подсказали, что двери выпустили гостью.
— А чего ты ожидал, братец? — неожиданно прозвучал насмешливый, чуть хрипловатый голос Майи. Сестра усмехалась с большого комм-экрана в углу. — Всё надеешься найти у одной из этих выхолощенных кукол хоть какое-нибудь понимание? Зря.
— И давно ты здесь? — поинтересовался мужчина.
— Вы о натуралах разговаривали. Ну, я не стала привлекать внимание — дай, думаю, посмотрю, чем дело кончится. Хотя, конечно, известно чем!
— Может быть, она подумает и решит, что ей понравилось, — безнадежно пробормотал Андрей. — Она даже одета была нестандартно.
Майя хмыкнула, щелчком пальцев вызвав «ви-подругу». Та появилась рядом с сестрой, одетая так же, как Анна Далия. Мужчина вздрогнул, снова пораженный сходством внешности девушек.
— Сегодняшняя мода для страты так называемых творческих работников. А ты, наверное, на клерков насмотрелся? — саркастически пояснила Майя.
Мрачное молчание брата не остановило ее выводов. Слова сыпались, словно крупинки соли на свежую ссадину:
— Ну, допустим даже, что ей понравилось. И что? Понимаешь ли, даже чтобы признать это, надо преодолеть давление культурной среды. Ее с инкубатора воспитывали в убеждении, что телесные контакты — удел животных. А что она, точнее все они, думают о способах размножения натуралов, я даже не представляю… У них изначально нет модели семейных отношений. Поэтому я решительно не понимаю, откуда у тебя столько оптимизма надеяться, что какая-нибудь из этих особ предоставит свое неприкосновенное тело для вынашивания натурального ребенка! Даже из натуралок наша мама была последней, кто на это согласился…
— Хватит, — прервал хозяин распалившуюся сестру. — Чего ты хотела? Не просто так ведь меня вызвала.
Майя страдальчески поморщилась:
— Почему ты не придумаешь позитивный коктейль, который не будет давать отката? Я не хочу ни платить сутками депрессии за шесть часов позитива, ни крепко подсаживаться на коктейли. Работать под позитивом я не могу: вроде чего-то и делаешь, и хорошо кажется, а прихожу в себя — мазня мазней. Что за эффект такой?
— Нормальный эффект сопротивления природы, — пожал плечами Андрей. — Все имеет свою цену. Перехитрить природу невозможно, можно только взять что-то у нее вперед и потом уплатить. С процентами за кредит. «Золотой миллиард» пробирочного производства тоже недешево обходится: вон, только за сутки триста с чем-то тысяч погибших. Это при том, что естественная смерть — такая же редкость, как и натуралы!
— Ну, там, где не работает либидо, начинает действовать мортидо. — Сестра вяло махнула рукой и неожиданно сказала жалким голосом: — Можно к тебе? А то мне как-то совсем плохо.
Андрей посмотрел на ее дрожащий подбородок, на заблестевшие влагой глазищи и понял, что с мыслью поработать на ближайшие пару дней можно распроститься.
Ярко-желтый аэромобиль сестры, как обычно, пролетел перед гостиной, стену которой хозяин по такому случаю сделал прозрачной. Семейный ритуал предполагал, что Андрей и Майя помашут друг другу, прежде чем аэромобиль отправится на парковку.
Сестра вошла в помещение, как всегда, стремительно; светлая легкая одежда развевалась вокруг нее, словно крылья.
— Здравствуйте, Майя Борис, — скрипуче поприветствовал ее ви-друг, материализуясь все в том же комическом наряде.
— Я тебе велел до завтра не появляться, — прицыкнул Андрей.
— Скоро время ужина, — ответил тот как бы в качестве пояснения.
— Я помню. А теперь исчезни! Надо что-то делать с этой программой, — посетовал хозяин, — я хочу, чтобы она слушалась меня, а не общих инструкций. Все никак не соберусь попытаться получить доступ к Главному серверу, чтоб отладить индивидуальные настройки…
Майя молча поставила на столик бутылку вина и растянулась все в том же мягком кресле.
— Ого! — поразился Андрей. Огладил прохладную бутылку, прочел этикетку: — Белое сухое, столовое. Неплохо. Хотя, какое бы ни было, его с прошлого века не делают, все на химию перешли… Где взяла?
— Когда у Пиотровской муж погиб, я к ней приезжала. Посидели с ней, поговорили… Наутро она мне передала запасы из своего погреба. И еще кое-что, по мелочи. Вроде как наследницей сделала.
— Своих бы наследников завели, сейчас не приходилось бы думать, как род продолжить, — старинный металлический штопор в руках Андрея вонзился в сердито заскрипевшую пробку.
— А зачем, братец? — Майя привстала в кресле. — Зачем тебе продолжать свой род? Наши семейные гены наверняка продолжают существовать, материала в свое время собрали достаточно, так что род в каком-то смысле продолжается. — Она механически отхлебнула из сунутого ей бокала с вином. — Мне Пиотровская так и сказала: зачем плодить натуралов в мире искусственного? Что могут сделать несколько человек, которых мир считает монстрами и позволяет делать что угодно, потому что так для всех проще? Натуралы ничего не могли изменить уже тогда, когда их оставалось несколько тысяч, так о чем говорить сейчас.
— Вам, женщинам, надо было поменьше думать и побольше рожать, — с досадой ответил Андрей. — Мир развивается, когда в нем есть натуралы.
— Какое тебе дело до этого мира, братец? — Майя со стуком поставила бокал на столик, расплескав бесценное вино. — Когда-нибудь мы умрем, а мир продолжит свое существование. Ты можешь выпрыгнуть из окна, или твоя лаборатория однажды взорвется, или рухнет аэромобиль, а мир запишет тебя в список жертв вчерашнего дня и заложит в инкубаторы на одну пробирку больше. И всё!
— Мир, между прочим, за твои художества ежегодно присуждает тебе Нобелевскую премию и еще десяток премий поменьше, — напомнил Андрей.
— А кому еще-то?! — пожала плечами Майя. — Больше ведь некому! Все эти куклы интересуются искусством только по обязанности. Школьники ходят на экскурсии в музеи и галереи, как ходили пятьдесят, сто и двести лет назад, потому что это заложено в программу. Они еще и сочинения пишут! Вот послушай — это победитель какого-то их конкурса, в Сети сочинение выложили… Сейчас…
Сестра вполголоса отдала комму несколько команд, и запинающийся детский голос произнес:
— Картины Майи Борис — это вершина современного искусства. В музее нам рассказали, что Майя Борис работает с разными техниками. Она умеет рисовать акварелью, разноцветным маслом и другими старыми красками, а не только на компьютере. На ее картинах нарисованы разные деревья, травы, цветы и воды. Только людей она почему-то не рисует. Хотя люди — это самое главное.
— Между прочим, этот ребенок в чем-то прав, — задумчиво сказал Андрей. — Почему ты не рисуешь людей, Майя?
— Потому что мне нравится писать настоящее. Хотя я не знаю, для кого это делаю, — слезы покатились по щекам сестры. — А последний месяц я вообще не могу написать ничего хорошего! Обними меня, а, братец?
Андрей отставил опустевший бокал. Сел на подлокотник кресла рядом с сестрой и стал ласково гладить ее шелковистые волосы. Минут на десять в комнате повисло молчание, прерываемое только всхлипами уткнувшейся в грудь брата Майи.
— Знаешь, а полетели завтра в усадьбу Пиотровских? Вместе? — предложил Андрей. — Мне там с детства нравилось, да и ты говорила, что натура красивая. Поживем несколько дней, отдохнем, может и напишешь что-нибудь.
Откуда-то из подмышки донеслось согласное бурчание.
Зеленые волны колыхали травяное море. Пропитанный солнцем воздух ласкал щеки, луговые ароматы кружили голову. Выпрыгнув из аэромобиля, Майя поглядела в голубую высь, где щебетали птицы и, радостно засмеявшись, побежала на вершину холма. Раскинула руки, словно сама собиралась взлететь, ловила теплый ветер развевающейся одеждой и распущенными волосами.
Взбежала наверх и упала в траву. Когда Андрей поднялся — лежала на полянке терпко пахнущих желтых цветочков, подперев голову кулаками, и смотрела вдаль, где золотилась река, и голубая дымка на
