказать о космической пыли.
– Так вот: если бы ее было столько, чтобы заслонять свет, она бы сама нагрелась и светилась. А она не светится. Что ж выходит - Вселенная не бесконечна в пространстве? Или во времени? Да, говорят они.
– Судя по вашему тону, - осторожно вмешался Александр Филиппович, - они - это все,.кто думает не так, как мы с вами.
– А вы думаете так, как я, правда? - обрадовался Шустеров.
– Конечно, как же я могу думать иначе? Раньше я ничего этого не знал и ничего, естественно, не думал. Теперь вы мне рассказываете, я что-то от вас узнаю и начинаю думать так, как вы рассказываете, то есть так, как вы, и никак иначе.
Шустеров рассмеялся и повертел головой.
– Ладно, я потом изложу и их точку зрения, но сперва про красное смещение. В двух словах: линии в спектрах дальних галактик смещены от номинального положения к красному концу спектра. Они объясняют это эффектом Допплера: мол, галактики удаляются от наблюдателя, то есть от нас с вами, и чем дальше галактика, тем больше скорость удаления. В уголовно-процессуальном кодексе природы это называется законом Хаббла. А если так - что было до того? По арифметике выходит, что десять-двадцать миллиардов лет назад все галактики были в одном месте. Там было тесно и жарко, и называлось это по-простому Первоатомом, а по-умному - точкой сингулярности. А потом грянул Большой Взрыв, в вихрях которого возникли частицы, атомы, звезды, галактики - и разлетелись во все стороны. Кто большую скорость получил при взрыве, улетел дальше, кто меньшую - поближе. В общем, эта теория мне шибко не нравится.
– Я вас понимаю, - отозвался -Александр Филиппович.
– Ладно, - сказал Шустеров. - Ладно. У теории Большого Взрыва есть две альтернативы. Во-первых, теория непрерывного творения, согласно которой возникновение вещества во Вселенной идет непрерывно и до сих пор возникают местные уплотнения, которые и распихивают Вселенную. В какой-то мере это сходится с гипотезой Амбарцумяна, который считает ядра активных галактик местом современного звездообразования. Еще подозрительны на этот счет гипотетические белые дыры, хотя, может быть, это одно и то же.
– Наверняка! - сказал Александр Филиппович. - Давайте про третью альтернативу, да простят нам лингвисты такой оборотец.
– Нет, с лингвистикой боле-мене, потому что это альтернатива не теории Большого Взрыва, а допплеровскому объяснению красного смещения. Есть такая гипотеза старения фотонов: пока они летят миллионы и миллиарды лет сквозь космос, часть энергии теряется на взаимодействие с электромагнитными и гравитационными полями, что-то рассеивается на пыли и виртуальных…
– О господи! - вздохнул Александр Филиппович.
– …частицах, - продолжал Шустеров. - А когда фотон теряет энергию, рн меняет цвет в сторону покраснения. Понимаете, и никто ведь в принципе не отрицает, что такое возможно: как про черные дыры - так пожалуйста, воздействует гравитация на свет, а как красное смещение - все забыли сразу!
– Это уж просто бестактно, - признал Александр Филиппович.
– Более того, тупо! Жить в мире, где действует второе начало термодинамики, закон неубывания энтропии - и в то же время верить, что возможно движение материального объекта в материальной среде без диссипации энергии - это, извините за грубость, естественнонаучный идеализм и самодовлеющий идиотизм! - Шустеров перевел дух и сердито запыхтел сигаретой.
– Здорово! Что здорово, то здорово! Как сформулировано: самодовлеющий идиотизм! Цицерон!… Но вообще аргумент серьезный. Вы, я вижу, склоняетесь к гипотезе старения?
– Обязательно! Мало того что она соответствует наиболее общим законам природы, она еще и эстетически привлекательна, потому что не нарушает совершенный космологический принцип! Красное смещение объясняет, парадокс Ольберса тоже: темно, потому что свет от дальних объектов до нас просто не доходит…
– Но вы упоминали еще какую-то третью гадость - как с ней?
– А-а, реликтовый фон будь он проклят! Они его считают главным доказательством существования в прошлом горячей Вселенной, то есть пресловутого Большого Взрыва! Они как толкуют: мол, в момент взрыва выделилось излучение с температурой десять миллиардов градусов, а потом за десять миллиардов лет оно претерпело мощное красное смещение и теперь соответствует температуре 2,7 Кельвина.
– Ну и как вы выкручиваетесь из этого антикварного фона?
– А-а! Вот тут и начинается самое интересное, так сказать, мой личный вклад…
– Действительно, - согласился Александр Филиппович, - что может быть для нас интереснее, чем наш личный вклад?
– Иронизируете? Как хотите. Могу и не рассказывать.
– Уже не можете. Лопнете, если не расскажете. Валяйте.
Шустеров обиженно помолчал, но потом улыбнулся и сказал:
– Ехидный же вы экземпляр, любезный Александр Филиппович!
– И тем горжусь. Но прошу, продолжайте. Вы распалили мое любопытство, теперь я не успокоюсь, пока
