подростки несли бидоны и обрезки труб, куда были запаяны коллодиевые и гелевые матсборщики. Бывшие проститутки (дешевые, с пригородных трасс) несли в заплечных узлах младенцев, прижитых неизвестно от кого, а то и вовсе «суррогатных». На фоне молодцов-спецназовцев, высоких и крепких, гражданские выглядели низенькими – полтора метра с кепкой, вес «без говна» пятьдесят кило. Часть бойцов перемещалась на «крокодилах», патрулируя окрестности.
Мне показалось, что больше всего маневры нашего ополчения напоминают переселение муравьев, каких-нибудь южноамериканских муравьев-листорезов.
Ополчение тянулось серой змейкой по склону холма к мертвому березняку. Плесень не сожрала его дотла, лишь изгрызла и мумифицировала. Снег и изморозь густо облепили каждую веточку и сучок. Быстро темнело, я опустил подаренные Ласточкиным очки.
В зеленом мире тепловизора не было ничего кроме теней и оттенков. Он напоминал картину художника-абстракциониста, повернутого на одном цвете. Я вскоре различать предметы и первое время просто держался за спиной Ласточкина.
Где-то спустя пару километров перекочевки, напоминающей марш-бросок, мне показалось, что еще немного и я сдохну. Как только движутся бывшие бомжи и бабы с младенцами? Лично мне любой спорт противопоказан. Вместо широкой спины Ласточкина впереди теперь маячила тщедушная спина какого-то бомжа. Вещмешок казался надгробным памятником, трехкилограммовая винтовка была тяжелой как полковой миномет. В отчаянии я прибавил скорость. Сперва перегрузка обрушилась на меня, как двадцать сумоистов, но я прорвал ее.
С полминуты прострации или сна в вертикальном положении – меня будто качала морская зыбь.
Тело сделалось просто машиной, меня перестали душить боль и изнурение. Освободившись от объятий тела, я почувствовал себя капитаном на мостике.
«Капитан» не психовал, не переживал, он относился к телу, как к кораблю, сознавая меру его возможностей, но без жалости. Масса переносимых вещей, собственного мяса и костей перешла во внешний мир. Давление среды упало, исчезло и рвущее усилие в легких, выветрилась бегавшая по пищеводу дурнота.
Вместо мертвого березняка вокруг плескалось слегка светящееся малахитовое море, по которому прокатывались низкие цветозвуковые волны.
Можно было закрыть глаза и идти просто на автомате, слушая только похрустывание чудо-снега под протекторами ботинок.
Ветка хлестнула меня по лицу. Я открыл глаза и... «капитана» как не бывало, второе дыхание исчезло, первого тоже почти нет. На меня нахлынули первозданные младенческие чувства – отбился-отстал от своих, вокруг никого! Поскольку под страхом смерти запрещено использовать радиосвязь, а навигация в Зоне Зимы вообще не работает, то получается, что и в самом деле заблудился.
Я тяжело и неуверенно сделал несколько шагов, ноги заскользили на склизком снежном насте, березовая «проволока» хватала меня за отяжелевшие ботинки, ветки прицельно били в пах. Как вода в трюм тонущего корабля, в сердце хлынуло густое отчаяние и заполнило его по самую крышку.
Даже тепловой мир вокруг уже был окрашен не в малахитовые тона, а в мрачные цвета древней бронзы.
Я прошел, вернее пробился вперед еще на сто метров, и ничего. Потерял своих окончательно и бесповоротно.
Я остановился и принялся наблюдать за своим страхом, который перемещался по телу. Стало даже интересно. Когда он пытался забиться в подложечную дыру, я вышиб его ударом воли.
Немного освободившись от страха, я почувствовал что-то новое – волну легкого, слегка покалывающего гудения.
Никаких сомнений, это была опасность. Я залег в дохлый березовый кустарник, затих.
Что-то пробежало неподалеку, метрах в десяти. Инфравизор на «что-то» не отреагировал, целеуловитель не «захватил» контур мишени. Я ощутил лишь изменение плотности воздуха.
Следующая «тень» прошмыгнула лишь в пяти шагах от меня. Потом еще одна пробежала. У них почти не было формы, их выдавала только волна, легкое напряжение воздуха, разбивающееся слабой вибрацией о кожу моего лица.
«Тень» накладывалась на «тень». За полминуты мимо проследовало не менее трех десятков «теней». Они струились по мертвому ёрнику, словно для них не существовало ни «проволоки», ни снега, ни рытвин, ни овражков. У этих врагов искусство камуфляжа было доведено до совершенства. Ни в оптическом, ни в тепловом диапазоне они не выдавали себя. Да и двигались они как члены одного тела. Как огромная многоножка-многочленка.
Можно не сомневаться, в отличие от меня, эти «тени» знают, где сейчас находятся наши спецназовцы и прочие ополченцы. «Тени» идут следом, получая информацию от своих систем слежения, которым удается пробиться сквозь облачность. Может быть, у них даже нюх, как у собак, а в каждой клеточке сидит по маленькому роботу-убийце.
Если дать очередь в воздух, то возможно наши услышат. Возможно. Но эти чертовы «тени» гарантированно кинутся на меня и раздерут в клочья, умоются моей кровью...
А зачем стрелять в воздух? Палец лег на спусковой крючок штурмовой винтовки, левая рука передернула затвор. Я выпустил очередь по цепочке «теней». В ответ сразу свистнула пуля, над головой. Я так резко втянул голову, что чуть не сломал шейные позвонки, хотя как известно, раз свистнула, то уже пролетела мимо.
Огоньки выстрелов были едва заметны из-за пламегасителей. «Тени» были все ближе, но целеуказатель давал только смазанные следы их тел, так что непонятно, куда наводить тепловой прицел. Я отключил его и стал использовать люминисцентную прицельную рамку винтовки. Ловил нервные как будто жужжащие огоньки вражеских выстрелов и бил одиночными. Я слышал вопли и ругань на непонятном языке, «тени» стали несколько материальнее, похоже они даже умирали.
Поверх головы прокатился металлический шквал, скосив веточки в пяти сантиметрах надо мной. Несколько поражающих элементов застряли в бронежилете и еще вибрировали, отдавая энергию поглощающим микроспиралькам.
А я жадно вдыхал в последний раз запахи мертвого ёрника, по ту сторону жизни у меня не будет даже этого. Ничто уже не заставит меня встать, здесь уйдет в снег тепло моего мозга.
Но все же, когда несколько «теней» оказалось совсем рядом, я, скинув вещмешок, выскочил из кустарника, вильнул вбок, выстрелил по кому-то в упор и почувствовал на своем лице теплые брызги. Кровь, чужая. Не знаю, что тут меня взбодрило – в каждом наверное живет палеолитовый людоед. Я бежал на эти «тени», ощущая их как летучая мышь, я бежал от них, виляя, как заяц. Кто-то из тех пальнул из подствольника ослепляющей гранатой, мимо, но я увидел врага, которого только что застрелил. Забрало его было снесено выстрелом, а на месте лица имелось просто черное пятно – даже ткани вражеского тела поглощали свет. И вдруг прямо на меня из этого черного пятна поползли, червиво извиваясь, какие-то отростки. Я в ужасе бросился наутек. Мои противники никакие не рейнджеры, это – нелюди, черти- биороботы, внутри у них мощные системы регенерации. И тут что-то ударило меня сзади, словно грузовик наехал. Наверное, это был разрыв мины. Возможно, это наш спецназ, уловив, где ведется пальба, пальнул из миномета. Меня бросило сквозь сухие ветки, швырнуло вниз по склону оврага.
В конце полета я еще влепился в какую-то твердь. И «поплыл», все струилось вокруг меня и даже возносилось, а я не мог поверить сообщениям сенсоров, что бронежилет не пробит и артериальное давление в норме.
«Тени» потеряли меня из виду, однако они рыскали со всех сторон – изощренное зверье с гипертрофированным охотничьим инстинктом. На что я надеялся? На то же, что и Хома Брут. Что Вий не поднимет веки.
Снова пошел минометный обстрел – я это дело узнаю по характерному свисту – и «теням» стало не до меня. Тем более я был завален снегом, потому что воткнулся в сугроб, который укрыл меня от Вия и его подчиненных.
Где-то вдалеке разгорался новый бой, шум стрельбы уходил. Я вылез из сугроба и, сделав несколько шагов, ступил на относительно ровный лед. Похоже, подо мной была река или озерко. Лед был толстый, только в толще он отливал не синевой, как обычный, а сиреневыми и фиолетовыми тонами – знак
