Повседневная жизнь армии Александра Македонского

Александрию на Оксе (Амударье), у Термеза (Узбекистан) в июне — июле 329 года;

Александрию на Яксарте, или Александрию Эсхату, у Ходжента (Таджикистан) в октябре 329 года;

Александрию Согдийскую, или на Инде, близ Раджан-пура (Центральный Пакистан) в начале 325 года;

Александрию Оритскую в устье реки Пурали и к югу от Белы (Западный Пакистан) летом 325 года;

Александрию Сузианскую около Абадана (иранский Хузистан в глубине Персидского залива) в апреле — мае 324 года.

Организация

Пять других городов, названия которых сохранили географы, нельзя с достаточной степенью уверенности отнести к данной эпохе, а возможно, их имена были лишь дополнительными названиями, присвоенными азиатским городам, в которых греки когда-то имели фактории. Все прочие населенные пункты, строительство которых приписывается Великой армии, были всего лишь более-менее укрепленными военными опорными пунктами или временными торговыми поселениями. Древние четко разделяли собственно город (полис) и военный гарнизон (phrourion): под первым понималось укрепленное поселение с прилегающей сельскохозяйственной территорией; второе являлось цитаделью с живущим вокруг невооруженным населением. Во всех этих городах лишь греческая или македонская прослойка, в принципе равная по численности группе местных жителей, но часто и меньшая, осуществляла охрану при помощи собственных отрядов и единственная имела политическую власть. В семи Александриях, за основанием которых мы проследили, лишь греки, к которым, как считалось, имеют непосредственное отношение свободные македоняне, располагавшие правом устраивать полис на греческий лад, имели народное собрание и совет, рассматривавшие местные дела и располагавшие тем, что они считали самым ценным — свободой слова. В какой мере их городское самоуправление было ограничено военной властью местного командования и полководцем, назначенным в дополнение к сатрапу, приказами и финансовым контролем последнего и, наконец, приказами царя и его канцелярии — вопросы, при обсуждении которых у нас явно недостает данных. Мы уже неоднократно видели, как некое доверенное лицо, гражданское или военное, назначалось царем для наблюдения не только за строительными работами, но и за финансами и администрацией нового города. Из чего следует, что в качестве царского наместника этот наблюдатель, эпимелет, вмешивался в ход событий в случае волнений или неподчинения. Ведь, зная историю египетской Александрии, легко представить, что находилось немало поводов для ссор между греческими и разными африканскими и азиатскими сообществами, каждое из которых имело свои обычаи и не подчинялось закону большинства. Естественно, местные жители обладали в греческих городах гражданскими правами, отличавшимися от прав подчиненного населения, но не обладали правами политическими. Каждая община имела свой суд, вероисповедание, праздники, матримониальные и наследственные порядки. Добавим сюда налоговое неравенство: священные земли, где хозяевами были жрецы, освобождались от налогов; царская земля, которая могла дароваться местным жителям только в аренду; участки, принадлежавшие колонистам и облагавшиеся лишь оброком и необходимостью защиты. А кто платил налоги по сделкам, если не клиент греческого торговца?

Греки и не-греки

Сколько было их в войске, этих привилегированных, расселенных по Александриям или возобновленным городам бывшего Персидского царства? При освобождении от службы в 324 году десяти тысяч солдат «Александр, отпустив на родину наиболее пожилых, велел отобрать 13 тысяч пехоты и две тысячи конницы, чтобы оставить их в Азии; он полагал, что сможет удержать за собой Азию со столь немногочисленными силами, потому что ранее расположил во многих местах гарнизоны, кроме того, он надеялся, что новые города, заселенные колонистами, окажут сопротивление всем попыткам переворота»^[56] (Квинт Курций, X, 2, 8). Сравнив то, что нам известно о населении четырех Александрии — египетской, при Паропанисаде, на Оксе и Яксарте — с населением Антиохии в 300 году — 5300 свободных человек, македонян, критян, киприотов, афинян… мы можем исходить из того, что в семи Александриях в 332–324 годах насчитывалось около 40 тысяч греков, военных или гражданских, выходцев из постоянно обновляемой Великой армии, и из присутствия в самих городах или гарнизонах такого же числа наемников, состоявших на жалованье. Мы уже писали, как в 326 году в одной только Бактриане взбунтовались три тысячи греков, охваченных тоской по родине. После смерти завоевателя 23 тысячи этих людей будут истреблены в верхних сатрапиях. Как они жили, эти лишившиеся своих корней люди, эти мужчины и женщины, вырванные с Балкан для строительства идеального города Платона или Аристотеля, конкретного и практичного города Царя царей? Подтвердились ли их первоначальные впечатления: что они заброшены на самый край мира на самую неплодородную землю: те, что были в Египте, на самом деле видели вокруг пустыню, те, что попали на Гиндукуш, полагали, что находятся на Кавказе или, как писали эллинистические географы, «под Медведями»^[57], то есть близ Северного полюса, убежденные, что памирский Яксарт — это иранский Араке или Танаис, то есть Дон, впадавший в Черное море, а Ганг — это и есть великий внешний Океан?

Но вот дом возведен — из местных материалов и в местных традициях, и что ему теперь делать, этому поселенцу, по крайней мере когда позволяет время года? Если он еще не был женат, то прежде всего искал себе супругу, сожительницу или служанку, и поскольку не мог, кроме как в Египте, рассчитывать на прибытие невесты из Греции, то обращался к туземной общине. Когда царь, законный супруг четырех персидских женщин: Барсины, Роксаны, Статиры и Парисатиды, в марте 324 года праздновал в Сузах бракосочетание десяти тысяч греко-македонян с таким же количеством азиатских женщин, он лишь узаконивал положение вещей, а также обычай, получивший распространение во всех Александриях, основанных армией от его имени. И когда я говорю, что они обращались к туземцам, не думайте, что женщин похищали или насиловали. Известно множество примеров, когда за насилия и вымогательства командиров по приказу царя лишали звания и даже казнили. Нет, все было гораздо проще: греческие колонисты вступали в переговоры. Такой персонаж, как посредник, порой сводник, порой сутенер, занявший столь важное место в новой комедии в египетской Александрии, а затем в Риме, вел, так сказать, род от своего колониального прототипа. Торговцы рабами, то есть пленными женщинами, посредники, драгоманы или толмачи, врачи и другие целители, следовавшие за армией, играли также роль сводников, не забывая при этом получать огромную прибыль. В этом заключалось одно из преимуществ свободы слова, столь дорогой для греков. Никакого насилия, никаких историй с туземками, а вместо этого удачные дела с бесконечными переговорами и комбинациями, достойными критянина Одиссея ^[58], домогавшегося руки Пенелопы из Спарты.

Также «выходили из затруднения», обеспечивая себя слугами, собакой и, если имели землю за пределами городских укреплений, работниками, одной-двумя упряжками волов, сельскохозяйственными инструментами, инвентарем. Также и в этом случае грекам, не имевшим пленников и рабов, приходилось обсуждать, вести переговоры, меняться или нанимать. Или, став ремесленниками, они продавали предметы повседневного обихода, изготовленные своими силами. Постепенно греки, которые не были ни солдатами, ни простыми земледельцами, превратились в торговцев. Даже художники и ученые, которых, как мы видели, было немало в колоннах на марше, продавали свою интеллектуальную продукцию тем, кто в ней нуждался. Новые города с широкими проспектами, площадями, прекрасными скверами желали украсить себя гражданскими и религиозными памятниками, театрами, гимнасиями, статуями, фонтанами. Здесь всегда была работа для каменщиков, строителей, плотников, кровельщиков, гончаров, стекольщиков и