— Не замерзнешь так-то? Может, сходишь в палатку, накинешь чего?
— Да ладно! — мальчишка передёрнул плечами. — Не зима ведь. Пойдёмте. У меня фонарик есть, — добавил он.
Деревья бесшумно сомкнулись за их спинами. Ночной лес, оказывается, полон был звуков. Прерывистые птичьи голоса, треск сучьев под ногами, шелестящий листвой ветерок. И ещё что-то непонятное.
Дорога оказалась долгой. Свет луны почти не пробивался сквозь ветви елей, и без фонарика им бы пришлось туго. Но тусклое жёлтое пятно всё же помогало ориентироваться. Несколько раз они повернули, дважды перелезали через поваленные стволы.
— Далеко же ты забрался, — проворчал Дмитрий. И как этот сверхинтеллигентный ребёнок умудрился запомнить дорогу? Тем более, что мама его жаловалась на абсолютный, как она выразилась, «топографический кретинизм» сына. «Он даже в метро умудряется заблудиться!» Видать, лес всё же попроще. Или тут нет мамы с её гиперопёкой.
— Кажется, здесь! — Максим остановился возле огромной ели, сломанной у основания ствола. — Чувствуете?
Дмитрий почувствовал. Вновь заныло в желудке, и ледяная струйка стекла между лопаток. Кто-то здесь определённо был. Кто-то спокойно и вместе с тем заинтересованно наблюдал за ними. Сперва Дмитрию показалось, будто шевелятся высокие кусты малины. Потом он понял свою ошибку. Не движение — а взгляд. Странный, холодный взгляд — причём со всех сторон одновременно. И ещё — запах. Вроде и не явная вонь — но что-то гаденько-склизкое, вызывающее ассоциации с помойным ведром.
— Кто здесь? — сдавленным голосом прошипел он и изо всей силы сдавил топорище.
Ответа не последовало — если не считать ответом глухое, на пределе слышимости, рычание. Если бы миллион мух жужжали строго в унисон — пожалуй, получилось бы похоже.
А спустя мгновение сзади раздался лёгкий шорох. Дмитрий резко обернулся. Максим последовал его примеру — и луч фонаря высветлил из плотной тьмы фигуру.
— Ни фига себе… — вырвалось у Дмитрия. Такого зверя ему ещё не доводилось видеть. Даже в зоопарке. Его можно было бы счесть волком — но размеры! Такие размеры приличествуют медведю — и не из самых мелких. Задние лапы значительно длиннее передних, острые уши скошены назад. И морда — не по-волчьи и уж тем более не по-медвежьи вытянута, едва ли не на полметра вперёд. Скорее уж щучья пасть — если представить себе мохнатую щуку на четырёх лапах и весом с тонну.
— Максим! — одними губами прошипел он, — быстро назад! В лагерь! Поднимай всех!
— Я с вами, Дмитрий Александрович! — парень, оказывается, подобрал уже какую-то обломанную ветку, в первом приближении смахивающую на дубину. Смех сквозь слёзы.
— Ты что, не понял? Погеройствовать захотелось? Живо в лагерь, там же мелкие! Пусть снимаются! Пусть по мобильному куда-нибудь позвонят!
— Куда? — горько скривился Максим. — В милицию? Или сразу в зоопарк?
— Хватит болтать! А ну пошёл!
Дмитрий сунул мальчишке в руку фонарик — и уже не глядел за спину. Гораздо важнее было то, что впереди.
Странно, почему зверюга не нападала. Стояла в пяти шагах, утробно рычала, посверкивая жёлто- зелёными глазами. Фонаря больше не было, но лунный диск наконец-то нашёл себе лазейку в переплетении крон — и сейчас равнодушно заливал прогалину.
В лунном свете тварь казалась ещё крупнее. Короткая, видимо, жёсткая шерсть, какого цвета — не разобрать. Мощные лапы, а уж когти… одним таким когтем можно перевернуть Землю… или по крайней мере разодрать человеку горло.
А зверь ли это? Может, опять сон? Чушь, не бывает таких снов… И что теперь делать?
Собравшись внутренне, он сотворил крестное знамение, негромко произнёс: «Взбранной воеводе победительная…» Тварь, как он этого и боялся, не растворилась в ночном воздухе. Даже острым ухом не повела.
— Господи, ну сделай же что-нибудь! — мысленно простонал Дмитрий и осторожно обернулся. К счастью, пацана уже не было. Значит, скоро поднимется переполох. А что они смогут, если зверь направится прямиком туда, на опушку… где так много сочного детского мяса? Куда позвонят? Да кто им вообще поверит? И всё-таки… Всё-таки хоть какой-то шанс у них есть… если только протянуть время… как можно дольше задержать чудовище.
Интересно, хватит ли его хотя бы на минуту?
— Уходи! — твёрдо произнёс он, поднимая руку с топором. Толку-то… Будь у него горящая головня… тогда, быть может… звери боятся огня. Должны, во всяком случае, бояться. Если это нормальные звери.
Тварь не выглядела нормальной. Было в ней что-то странное… не звериное. Какой-то холодный, и, пожалуй, издевательский интерес. Казалось, она считывала все мысли Дмитрия и откровенно наслаждалась его страхом. Сама же нисколько не боялась. В самом деле, чего бояться астенического телосложения интеллигента? Пускай даже и с топором. Вот сейчас откроет пасть, живенько оттяпает руку по локоть… но вряд ли начнёт пиршество. Её ждёт другая, более вкусная еда. Много еды. Найдёт по запаху… А он, Дмитрий Осокин, вполне вероятно, и выживет. Только что это будет за жизнь? Если каждую минуту помнить… сорок два ребёнка… и он ничего не смог сделать.
Так нельзя.
— Уходи, сволочь! — ноги сделались ватными, но он всё-таки сумел сделать шаг вперёд. Два шага…
Зверь потянулся, фыркнул — и разинул пасть.
Луна отразилась на мощных и удивительно белых, словно блендамедом начищенных клыках. И пахнуло гнилью.
Невозможно было двинуться вперёд. Голову стягивал невидимый обруч, одуряюще звенело в ушах. А тень его, острая, изломанная тень учителя математики, кривлялась на слежавшейся хвое… намекала на что-то. На что-то тайное, известное лишь им двоим.
Дмитрий сделал ещё один шаг… мелкий, старческий шажок… и чёрная тень из-под ног метнулась к нему, обняла, облизала холодом потную кожу.
И мир, повернувшись вокруг тайной оси, сделался иным. Серая мгла затопила пространство, но в ней вполне можно было видеть, не хуже, чем в лунном свете. А вот все лесные звуки исчезли, только где-то далеко-далеко, у невидимого горизонта, то ли слышался, то ли чудился рокот — будто гроза или морской прибой.
Но тварь ждала его и здесь. Она лишь выросла… Господи, да это уже и не медведь! Это просто слон какой-то. Мерзость, клыкастая, безжалостная мерзость! Сейчас она раздавит его — и помчится по лесной тропинке в лагерь, где уже, наверное, суетятся взрослые… и дети… которые уже никогда не получат четвертных оценок…
Что-то изменилось в нём самом. Жаркое облако обожгло щёки, сдавило грудь. И растаял в этом облаке страх, переплавляясь в гнев — багрово светящийся, как только что выкованный клинок. Да это и был клинок — длинный, прямой, расширяющийся к острию.
— Исчезни! — прошептал он одними губами и поднял меч. Не руками — правая по-прежнему сжимала бесполезный топор, левую свело судорогой. Просто оружие, послушное его воле, сам собой поплыло вперёд.
До твари, казалось, было не больше метра — но почему-то это расстояние растянулось бесконечной рулеткой, и медленно плыл в сером тумане клинок, целя остриём между глаз чудовища — здесь, в этой изнанке жизни, тоже серых.
— Пресвятая Богородица, спаси нас! — только и нашёлся что сказать Дмитрий, и тут же замедленное время рванулось, набирая потерянную скорость. Меч плавно вонзился в морду зверя, вошёл по самую рукоять.
Под ногами дрогнуло, желудок скрутило тошнотой — и Дмитрий понял, что падает. То ли вниз, то ли вверх — все направления перепутались.
Сперва он почувствовал запахи. Прелой листвы, сырости, грибов. Потом вернулись звуки — верещали
