поимка – вполне реальны. Я договорился встретиться с лейтенантом Сабитовым именно сегодня и именно здесь – на тот случай, если при нашем побеге из черного трибунала уходить придется поодиночке… Шансы на то, что лейтенанту удалось ускользнуть от погони, невелики. Может, в небе он ас, но на грешной земле все навыки и умения вертолетчика малопригодны. А если Сабитов попал в руки спецам ОКР, у них найдется достаточно способов развязать лейтенанту язык. При таком раскладе меня должна бы поджидать на Сенатской засада – однако никаких признаков, что поджидает.
Явился я загодя, за два часа до назначенного времени, и долго гулял среди торговых рядов, заодно обследовав прилегающие улицы. И всё впустую. Ни одной подозрительной машины. Ни одного торговца, выглядевшего ненастоящим, ряженым. А глаз у меня намётан, самому приходилось готовить и проводить подобные операции.
– Мужчина, «таблетку» не купите? – вполголоса обратился ко мне субъект неприметного вида, без единой черты, способной зацепить взгляд. – Чистенькая, перепрошитая, и недорого.
Стоял субъект вполоборота ко мне, настороженно зыркая по сторонам. А когда говорил, губы почти не шевелились. Чревовещатель, да и только.
Я молча покачал головой.
– Может, «балалайку» под заказ? – не унимался субъект. – Срок два дня, аванс треть суммы.
Как раз в «балалайке» я нуждался, и даже очень. Но не в простой, куда закачаны данные никогда не существовавшего человека – такая подделка выдержит лишь рутинную первичную проверку. Более сложный вариант – «балалайка», данные с которой внесены ломщиком в федеральные базы данных, – меня тоже не устраивал. «Невидимка» – вот идеальное прикрытие для человека в моем положении. Штука сложная в производстве, немногие граверы берутся за ее изготовление. И, естественно, те из них, кто мне известен – засвечены в ОКР.
«Балалайка» нужна, но не здесь же ее покупать? Лучшего способа спалиться не придумаешь… Я повторил свой жест отказа, и субъект скользнул в сторону, ловко ввинтился в толпу и исчез из виду.
Ай-ай-ай… нехорошо. Дело даже не в том, что половина рыночных жучков, приторговывающих «балалайками» и «таблетками», по совместительству трудятся в ОКР внештатными стукачами. Дело в том, что все они неплохие физиономисты и свой товар кому попало не предлагают. Значит, есть что-то в моем нынешнем облике, позволяющее заподозрить в готовности к криминальным сделкам… Надо менять имидж. Темные очки можно будет снять уже через пару дней, когда глаза перестанут слезиться от яркого света, – так, по крайней мере, обещал подпольный окулист, изменивший мне рисунок сетчатки.
Продолжая свой неторопливый променад, я купил шашлык из настоящей, как уверял продавец, конины: «Савсэм свэжий, вчэра лошат рэзал!»
М-да, возможно, кого-то вчера шашлычник и в самом деле зарезал. Возможно даже, что когда-то в долгой череде реинкарнаций его «лошат» и в самом деле ржала и била копытами. Но в последнем своем земном воплощении она мирно зеленела на грядке и именовалась соей…
Вздохнув, я отправил недоеденный шашлык в грязный деревянный ящик, изображавший здесь урну. Тут же к ящику-урне с двух сторон бросились двое оборванцев, желающих подкрепиться объедками. В псевдоконину оба вцепились почти одновременно, но поделить ее по-братски не пожелали.
Пожалуй, они давненько были на ножах – начали драку сразу, без прелюдий, без обязательного ритуала угроз и оскорблений. Толпа раздалась в стороны, освобождая место для схватки обитателей рыночной помойки. Бомжи дрались неумело, но яростно, зрители улюлюкали и подбадривали бойцов.
Я вполглаза наблюдал за малоэстетичным зрелищем. И старался высмотреть в толпе таких же равнодушных зрителей – тех, кто игнорирует гладиаторский поединок, а больше поглядывает в сторону постамента Медной Гадюки. Именно там, у памятника, я должен был встретиться с Сабитовым, и до времени рандеву осталось пять минут.
И вновь никто подозрительный не обнаружился…
К постаменту я подошел чуть позже назначенного срока. Сабитова не видно, но вдруг я недооценил таланты вертолетчика? Может, он играл в школьном театре и неплохо умеет гримироваться?
Но внимательное изучение тусующихся у памятника людей успеха не принесло. Лейтенанта здесь не было, ни в обычном его виде, ни в загримированном. В основном кучковались тут юные парочки, причем парни явно выжидали момент, когда рядом не будет патрульных, чтобы вскарабкаться на постамент и засунуть записку в торчащую из гранита левую заднюю бабку медной лошади. На крохотных, в трубочку скатанных бумажках стояли два имени – считалось, если опустить заветное послание в полую лошадиную ногу (непременно в левую!), любовь у обладателей имен будет до гроба…
Откуда пошла такая городская легенда, неизвестно. Равно как неизвестно, куда подевались с постамента все прочие части медной лошади совместно с наездником. В одно зимнее утро обнаружилось, что единственный уцелевший в изначальном виде персонаж композиции – змея. Каким способом дематериализовалось все остальное – неведомо. Свидетели в один голос утверждали, что никакого шума от проводимых работ ночью с площади не слышалось, большегрузные машины и подъемные краны не приезжали, и не пролетали грузовые вертолеты с дирижаблями… Загадка природы.
Впрочем, столичный градоначальник еще несколько лет назад заявил, что реставраторы уже восстановили (вернее, заново слепили) статую и вот-вот отольют ее в металле и установят. Да что-то все никак не устанавливают…
За изучением изгибов и чешуек Медной Гадюки прошло еще пять минут. Сабитов не появился. Надо уходить и наведаться сюда ровно через неделю – на следующий понедельник назначен запасной день встречи.
Я достал из кармана коммуникатор, набрал номер, произнес три короткие фразы. А затем выступил наконец в качестве субъекта рыночных отношений: обменял с небольшой доплатой коммуникатор на другой у барыги, скупавшего и продававшего всевозможные гаджеты, в основном ворованные. В моем положении делать больше трех вызовов с одного коммуникатора рискованно.
Дело в том, что я знал, как работают автоматические поисковые системы, вычисляющие среди абонентов сетей связи индивидов с заданными речевыми характеристиками. Работают они неторопливо – лишь на четвертом разговоре идентификация достигает той степени вероятности, что позволяет передать сигнал операторам. Стоит сменить коммуникатор на другую модель, чуть иначе искажающую голос, – и туповатые роботы начинают сначала свои труды по идентификации. Машина не может быть умнее человека…
Покинул площадь я столь же неторопливо: приценивался к товарам, остановился пофлиртовать с симпатичной девушкой интеллигентного вида, продающей довольно неожиданный предмет – гравюру девятнадцатого века, вроде бы даже подлинную. При этом тщательно проверялся, не увязался ли кто за мной от памятника.
Никто не увязался, а интеллигентный вид оказался обманчив, и девушка откликнулась на мой флирт с такой готовностью на все, что стало ясно: продает она здесь отнюдь не гравюру. Скорее всего, работает приманкой, а в укромном закоулке неосторожных ухажеров поджидает пара-тройка приятелей девушки с водопроводными трубами, залитыми свинцом. А то и с чем-нибудь более основательным.
Но я не стал продолжать игривый обмен фразами, вышел с площади и двинулся в сторону Дворцового моста. Здесь, на набережной, вдоль парапета еще стояли торговцы, но уже весьма поредевшей цепочкой, перемежаясь с рыболовами, закинувшими снасти в Неву.
Обшарпанный фасад Эрмитажа производил мрачное впечатление, закрытые глухими щитами окна казались бельмастыми, ничего не видящими глазами древнего старца. А ведь двести лет назад здесь – именно здесь, в десяти шагах от меня – билось сердце громадной империи, раскинувшейся на шестой части суши…
Сердце остановилось. Империя умерла. Все когда-то умирают.
Смотреть на труп имперского величия не хотелось, я перевел взгляд за реку, где на Васильевском острове громоздились мрачные силуэты небоскребов – словно громадные ржавые гвозди, вколоченные в серое балтийское небо. Там, особенно в громадинах федеральных ведомств, еще теплится какое-то подобие жизни, хотя нет сил и средств, чтобы содержать в надлежащем порядке эти монстрообразные порождения градостроительной мысли, – и здания постепенно ветшают, приходят в упадок… Тоже без пяти минут трупы. Трупы несбывшихся надежд, несостоявшегося будущего…
А посередине, между двумя мертвецами, на песчаной отмели, образовавшейся у Стрелки после
