передышку, чтобы изобрести новый финт, прекрасно понимая, что другого шанса может и не быть.
Ник, «перелистывавший» целые дни за несколько минут, довольствовался дайджестом событий. Вероятно, от него ускользнули мелкие детали и подробности, но главное он уловил точно. Под конец он почти восхищался своим бывшим другом. Восхищался и все сильнее ненавидел.
У Охоты появилось олицетворение - глумливая морда, маска предателя. Нику казалось, что в хаотичном движении стада он вдруг разглядел причину и смысл. Смыслом было причинить ему наибольшее страдание, уничтожить, унизить и растоптать его. Но он оказался крепким орешком.
Ник так и не понял, под каким предлогом его друг заманил к себе его девушку. Возможно, сначала он просто взывал к сочувствию и жалости. Попросил проведать несчастного избитого «калеку». На третий день, уже выйдя из больницы, он соблазнил ее.
…В ускоренном режиме просмотра тела двигались судорожно и комично. Все это сильно напоминало старое немое кино. Дружище был в хорошей форме, несмотря на обилие гематом. Он проявил ласковую настойчивость. И Ник был вынужден признать, что его другу удалось растопить многолетний лед. Прежде она была куда более сдержанной. А тут выделывала такие штуки!.. И главное, с очевидным удовольствием. Друг кончил трижды; судя по ее повизгиваниям, она испытала оргазм не меньше пяти раз, чего не случалось за всю историю их отношений с Ником.
А когда она, удовлетворенная, благодарная и накачанная спермой, погрузилась в сон, друг нежно и аккуратно, чтобы не разбудить, засунул ей в вагину черную метку.
Ник отчего-то решил, что между ними все началось гораздо раньше. Секс был лишь итогом давней тайной привязанности. Он вспоминал взгляды, которыми они иногда обменивались и которые он случайно перехватывал; вспоминал их «дружеские» объятия и прикосновения; вспоминал, что иногда чувствовал себя в маленькой компании третьим лишним - это чувство было почти физиологическим. Кажущийся парадокс имел вполне логичное продолжение.
Что было дальше, Ник уже знал. Поцелуй на память. На вечную память. Если бы она «поцеловала» раскаленным клеймом его мозг, он и то не запомнил бы это лучше…
Он вытащил метку из считывающего устройства. Скорее всего компьютер ему больше не понадобится. Разве что оставить послание живущим… Зачем? Гнилая мелодрама… Он уничтожил комп, но сделал это без истерики. Не разбил монитор, а раздавил его, положив на пол и наступив двумя ногами.
Он обнаружил, что избавляться от собственности даже приятно - все равно что избавляться от недвижимости в буквальном смысле слова. Он воображал себя кораблем, сорвавшимся наконец с вечной якорной стоянки и уносимым в открытый океан невиданным штормом. Рано или поздно он разобьется о скалы. Но, черт возьми, может, он зато узнает, что это значит - плавать?!.
Загонщики были в пяти кварталах от него.
Он оделся так, чтобы быть готовым заночевать где угодно - хоть на крыше, хоть в канализации. В его одежде не было не только наружных карманов, но даже сколько-нибудь заметных складок. Все швы надежно прошиты, обшлаги рукавов туго пригнаны, вокруг шеи предусмотрен самозатягивающийся воротник - «удавка» на жаргоне.
Он не был оригиналом. В сезон охоты все предпочитали одеваться подобным образом, выходя на улицы. Лучше испытать несущественные неудобства во время перемещения среди толпы, чем однажды, вернувшись домой, обнаружить у себя в трусах черную метку.
Ему эта неприятность уже не грозила. Поэтому он прорезал в подкладке дополнительные внутренние карманы, ослабил «удавку», чтобы не мешала вертеть головой, и стал совать за пазуху то, что считал необходимым.
Тут же выяснилось, что он знал так мало о реальной жизни в экстремальных условиях. То есть дикой жизни. В ближайшие часы он действительно станет дикарем, изгоем, зверем, взятым на мушку. А что он умеет?..
Нет, он не напрасно просмотрел историю метки. Теперь он знал, что ему не на кого рассчитывать. А ведь мог бы поддаться глупому самообману! Побежал бы к другу, родителям, брату… Это знание, избавившее его от иллюзий, дорого стоило. Хирургическая операция - резекция души - прошла успешно. Немного болезненно, зато радикально. В течение нескольких часов он перестал быть сопляком и превратился в ветерана незримой войны, которая шла повсюду. Оставалось лишь набраться практического опыта.
Безоружный одиночка против всех. Безоружный? Но у него были руки, ноги, зубы, в конце концов. И кто сказал, что кусок водопроводной трубы не может стать оружием? Чтобы убедиться в этом, он раскрошил свой CD-плейер и коллекцию компакт-дисков. Подслащенная жвачка для дебилов… Ник с презрением смотрел на разбитые зеркала, которые так долго были свидетелями его дутой респектабельности и пустой жизни. Теперь эта самая жизнь обрела горький вкус, цвета, объем, продолжительность и реальную цену. За нее стоило побороться.
Он вышел из квартиры, не заперев дверь, и направился к станции метро. Заберется какой-нибудь урод - тем лучше. Загонщики пойдут по ложному пути…
В небе был слышен гул вертолетных турбин. Облава приближалась.
Он был далеко не первым, кто пытался сорваться с крючка, но вот как раз об этих «героях» почти ничего не известно. Они сгинули, не оставив после себя никакого следа. Не то что «образцовые» жертвы! В общем, Нику не на кого было равняться.
Он шел по вечерним улицам, и местные гопники шарахались от него, как от бешеного пса. Он понимал, что и эта удача скоро закончится: он перестанет излучать на всех волнах свое единственное послание миру - «мне нечего терять!» - и тогда за него примутся и те, и другие.
Но пока ярость и решимость еще подпитывали его. Он шагал и на ходу хлебал странный коктейль из силы и обреченности. Сила вливалась в него с холодным осенним воздухом, а обреченностью было пропитано все вокруг - тротуары, дома, человеческие существа. Они скользили мимо, словно призраки, и каждое уже перестало быть плавучей миной, столкнувшись с которой можно было подцепить простую болезнь под названием смерть. Он не то чтобы презирал их за стадную покорность - в конце концов совсем недавно он тоже был в этом стаде. Просто они были неинтересны ему; и еще не известно, кто от кого отрекся…
Что двигало теми, кто придумал Охоту? Какие мысли рождались в их извращенных умах? Что они при этом испытывали? Желание поразвлечься или нечто большее? Если поддаться слабости, во всем этом можно было увидеть какой-то дьявольский заговор. И многие поддавались. И намекали на вмешательство сверхъестественных сил.
Пиратов объявляли «ангелами смерти», «посланниками сатаны», «проклятием грешников» и даже «карающими псами Господа». Они стали частью новой, нарождающейся религии со жрецами безжалостными, как средневековая инквизиция. Они и были инквизиторами компьютерной эпохи. Но в чем состояла ересь? И в чем был грех? Вот этого Ник не мог постичь, в противном случае с удовольствием назвался бы еретиком. А так он кто? Просто жертвенный баран, убежавший из загона накануне жертвоприношения и слегка подпортивший весь ритуал.
Теперь, обретя холодный разум, он снова взвесил возможность избавиться от метки. Его сведения были обрывочны и почерпнуты из не вполне надежных источников. Он подозревал, что вполне надежных и не существует - иначе Охота потеряла бы смысл. Безликое молчаливое совершенство неуязвимо. Тайна придавала происходящему мистический налет; зло не только непобедимо, но даже неуловимо…
Метка автоматически перенастраивалась на последнего «владельца»; в случае ее уничтожения или длительного отсутствия контакта с телом жертвы активизировался вирус, полученный в момент передачи. Вирус переносился всеми возможными путями (включая проклятый поцелуй!), и в том, что он внедрен в организм, сомневаться не приходилось. «Вакцины» не существует - иначе она появилась бы на черном рынке. После передачи вирус самоликвидируется.
