ландшафтами, часами бродя то среди удивительных геометрических фигур, то “пробираясь” сквозь джунгли невиданных ранее растений.
Что же касается литературы, то здесь имбиторы выступили почти во всех ее жанрах. Особенного успеха они достигли в сюрреалистической поэзии, осуществив в ряде произведений мечту основателей этого направления, заключающуюся во внешне бессмысленном, но на самом деле полном глубокого подтекста непроизвольном выражении подсознательных процессов творчества. Стихотворения имбитора-поэта Бай- Шила были признаны бестселлером на Всемирном конкурсе новой поэзии в Чикаго, а его “Сонеты моря” исполнялись на выпускных экзаменах театральных студий в Конакри и Балтиморе. Особенную популярность завоевала “Мечтающая креветка”. Мы напомним только первые восемь строк:
Мечтающая креветка в сонме грандиозных арий,
Смутно светясь отблеском святых снов,
Снова и снова искала былое величье
Радости, счастья, любви и оков…
Мечтающая креветка видела верхушки секвой,
Мечтающая креветка щелкала хвостиком по неоновым огням Токио,
И где-то в глубине Маракота рождалось: приди, я жду, приди!
А влюбленный кит-горбач играл фонтанами облаков.
Психолог Берт Портер первым обратил внимание на это стихотворение, и его выводы поразили и убедили многих специалистов в области психологии творчества.
“Это не просто креветка, а тем более мечтающая креветка,- писал Берт Портер.- Это символ, и высказанные в этих небрежных строках идеи проливают пророческий свет на будущее имбиторов”.
Сенсационные успехи имбиторов в искусстве были только первым раскатом грома. Второй удар с полной силой прозвучал в науке. Что совершили имбиторы в океанических и географических науках, так и останется тайной для всех… кроме самих имбиторов. Но во всех других областях переворот следовал за переворотом. Увы, современная наука говорит на некоем искусственном языке, и даже прямой перечень достигнутого не сможет произвести впечатление на широкую публику. Поэтому мы можем сказать кратко: вклад имбиторов в точные науки огромен.
ГЕНЕАЛОГИЯ НЕПТУНА ВЕЛИКОГО
До сих пор мы занимались исключительно отбором общеизвестных происшествий, самым щедрым образом заимствовали значительные отрывки из сообщений очевидцев, эксплуатировали ученых, запрашивая их мнение. Не скроем, мы взяли на себя смелость изложить некоторые общие вопросы нептунологии исключительно по той причине, что имели счастье несколько раз встречаться с самим Нептуном Великим.
Приступая к этой части нашего сообщения, мы ознакомились с целой грудой материалов биографического характера, чтобы научиться тому, как это делается. Были отвергнуты, как неприемлемые, биографические способы, которыми пользовались авторы жизнеописаний Будды, Магомета, Христа, Лакшми, Зевса и Саваофа, как явно необъективные.
После длительных поисков мы обратили внимание на “Воспоминания о Наполеоне” Стендаля.
“Некто,- писал Стендаль, подразумевая под “некто” себя самого,имел случай видеть Наполеона в Сен- Клу, при Маренго, в Москве, теперь он описывает его жизнь, нисколько не притязая на красоту стиля”.
Вот оно! Некто видел и поэтому описывает! Пусть это будет нашим девизом.
Итак, Нептун Великий был молод, когда судьба свела его с имбиторами, предоставив ему грандиозные возможности. В его душе еще не замерли живые страсти. Поэтому жизнь Нептуна Великого есть история молодой души, которой открылась возможность исполнения всех, или почти всех, желаний и надежд. Поставьте себя на место Нептуна Великого, скажите себе: “Я молод, я силен, как лев, я повелеваю целым народом, в котором каждый веселый танцор и смелый воин, а если понадобится - герой или мудрец, моя власть не сравнима ни с чьей властью, какую только знала история, мною же никто не повелевает, и я подчиняюсь только своим желаниям…” Скажите себе эти слова, поверьте в них, зажмурьтесь от блеска открывающихся перед вами перспектив и тогда судите Нептуна Великого, как вам будет угодно.
Несколько слов необходимо посвятить родословной Нептуна Великого, коль скоро он выступил под именем бога морей Нептуна, личности мифологической и никакого доверия не заслуживающей. В свое время он протянул мне руку и как-то очень просто назвал себя: Василий Шмаков. Этого мгновения не забыть…
Василий Шмаков, Василий Петрович Шмаков. Кто он, откуда?
На этот вопрос мы получили целый ряд подсказок, ответов полных и неполных, указаний прямых и косвенных. Для этого нам пришлось использовать грандиозный материал, любезно предоставленный нам в библиотеках и архивах.
Как совершенно ясно из самой фамилии, род Шмаковых иностранного происхождения. При царе Иване Васильевиче Грозном появился в Москве иноземец, говоривший, по всей вероятности, на каком-то диалекте немецкого языка, получивший немедленно кличку “Шмаков”. Здесь источники расходятся. Согласно одним, фамилия Шмаковых произошла от слова “шмак”, что по-немецки означает высокобортная барка, то есть морской корабль, на котором, по всей вероятности, этот иноземец прибыл в Россию. Напротив, по другим сведениям, фамилия эта происходит от немецкого слова “шмак”, что означает вкус. Он, угощая гостей в застолье, спрашивал их время от времени: “шмект гут?”, то есть “вкусно ли?”.
Не часто и не щедро поминают исторические летописи и иные документы Василия Шмакова и других его потомков. Но в самые крутые моменты нет-нет да и мелькнет кто-либо из этого преславного рода. Доподлинно известно, что Петрушка Шмаков, внук бывшего конюха Малюты Скуратова, присутствовал при коронации первого царя из рода Романовых - Михаила Федоровича, а когда князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой бил челом государю,? что неладно ему быть меньше дяди царя, боярина Ивана Никитича Романова, довольно громко произнес: “Как вы ни садитесь, а все в музы…” Вполне возможно, что Петрушка Шмаков договорил бы до конца впервые в истории бессмертную строку из басни дедушки Крылова, но думный дворянин Гаврила Пушкин посохом из рыбьей кости (вероятно, рог!) ловко огрел Петрушку Шмакова по загривку и приказал своим людям вывести его из Успенского собора. По свидетельству подьячего (делопроизводителя) Протасьева, выйдя из собора, Петрушка Шмаков не унялся и сказал, судя по всему, в адрес Гаврилы Пушкина: “Погодь, взойдет солнышко красное и на нашем подворье”.
С той поры след Шмаковых теряется до тех славных времен, когда начиналась на Руси эпоха великих преобразований Петра I. Тут мы встречаем Шмаковых во всех уголках государства Российского и на самых разнообразных местах. Ферапонт Шмаков был в стремянном, приказе, оберегал государя и сопровождал его во всех походах. Известны Шмаковы - полуголовы в стрелецких полках, известны и сотники. Служили Шмаковы и в других приказахг казенном, сытенном, житном и Конюшенном.
И все-таки обращает на себя внимание удивительно постоянное стремление представителей рода Шмаковых к морскому делу. Так, Панкрат Шмаков, которого царь зашиб ставнем, за какую-то провинность был разжалован в корабельные плотники и в тысяча семьсот двадцатом году определен к постройке “потаенного судна”, которое сооружалось по мысли под руководством Ефима сына Прокофия Никонова на верфи Галерного двора. Таясь от чужого глазу, трудились плотники пять лет, но, как известно, первая в истории кораблестроения подводная лодка так и не смогла выйти в плавание по причине того, что вода проникала в корпус лодки, обшитый для герметичности “кожами юхотными”. После смерти Петра I Панкрат Шмаков был отправлен вместе со своим старшим товарищем Никоновым в Архангельск, для работы на тамошних верфях, где и умер вскорости, не выдержав полуарестантского житья.
Можно высказать предположение, что замечательная идея Никонова, правильная в своей сути, но неспособная к осуществлению в те времена,юхотные кожи были мало годны для такого дела,- оставалась жить в роду Шмаковых и, подобно магниту, влекла его отдельных представителей к освоению морских глубин. Сохранился собственноручный доклад адмирала Кушелева императору Павлу Первому, в котором писалось: “…Означенный Данилка Шмаков тщится удобно плавающее судно под водами морей и рек построить, но понеже изобретение оное, будучи выдумано без смысла и правил, не может быть употреблено на дело с пользой, то покорнейшая просьба к Вашему Императорскому Величеству тому Данилке Шмакову отказать”.
Император Павел I, знавший, как известно, пять европейских языков и своей начитанностью далеко превосходивший всех российских царей прошлого и будущего, собственноручно начертал на рапорте: “Проверить надлежит, а что, тому следуют пункты:
