присутствия «мертвой воды».
Неподалеку вмерзло в лед несколько досок, прикрытых каких-то тряпьем.
Я лег на доски и накрылся рогожей. Когда отрубался, дал себе задание: по примеру Штирлица проспать ровно сорок пять минут.
8. Сбежавший монстр
Когда я открыл глаза, было дурно, промозгло и больно. А еще качало. От дурноты, подумал я. Но когда я попытался перекатиться на бок, то свалился в воду. В очень холодную воду, но все-таки жидкую. На бронике надулось несколько поплавков – река понесла меня.
Я был за пределами Зимы. Погодная аномалия осталась далеко позади. Пример Штирлица не сработал, прошло двенадцать часов с тех пор как я отрубился. Навигационная система опять функционировала, показывая, что меня унесло далеко к северу.
Судя по карте, выведенной сейчас очками-экранами, речка Коротаиха доставила мой плот почти что к побережью славного Карского моря. Неподалеку Джугра-порт – это бывший поселок Амдерма, где и служил мой дедуля, который мочканул американский бомбер.
Навигационной системе энергии еще хватало, но топливные элементы почти что сдохли, остыли тепловые конструкции комбеза, поэтому меня и разбудил холод. Хотя далеко не минус двадцать, как бывало здесь раньше в это время года, температура плюс два, но и этого достаточно для смертельного переохлаждения, если комбинезон намок.
Кое-как забрался обратно на плотик и стал подгребать к берегу – туда, где было несколько мостков, сходни и яхта со звучным названием «Tirpitz». Пока что ни одного человека там не было видно, однако и я старался не шуметь.
Я сгрузился с плотика возле самого берега – река была еще мне по колено – дно илистое тягучее. И вдруг из яхты кто-то выскочил и понесся вверху по берегу. Того и гляди скроется за гребнем берегового склона. Но «кто-то» поскользнулся, упал и я его разглядел. Мужчина в комбинезоне с надписью «Tirpitz», видимо яхтсмен. Мужчина снова вскочил, и я потянулся к ремню винтовки – а оружия нет, видно утопил eго в реке. Я рванулся следом за улепетывающим яхтсменом и успел ухватить его за щиколотку, когда он уже почти выкарабкался. Я дернул его за ногу, что есть сил дернул, и мы вместе с ним покатились вниз.
Мужчина завопил что-то вроде «Achtung Partisanen» и попытался воткнуть мне сверло дрели в глаз. Но одной рукой я успел перехватить его за запястье, а другой рукой... видимо, попытался ухватить немца за горло, но мой большой палец случайно угодил ему в раззявленный рот. Еще бы немного и я бы лишился этого пальца. Чтобы немец не откусил мою драгоценную конечность, изо всех сил стал оттягивать его нижнюю челюсть вниз.
Яхтсмен вдруг перестал рычать, выпучил глаза и повалился набок. Подрыгался чуток, пустил обильную слюну и вот уже на глинистом береговом склоне лежит всамделишный мертвец, хоть сейчас на кладбище. А еще через несколько секунд за его макияж не взялся бы ни один похоронных дел мастер. У яхтсмена лопнули глаза. Раздвигая кровавые сгустки, из глазниц стал выдавливаться снег, он полз из ноздрей, ушей и рта. Задрожала, имитируя дыхательный процесс, грудная клетка, да еще стала набухать. Затрещали ребра и грудная клетка лопнула – из нее вышел сталактит. В завершение весь труп яхтсмена покрылся инеем, как у фрица под Москвой зимой 1941 года!
Я – в полном обалдении. Иностранца убила и разорвала изнутри мертвая вода. Но ее тут явно не было, пока я не приплыл из Зоны Зимы. Значит, я заразил его мертвой водой? Значит, я прикончил яхтсмена как натуральный снежный орк? Да, до этого я убивал врагов – натовскую вертушку с двумя пилотами сбил на войне, намедни грохнул виджилянта и двух полицаев, но сейчас-то отправил к праотцам совсем мирного немца. Он, конечно, тут лишний, и ему нефиг делать на нашей земле без приглашения, но все-таки был он безоружный и также, как и все, искал лучшей жизни... А я грохнул. Выходит, мертвая вода всегда во мне, литр, два литра, сколько ее там? А почему она меня не убивает? Из-за нее у меня, похоже, только голова поболела и ID-чип разрушился.
И людей Бреговского она тоже не убивает. Они сказали, что проспали пять лет. А зачем? Когда стало ясно, что война проиграна, то, конечно, спецназ мог принять смерть на поле боя под умными бомбами противника, выкрикивая что-нибудь вроде «старая гвардия не сдается»? Подвиг, но абсолютно напрасный, без надежды причинить какой-либо ущерб врагу, даже без надежды попасть в «книгу подвигов» или в народный эпос. А что давала пятилетняя консервация? Если пролежать пять лет на манер спящей красавицы, а потом встать с гордым видом, то шансов одолеть могучего врага опять кот наплакал. Однако ж, если появится такой могучий союзник как мертвая вода, то это совсем другое дело. И, такое впечатление, что я разношу мертвую воду, как ворон из сказки. Ворон летит в тридевятое царство и возвращается со склянкой, а мне и лететь не пришлось, склянку мне в посылке прислали...
Тут я поймал себя на том, что предаюсь размышлениям не только перед сфинксом неведомой силы, но еще и перед обезображенным трупом яхтсмена. А еще страшно холодно в мокрой одежке. Зубы уже не чечетку выплясывают, а брейк-данс, и все члены тела им помогают.
Вот доннер-веттер, кто-то звонит растерзанному яхтсмену на мобильник.
Я вынул смартфон и выслушал тираду на немецком. Тирада как будто имела повышающуюся вопросительную интонацию.
Я сказал ja-ja (с максимальным выражением, почерпнутым из старого военного фильма) и отключил звонок. Пройдет ли этот номер? Что ж, назвался груздем, полезай в кузов. По крайней мере в чужой комбинезон.
Я стащил с немца его комбинезон и натянул вместо своего мокрого. Вернее разместился в нем. Немец был куда более объемным, да еще его одежка была сильно порвана на груди. Хорошо хоть, что на сходнях нашлась штормовка яхтсмена, прикрыл ею декольте.
Приняв приличный вид, я взобрался вверх по береговому склону. Рядом шла проселочная дорога, покрытая стандартной гэрбидж-плиткой, сделанной из останков прежней цивилизации. На дороге стоял пикапчик. Похоже, это машина погибшего яхтсмена. Я выудил из кармана штормовки автомобильные ключи.
Ключ подошел, и я двинул в сторону Джугра-порта. Сейчас это не поселок, а приличных размеров город – неподалеку в море «Шелл» активно сосет нефть. Значит так, доеду до окраины, брошу машину и дальше двину своим ходом – пока не набреду на каких-нибудь «неандертальцев», промышляющих на свалках и помойках. Об остальном сейчас не надо думать.
Дорога из плиточной превратилась в наноплантовую эстакаду, которая проносилась над бесчисленными югорскими речушками, над озерками с болотистыми отмелями и берегами, изъеденными сгинувшим уже льдом, над безжизненным столом тундры, где во время войны вымер дружный коллектив водорослей и грибков, именуемый ягелем. Заодно с ягелем сгинули и мелкие кривые березки. Вместо этого одна серая техноплесень... Эстакада стала возноситься к облакам, но не успела уткнуться в небо – пронзительно алыми и желтыми грибами небоскребов на горизонте вырос Джугра-порт.
Я пересек автодорожную развязку – это уже городская окраина, пора бросать машину и двигаться дальше общечеловеческим ходом. Я выбрал первый съезд с высотной трассы, бодро съехал вниз и там меня задержал полицейский патруль.
Полицейская машина остановилась сзади. Двое полицейских сидели в салоне и ждали, пока подъедет еще одна патрульная команда. Второй полицейский автомобиль встал почти впритык к моему бамперу.
Один полицейский вышел из передней машины, другой из задней, оба неторопливо пошли ко мне. Я тоскливо оглянулся. Справа от дороги – дренажная канава, за ней пустырь, метрах в ста несколько обгоревших остовов старинной автотехники – это поохотились натовские летуны. Слева – двухполоска, на которую вылетают машины со скайвея. За ней какое-то складское здание, полуразвалившееся, довоенное.
Полицейский показал пальцем, чтобы я опустил стекло. Правая рука его недвусмысленно лежала на рукоятке пистолета, выглядывающего из кобуры.
– Документы.
