коленца отломит - закачаешься. А ты - стой, не бойся, что вспугнешь соловья, что он улетит… Защиту, что ли, в дереве чует? Не знаю. Секрет…
Вскоре пастух и девушка вышли к реке в том месте, где она делала крутой, как локоть, изгиб. На темной воде у противоположного берега белели лилии. Можно было различить густые заросли камыша. Тихо.
Пахнет водой и тиной.
– Река?! -радостно мигнула звездочка.
– Река-а,- отозвался пастух.
– Красивая река,- сказала девушка,- но кривая. Я другие знаю. Прямые, как твои березы.
– Да какая ж она кривая?! - обижаясь за свою речушку, отозвался пастух.- Это у нее изгиб здесь. Если обернуться птицей и подняться вверх над рекой, то он будет краше, чем шея лебединая. А рыбы в реке сколько! Во, слышь, плещется! К заре!
– Рыбы? - звездочка опять мигнула непониманием, а большие глаза девушки насторожились.- Что это такое?
– Как бы это тебе сказать… Мы, люди, на земле хозяева, самые мы главные на земле. А рыба - она молчаливая хозяйка воды. Только человек это забывает, думает, что везде он верховодит.
Пастух взглянул на девушку - поняла ли? И добавил с лукавой улыбкой:
– Тебе бы они понравились. Рыбы добрые и красивые, а чешуя, кожа рыбья, у них серебристая - играет, переливается… Сейчас на земле много рек пустых, мертвых, даже лягушек не осталось - доверховодился человек. А в нашей всякая есть рыбеха. И щука, и лещ, и язь, и окунь, и красноперка… Может, утречком, на самой зорьке,- сгоняю, только коров соберу,- порыбачим?
– Может быть,- ответила девушка и нежно взяла его ладонь в свою.- А много у тебя коров?
Он вздохнул.
– С каждым годом все меньше. Нынче вот двадцать две пасу. Есть и еще одна. Но прихворнула что-то. Ласка ее кличут. И точно - норовом ласковая, тихая, послушная.
Пастух вдруг осекся, взглянул на гостью.
– Ну и разболтался я! Может, устала? Отдохнуть хочешь?
– Что это - раз-бол-тал-ся?
– Значит, говорю и говорю и говорю. Без остановки. Без умолку.
– А-а,- она улыбнулась.- Это не опасно. А отдохнуть хочу.
Они повернули обратно.
– Ты извини за нескромный вопрос… Но откуда ты, красавица серебристая?
– О,- она запнулась.- Я… из далекого далека. У нас реки прямыепрямые и все текут только в одну сторону, хотя раньше, давным-давно, как и у вас, каждая имела свой характер, и в них тоже водились молчаливые рыбы, но с красной чешуей. А кроны деревьев у нас синие… Я… я - разведчица, -хотя ты не должен об этом знать,- неожиданно закончила она.
– Это не опасно,- вспоминая ее слова, сказал пастух со смешком, как будто бы ее рассказ был для “его никакой не диковиной.
– Ты думаешь? - серьезно спросила она.
– Да,- твердо сказал он.- Вот мы и пришли.
А после паузы добавил: - Я вообще-то люблю поспать, а тут полночи уж позади. Ну да худа без добра не бывает. С тобой вот познакомился…
– Как ты сказал? Худа без добра…
– …не бывает.
– Хорошее выражение! Красивое!
Пастух установил лестничку, и они забрались в шалаш. Прежде чем отдыхать, пастух предложил девушке молока и хлеба. Ей очень понравился хлеб, обыкновенный - серый кирпичиком, уже даже чуть зачерствевший; она сказала, что в жизни ничего вкуснее не пробовала. Затем он предложил ей свою овчину, хотя она отказалась, говоря, что костюм у нее с подогревом, не замерзнет.
– Подогрев подогревом,- возразил он,- а ничего нет лучше мягкой овчины. Поверь мне!
Она промолчала, только звездочка мигнула как-то ласково и грустно.
– Ну пока! - попрощался он, залезая на “второй” этаж, под самую крышу.- Как говорится, до скорого! Не проспать бы! Вот-вот заря. Соберу коров, пойдем порыбачим. Увидишь, как хорошо! Да, а зовут-то тебя как?
– Яа,- сказала она.
– Яа. Красивое имя. Надо же- Яа. Яа! Чудно!… А годков тебе сколько?
– Годков?
– Ну, лет. Сколько ты живешь?
– Мне двадцать пять весен.
– Двадцать пять… Да-а… А можно еще один нескромный вопрос, хоть и так уж, наверное, замучил тебя?
– Ну что ты, совсем нет. Мне хорошо с тобой.
– Яа, как так, ты говоришь, а без голоса, только звездочка мигает, но я все понимаю? И ты понимаешь мой язык.
Девушка опустила глаза.
– У нас тоже когда-то речь была живой,- сказала в задумчивости, а, может, ему так показалось.- И знаешь, даже похожа на вашу. Мама моей мамы, рассказывают, была чудесная певунья. Пела, значит. А сейчас каждому младенцу производится трансплантация специального устройства. Это легко, безболезненно почти - наука может все. Вырастая, каждый беззвучно передает свою мысль другому и понимает любой язык. Ученые считают, что это хорошо. Меньше энергозатрат, всякого шума. Комфортно…
Яа поднесла ладони к вискам вздохнула, добавляя:
– Только дети в наших городах не смеются…
– Поди ж ты,- удивился пастух,- не смеются… А птицы, птицы поют?
– Поют. Только все реже и глуше,- ответила Яа.
– Да-а,- сказал пастух.- Ну, отдыхай, Яа… На зорьке хорошо спится.
Едва он расположился на настиле под крышей, как его тотчас неизвестно почему сморил сон, и он заснул крепко, беспробудно.
Девушка-звездочка померкла совсем.
“ИОН, НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО!”
Яа проснулась рано - минута в минуту по заданной ночью команде.
Уже рассвело - сквозь щель в занавеске на маленьком окошке пробивался тихий утренний свет. Нужно было спешить, но Яа думала о пастухе.
Она захотела увидеть его и поднялась, едва не ударившись головой о настил, на котором спал пастух. Сквозь лаз она увидела его. Сон пастуха был безмятежен. Он спал на спине, подложив под голову вместо подушки свою руку.
Яа не спешила покидать шалаш и человека с чистыми синими глазами.
Ей очень захотелось что-то оставить пастуху на память.
Из кармашка на куртке она достала маленький лоскуток материи, вытканный когда-то мамой из редкостных микробиоорганизмов. Лоскуток был бирюзового цвета и переливался точно живой.
Еще раз взглянув на пастуха, Яа присела на корточки и положила лоскуток на овчину, которой укрывалась во сне. Затем решительным, но мягким движением коснулась лба, извлекла мерцающую звездочку. Что еще есть у нее? Ничего.
Теперь впереди немота. Конечно, она поймет тех, кто встретит ее на борту космодома, а вот ответить сможет, лишь прибегнув к письму.
Но она приняла решение.
Все. Прощай, пастух!
Если бы он видел сейчас Яа, то решил, что это большая птица, похожая на девушку, выпорхнула из гнезда и мягко опустилась на землю.
Когда Яа вышла к реке, краешек неба на востоке был бледно-розовым.
Пахло осокой, тиной, всплескивала рыба. “Он звал на рыбалку,- улыбнулась Яа.- Конечно, я сломала бы
