Ему нравилось вечное мельтешение в маленьком зале. Люди приносили в чебуречную обрывки разговоров, оттенки запахов, случайные обломки чужих жизней. Агей видел, как ссорились парочки юнцов, как торопливо жевали ночные рабочие с ввалившимися глазами. Иногда заходили и мойщики, эти выглядели тревожными. Как солидный тип в плаще-невидимке нанимался на работу черноглазому оборванцу — то ли вору, то ли пушеру. Как рыдала в тарелку девица с раскрашенным лицом, похожая на заблудившуюся фарфоровую куклу. И как однажды человек разглядывал голограмму с небом.
Он зашёл в чебуречную утром, когда зальчик пустовал. Ричард, вопреки обыкновению, сам вышел обслужить гостя и долго о чём-то шептался с ним; пару раз услышалось новое слово «яхта» — вальяжное и надменное, как особняк миллионера.
Агей же украдкой разглядывал куртку посетителя: анимированная голография на ткани стоила немалых денег. С рукавов скалились многоголовые драконы, похожие на пёстрых червяков, на спине махали крыльями недокормленного вида грифоны, а с воротника свисала шипастая ветка — с багровых цветков капала голографическая кровь.
Глупость какая, переводить дорогую ткань на дешёвые картинки. Агею бы такую куртку, он бы заказал по воротнику клубящиеся облака, как в сериале «Человек грозы», а понизу — высокую сытую траву оттенка кинзы. И ещё попросил бы деревья — такие же, как на площади, только без стеклянных колпаков. И чтобы птицы летали, настоящие толстые синицы с синей полоской вдоль пуза, каких он видел в информаторе.
Вынося очередные тарелки, он обогнул незнакомца. Тот жевал чебурек, уставившись куда-то в стык дальней стены и потолка, и челюсти его двигались так медленно, что, должно быть, все масло давно застыло в жирные хлопья.
Агей покосился на лежащую под локтем человека планшетку, да так и остолбенел.
Картинка на экране переливалась невероятными красками. Голубая полосатая вода набегала на белый-белый песок. Вдали столпились деревья с волосатыми стволами, а сверху висела страшно высокая, невероятно синяя пелена.
Казалось, такого цвета вообще не бывает.
И будто этого недостаточно, посреди пелены висел светящийся жёлтый шар, как недоделанный логотип. Вот только Агей не мог припомнить, кто бы рекламировал такой. Может, этот тип создаёт новую компанию?
Он опомнился, только учуяв запах горелого. Два чебурека оказались загублены напрочь.
Через неделю Агей нарисовал эту картинку на кафельной стене возле кухни. Деревья вышли кривыми, а вода слишком полосатой, зато кружок оказался очень ровным: Агей специально обводил тарелку. И синяя пелена получилась почти того же цвета, как на картинке.
Ричард покивал, поцокал языком, но ничего не сказал. Только когда посетитель в защитном комбезе написал целый ряд закорючек-букв поперёк жёлтого круга, прочитал их: «солнце — яд».
Агей хотел стереть надпись, но передумал. Чёрные кривули поперёк жёлтого кружка смотрелись органично; теперь он стал окончательно похож на логотип. Слово «солнце» звучало слишком остро, звонко, буквы притушили яркость, добавили привычности.
Синяя пелена была небом. Настоящим, тем, что выше шестого слоя.
Небо. «Небо». — Агей катал слово по языку, но оно никак не раскладывалось на свойства. Было в нём что-то будоражащее, тревожное и одновременно удобное, прохладное. Синее.
Агей покопался в информатории и узнал, что пелена начинала расти сверху: вначале выпустили слой, пожирающий любой предмет крупнее комара. Тогда ещё харты воевали по-настоящему — бомбами, ракетами… лазерные пушки стояли по всем небоскрёбам.
Потом уже сама пелена схлёстывалась с соседней, пока не выстроили границы-барьеры. И чем мельче становились истребляющие частицы — химия, бактерии, — тем ниже опускались слои. Рекламный добавили всего лет десять назад.
А интересно, есть на свете харт, где всё ещё видно небо?
О небе неторопливо размышлял он и сегодня, шагая от своего жилблока к чебуречной, бездумно пиная расшвырянные по тротуару обёртки. Бесконечная каждодневная пробка текла мимо, как привычные анимированные обои на экране мироздания.
Увернувшись от машины, вылетевшей прямо на тротуар, Агей нырнул в проулок между двумя зданиями, такой узкий, что Ричарду было бы не пролезть.
С соседней улицы донеслось тихое «цок-цок-цок» — будто кто ложкой по тарелке простучал. Коротко взвизгнула полицейская сирена, и что-то бормотнул громкоговоритель. Агей бочком выскользнул из прохода.
Ричард сидел на ступеньках чебуречной, чего раньше за ним не водилось.
Смотрел в конец улицы.
Молчал.
Холодная иголка коснулась шеи, пересчитала позвонки. Агей обнаружил, что стоит посреди тротуара и боится подойти. Увидеть. Узнать.
Негромкое «цок-цок-цок» снова донеслось издалека.
И густой мазок соуса на стене вдруг стал понятен.
Толстый боевой дротик наискось вошёл Ричарду в набрякшее веко. Глаз наполовину вывалился на пластиковое оперение, другой недоуменно смотрел в лицо Агею. Волосы с макушки прилипли к смазанному красному пятну.
Хозяин чебуречной был непоправимо мёртв.
Агей, как во сне, обошёл толстяка, перешагнул ещё одного мертвеца, валяющегося у двери, дотащился до кухни, вытянул из незакрывающегося сейфа листы газеты, как будто именно за этим пришёл. Машинально поднял сковороду, так же заторможено поставил на плиту.
Опомнился.
Бросился за дверь, едва не столкнув труп со ступенек.
Совсем рядом длинно процокало. Завизжала сирена коповозки, из-за угла метнулась фигура в синем балахоне, глянула дикими глазами — Агей обмер, но остановиться не мог. Вылетел на перекрёсток, прямо на четверых в таких же балахонах, с мини-арбалетами полицейского образца.
Один поднял руку. Агей вмиг облился потом, увидев, как прямо в лицо ему смотрит хищный дротик.
Коповозка вылетела из-за соседнего дома.
Агей юркнул в проулок.
От воя сирены сводило внутренности. Из окна ближайшей машины глянула на него равнодушная морда в слепых очках Информатора. Никто не поможет.
На одном зверином инстинкте Агей бросился к итальянской прачечной, где выходила на улицу незакрытая труба вентиляции. Однажды, лет пять назад, он спрятался там от уличной банды, авось и теперь ещё пролезет.
Пролез, хотя и с трудом. Упираясь коленями в подбородок, скрючившись во влажной жаре. Из груди вырывался то ли хрип, толп всхлипы.
Мертвяков он видел и раньше. Бывало, банды устраивали перестрелки среди бела дня, бывало, копы отстреливали кого-нибудь. Трупы всегда выглядели жалкими куклами, в них не было ни капли пугающей грации, как в 3D или у манекенов в магазинчике ужасов. Просто падаль.
Но Ричард… выглядел самым жалким из всех. Растерянный мертвец…
Агей хлюпнул носом. Он сам не знал, чего жаль больше — Ричарда с его стремительными толстыми пальцами или накрывшейся работы. Выходило — жаль всего, а больше всех — самого себя.
Сирена добралась до самой высокой ноты и свистела так, что ныли зубы. Нелепо подпрыгивая, пробежал ещё один тип в синем балахоне; балахон мешал ему, он высоко поддёрнул подол, открыв кривые белые ноги.
Агей вспомнил, это седьмонебники, секта «Седьмое небо». В новостях передавали, что они выступают против разрушения небоскрёбов. Устраивают массовые самоубийства на крышах.
Но чтобы убивать посторонних?..
Или Ричард тоже был в секте? Но не сам же он воткнул дротик себе в глаз!
