России.
Такие процессы неоднократно наблюдались в истории. Они представляют собой механизм, посредством которого происходит смена цивилизационных приоритетов: от Испании к Англии, от Англии к США. Может быть, самым наглядным является последний пример — преобразование третьеразрядной державы, Северо-Американских Соединенных Штатов, в нынешнего гегемона.
Начало этому было положено специфическим проектом, известным как Реконструкция Юга (1870– 1900 гг.) Нам представляется, что будущее должно стать не столько предметом анализа, сколько объектом конструирования. «Техническим заданием» должно быть не написание очередной «программы выхода из кризиса», не поиск спасающей политической и/или экономической комбинации, не выбор меньшего из двух или нескольких зол, но всего лишь создание в стране условий для реализации варианта будущего, оптимизированного с точки зрения личностного роста ее граждан.
Мы рассматриваем конструирование будущего как последовательное осуществление ряда проектов — от личных, групповых и региональных до национальных и международных. Каждый из них реализует ту или иную инновацию, при этом ничего не «зачеркивая» в существующей Вселенной. Нет смысла бороться за «мир без наркотиков» или «мир без ядерного оружия». Постановка задачи в таком виде абсурдна: будущее во всех смыслах не может оказаться беднее настоящего — это запрещает закон сохранения структурности, известный также, как третье начало диалектики. Поэтому надо стремиться не к сокращению, а к расширению индивидуального «пространства решений» граждан России. То, что на Западе сейчас возобладала противоположная тенденция, есть (для нас) весьма позитивное обстоятельство.
Можно ли создать юридическое обеспечение «живого будущего»? Проблема в том, что система классического — римского — права, оформленная более двух тысячелетий тому назад, в максимальной степени препятствует любым инновациям, будь они технические, социальные или политические.
Например, сейчас ни в одной стране мира невозможно создать «летающий автомобиль». Техническая сторона не имеет значения: не поможет даже антигравитационный двигатель с питанием от холодного термояда. Дело в том, что закрепленные законодательно требования к летательным аппаратам и автомобилям несовместны. Даже теоретически они не могут быть соблюдены одновременно. Пример, конечно, носит казуистический характер: в конце концов неочевидно, что «летающие автомобили» вообще нужны. Однако подобный «конфликт законов» есть правило, а не исключение.
Поэтому жизненно необходим отказ от консервативной юридической системы. Точнее говоря, необходимо создание «динамического права», естественно включающего в себя инновационные процессы и берущего их под свою защиту. Быть может, именно в этом позитивное содержание того социального процесса, который принято называть «криминальной революцией». Некоторые экстремальные версии таких проектов рассмотрены, например, в произведениях Р. Шекли, Т. Старджона, Р. Хайнлайна, В. Рыбакова и др.
Переход к «динамическому праву» можно рассматривать как частный случай применения метаоператора, преобразующего систему в метасистему. Такое преобразование позволит использовать в обыденной жизни весьма необычные ресурсы: фрактальные структуры, парадоксы теории множеств, рекурсивное, то есть алогичное мышление, и так далее…
Рассмотрим простейшие метаоператоры.
Неизбежен переход от науки к метанауке. Мы определяем научную дисциплину как структурную систему, развитие которой подчиняется законам, не только допускающим изучение, но и на самом деле по большей части давно известным. Простое «достраивание» дисциплины до «идеального» состояния, соответствующего динамическим уравнениям, позволяет расширить спектр полезных результатов.
Следующий шаг — определение целей, лежащих за пределами возможности ТРИЗовского подхода. То есть структурное исследование самой метанауки, поиск закономерностей более высокого порядка, чем уже изученные «системные операторы» и «процедуры квантования».
Важно понять, что все конкретные научные дисциплины являются лишь проявлениями метанауки. Иными словами, все они не более чем Отражения некой единой сущности. Поэтому прогресс в одной из дисциплин неизбежно приведет к столь же существенным результатам во всех остальных. Так мы переходим от концепции «узкого фронта и специализированного познания» к идеологии «широкого фронта и системного познания»: структурные связи и коллективное бессознательное, даже архетипические структуры (боги, богини и демоны, и сам Хаос) начинают «работать» на науку.
На этом пути, однако, придется пересмотреть многие привычные убеждения.
Исчезает грань между наукой и паранаукой. Она рассматривается как совокупность механизмов, служащих для познания истины. Более того, изменяется вечная триединая структура «искусство/наука/вера».
Наука теряет индустриальный характер, центр тяжести исследования вновь смещается от больших коллективов к отдельным исследователям или малым группам.
Ликвидируется государственное финансирование науки, наука отделяется от государства, образуя собственные независимые организационные структуры, производящие информацию и продающие ее на свободном рынке.
Опять-таки отметим, что в России такая революция уже произошла. Пока, правда, она воспринимается, как вселенская катастрофа и гибель культуры. «Утечка мозгов» из страны будет продолжаться до тех пор, пока русские ученые не поймут, что реальной платой за «грант» является утрата суверенитета мышления. Иначе говоря, собственно научные исследования равным образом не оплачиваются по обе стороны океана. «Грант» является паллиативом — часть своего рабочего времени ученый тратит на то, чтобы получить его и таким образом добыть средства к существованию. Но из множества способов заработать на жизнь «грант» не является ни самым эффективным, ни самым достойным.
Интенсифицированная наука подразумевает иную систему, а вернее, метасистему образования. Ошибка, допущенная создателями коммунистических утопий (которые все без исключения являются «педагогическими утопиями»), заключалась в отсутствие частицы «мета». Метаобразование и соответственно метавоспитание следует понимать, как структурирование Учителем «личной вселенной» Ученика. Если в традиционной системе образования учат «чему-то», то при метаобразовании объясняется, как в наиболее общем случае это «что-то» изучить.
Ресурсы, лежащие на этом пути, очень велики. Так, 80 % населения учило в школе иностранный язык, но не знает его.
Между тем в мозгу накоплено огромное количество соответствующей информации: одних только видеофильмов и компьютерных игр вполне достаточно для того, чтобы в подкорке сформировалось устойчивое семиотическое пространство английского языка. Проблема в том, что эта информация не может быть сознательно использована. С точки зрения метаобразования правильно сказать: «проблема лишь в том…» Метапедагогика подразумевает отказ от понимания образования как механизма вовлечения личности в данный конкретный социум. (С этой точки зрения «консервативная со знаком плюс» функция образования — сохранение накопленной в обществе информации — сопровождается функцией «консервативной со знаком минус» — сохранением в неизменной форме структуры социума, подсистемой которой является образование.) Иными словами, речь идет о резком снижении входного информационного сопротивления системы «образование». Может быть, имеет смысл говорить даже о слиянии в обществе (на какой-то исторический период) механизмов создания и сохранения информации. Очевидно, что создание метапедагогики является ключевым фактором для перехода к метасистеме.
Глобальный кризис образования лишь подчеркивает необходимость такого перехода. Другое дело, что разработка принципиально альтернативных педагогик находится на эмбриональном уровне. Даже в фантастике они занимают ничтожную часть от общего спектра проблем и ставились лишь в некоторых ранних произведениях А. Азимова, Р. Бредбери, Э. Геворкяна и др.
Эти и другие метаоператоры позволят ускорить развитие и интенсифицировать общественную жизнь если не всей России, то во всяком случае русской интеллигенции, которая, заметим, представляет собой довольно-таки «толстую» в сравнении с другими евроориентированными странами «прослойку». Подобная схема может быть реализована как совокупность конечного числа вполне конкретных программ, таких, как «Гуттенберг» (перевод в общедоступную электронную форму всей накопленной в стране информации, обеспечение повсеместного неограниченного доступа граждан к компьютерным сетям), «Модернизация образования» (программа резкого перемешивания возрастных страт в обществе через реализацию закона
