будет выбираться обратно.
Сука.
Из рукава торчал запёкшийся обрубок и наискось срезанная бледная кость. Что это за штука, так аккуратно рассекшая плоть и мгновенно спёкшая сосуды — боевой лазер, что ли, вычищающий пространство над крышей? Но их же вроде уничтожили по договору еще лет двадцать назад…
Агея тошнило.
Интересно, когда эти мелкие гады, составляющие пелену, начнут разрушать организм? Здесь наверху их вроде бы нет, но какое-то количество они определённо зачерпнули, пока проходили сквозь слои…
Дезботовые камеры далеко. На что это будет похоже: язвы? удушье? постепенный паралич?
Копам не стоит беспокоиться. Отсюда три пути: самый быстрый и наверняка безболезненный — встать на крыше и подождать смертоносного луча. Еще можно спрыгнуть вниз, прямо в верхний слой. Говорят, крупную птицу он сжирает за две секунды; человека так быстро не съешь, но, может быть, удастся помереть от болевого шока, чтоб не лететь до земли орущей обглоданной тушкой. Наконец, можно остаться здесь и умирать медленно. Со вкусом.
Ах да, ещё можно спуститься к копам. Чтобы мордам в машинах было что посмотреть в новостях.
Он вытянул ноги, привалился к стене.
— Всё…
Мира завопила.
Уставилась на культю и верещала непрерывно, на одной надрывной ноте, глаза закатились под веки, и невозможно исказилось лицо. Он набросился на неё, обхватил, стиснул и не мог удержать, в руках билось нечеловечески сильное, яростное, елозило по острым обломкам, колотило культёй, и, наверное, это было чертовски больно, потому что оно взрёвывало все страшнее и вдруг обмякло в его руках.
Из-под неплотно закрытых век дико белели закатившиеся глаза.
— Дошло, наконец, — сказал он вслух и заплакал. Она зараза, но она живая зараза. Однорукая, но живая. И если прыгнуть в пелену, то это будет… это ещё хуже, чем с Ричардом.
Лицо Миры казалось таким же восковым, как у покойника возле яхты.
Яхта. А что, если…
Он никогда не слышал о таких машинах, но, может быть, она вообще ездит не по тренду. Может быть, она… летает? Как-то ведь затащили её на крышу.
Шестой слой объедает всё, что крупнее мухи, и ещё этот лазер… Но, может быть, она летает над шестым слоем. И еще выше — по небу? Может быть, пока они копошатся, приплюснутые к земле, кто-то легко перелетает с крыши на крышу? Или даже из харта в харт? Вот такие люди в куртках с голоанимацией, которые решают, кто должен и кто не должен видеть небо. Люди, которые звучат так уверенно.
Он поднялся. Постоял на дрожащих ногах, потный, слабо понимающий, что хочет сделать. Подхватил Миру под мышки и сделал первый шаг. Потом ещё. Обломки скрипели под ногами.
Он долго оттаскивал тяжеленного мертвеца, ухватив за куртку с дохлыми девками. Ещё дольше заталкивал, переваливал в кабину тяжеленную Миру — не до нежностей.
А потом забрался в водительское кресло и уставился на папиллярный анализатор. Чёрт, какой же он дурак!
Мертвец стал тяжелее вдвое. На взрыде, на хрипе, уже не вздрагивая от прикосновения мягко поддающейся плоти — содрогаться не было сил, — тащил труп к кабине, притискивал палец с синим ногтем к панели. И не смог даже обрадоваться, когда включился навигационный экран.
Крючки букв показались родными. Зелёное поле расчерчивали цветные линии, яркие круги обозначали… может, стоянки, как у такси?
Агей ткнул пальцем в красный круг посреди тёмно-зелёного пространства. Экран моргнул и высветил два коротких набора букв. И что с ним делать? Агей ткнул в правый. Все буквы пропали, круги и линии вернулись на экран.
Похоже, это как с информатором, только вместо картинок — буквы. Агей увереннее нажал на красный круг, потом на левые закорючки.
Яхта дрогнула.
Агей поднял взгляд и задохнулся.
Серая пелена седьмого неба расступалась перед ним. Невесомая хмарь уползала вдаль, за ней тянулись белёсые ошмётки, открывая синее-синее бесконечное полотно. Невозможно высокое, никакому небоскрёбу не выйти за пределы. А впереди, сквозь дырки в сером так сияло, что больно стало глазам.
Крыша медленно уходила вниз, открывая клубящееся пространство пелены с редко торчащими из него спицами небоскрёбов. Яхта плавно несла их куда-то к солнцу. Куда-то, где белый песок и полосатая вода. Где лохматые деревья толпятся вдалеке.
Где не нужно лезть на небоскрёб, чтобы увидеть небо.
Антон Тудаков
СОЛНЦЕ В ЛЕВОМ ГЛАЗУ ЛЕМУРА
Кенеджуми проснулся от странного ощущения — на него кто-то смотрел. Смотрел пристально, неотрывно, забираясь в глубь мозга так, что это чувствовалось сквозь сон. Люди на подобное не способны. А значит…
Пробуждение получилось неудачным. Кенеджуми инстинктивно рванулся к виброножу на поясе и со всей дури врезался в одеревеневшую лиану. Гневно застрекотавшие цикады брызнули во все стороны. Пока он дрых, лианы переползли на солнечную сторону заброшенной экосферы. Искры от удара из глаз посыпались такие, что Кенеджуми забыл про то, от чего проснулся. Впрочем, мгновение спустя он сообразил, что его не едят и вообще ничего страшного не происходит. Все жуткие байки о тварях, водившихся в заброшенных сферах, убедительно свидетельствовали о том, что жертву они сжирают сразу. А он до сих пор был жив, только лоб болел. Ему что, приснилось все это, что ли?
Кенеджуми повернул голову и уперся, взглядом в пару глаз-блюдец, пялящихся на него. На лиане, зацепившись хвостом, болтался лемур. Не отрывая взора от Кенеджуми, он ухватил проплывающего мимо таракана, засунул в рот и аппетитно захрустел.
— Тебе чего надо? — Кенеджуми прилепил вибронож обратно на пояс.
Лемур промолчал. Кенеджуми знал, что лемуры обладают зачатками телепатии, но те, кто прививал им эти гены, не довели работу до конца. Хотя при большом желании лемуры могли внушать человеку отдельные образы. Так что ничего удивительною в том, что Кенеджуми почувствовал взгляд во сне, не было. Другое дело, зачем лемуру было его будить?
Он присмотрелся к зверьку. Сфера в очередной раз повернулась к солнцеприемнику, вызвав оживление среди лиан, и шерстка лемура вспыхнула чистым золотом. Вот это номер! Золотых лемуров вывели для хранения информации. По команде хозяина они мгновенно запоминали любое изображение, которое затем могли передать другому лемуру или экранам-хамелеонам. Позволить такую зверушку себе могли только очень богатые кланы. В геноме золотого вида оказался дефект, из-за которого выживало не больше одного детеныша из сотни. Дорогая штучка…
Кенеджуми задумался. С одной стороны, лемура можно сторговать на любом рынке за огромные деньги. Его наверняка надуют на цене, но даже при таком раскладе полученного хватит, чтобы покончить с бродяжничеством. Пока его не вышвырнули из Ханеда, он числился неплохим агротехником. С деньгами, вырученными за лемура, можно занять любую пустую сферу и попытаться наладить свое хозяйство. Или даже купить купол на диске. Обалденные перспективы.
Медленно протянув руку к лемуру, Кенеджуми коснулся его. Тот деловито выловил еще одного таракана и сожрал его, но не отскочил. Похоже, он просто потерялся.
Вслед за прикосновением к лемуру голову Кенеджуми посетили еще две мысли. Во-первых, если у лемура в башке уже что-то есть, значит, грош ему цена. Не зная кода, извлечь эти данные будет
