Повседневная жизнь армии Александра Македонского

обнаружили, что больше не отбрасывают тени, и все семиты бросились поминать полуденного демона, уносящего вместе с тенями души, в то время как греки и киприоты верили в присутствие здесь сирен и нереид. Остров Кармин (соответствует Асталу, между современными мысами Джадди и Нух), в 100 стадиях от берега, считался посвященным солнцу и служил пристанищем нереид, губивших корабли и превращавших неблагоразумных людей в рыб. Отважный флотоводец велел совершить здесь высадку; его не остановило даже исчезновение, вместе с матросами и имуществом, одного из kerkouroi. У моряков заканчивалось пропитание. Местные жители, те же ихтиофаги, предложили морякам овец, откормленных мукой из сушеной рыбы. Также греки ели верблюдов, мясо различных китообразных, горькие финики. Больше всего их пугали киты, выпускавшие из дыхательного отверстия целые фонтаны воды. Рулевые советовали Неарху обратить огромных чудовищ в бегство громкими криками, бряцанием оружия и звуками труб.

Последние планы

При входе в Ормузский пролив всё изменилось. Главный порт Гармозия обязан своим названием финику, основному продукту Кармании. Но здесь выращивали также хороший виноград, пшеницу, ячмень, сахарный тростник. Жители рассказывали о золотых и серебряных рудниках, различных минералах, которые они добывали у Бахрейна и в глубине Персидского залива. Около современного Бендер-Аббаса командующий флотом поставил корабли на стоянку и поднялся по Хану до Сальмунта, где доложил полному воодушевления «совету гетайров» («друзьям») Александра, что существует прямой и быстрый морской путь из Суз и Вавилона до Индии. Все берега, все острова разведаны. Это новый мир, открытый для средиземноморской торговли через Оманский залив. «Царь пожелал узнать об этом больше и снова приказал им плыть вдоль берега, пока они не подведут флотилию к устью Евфрата, а оттуда подняться по реке до Вавилона» (Квинт Курций, X, 1, 16). Онесикрит, страстный исследователь, хотел сперва обогнуть Аравийский полуостров. Он робко намекал царю на всем протяжении 324 года, что для столь уставшего флота это был бы лучший выход из положения вместо того, чтобы барахтаться в грязи Каруна, гнить в болотах Евфрата и тащиться вдоль берега в Вавилон. Царь, мечтавший о всемирном господстве, говорит себе, что у него остался лишь один враг, которого следует победить: торговый флот Карфагена. Как в славные времена ассирийцев, в порт Тапсака приходили огромные караваны с кедром и сосной из Армении и Ливана. На Евфрате строились флотилия, такая же большая, как на Инде, и причалы на тысячу торговых кораблей в Вавилоне и в двух новых портах, в месте слияния Тигра и Евфрата. Обустраивали остров Икар, современную Файлаку. Неарху, получившему от царя золотой венец и женившемуся на дочери Барсины, будет поручено исследовать берега Аравии и возвратиться в Средиземное море через Красное, если даже для этого придется погрузить суда на повозки и так пересечь Суэцкий перешеек. Веками именно так люди пересекали Коринфский перешеек, а во времена аргонавтов — пустыню Сирт^[67]. Морской путь был проложен до Ормузского пролива. Множество больших кораблей, курсировавших возле Пиратского берега, должны были повести флот к стоянкам Аравии, откуда привозили ладан, мирру, кардамон, жемчуг. Отплытие завоевателей намечалось на середину мая 323 года. Целую неделю царь исследовал рукава реки, питающие Вавилонский оазис. Он столь страстно интересовался третьей морской экспедицией, что обсуждал ее с Неархом еще за восемь дней до своей смерти. Он собирался погрузить на корабли войско и отправиться, чтобы проплыть кругом земли. Мы не грезим, мы не бредим, как царь, сотрясаемый малярийной лихорадкой. Все это описано в официальных документах, царских «Ежедневниках» и «Переписке», опубликованных Эвменом из Кардия, и об этом можно подробно прочитать у Арриана и Плутарха.

Что от этого осталось

Смерть прервала все планы. Или, вернее, она придала развитию событий новое направление. Армия не погрузилась на тысячу своих кораблей. Она разделила судьбу военачальников, разорвавших Азиатскую державу на куски. Во время первого распределения провинций в 323 году Неарху достался юг Малой Азии, на котором он правил как сатрап десятью годами прежде. Мы обнаруживаем его в 320 году в ближайшем окружении Антигона I Одноглазого, сражавшегося с критянами за сохранение наследия Александра в целости. В 314–313 годах он оборонял Сирию, находясь при юном сыне Антигона Деметрии. После этого упоминаний о нем больше нет. Можно предположить, что он последовал за Антигонидами в Грецию, поскольку дельфийцы выбили в храме Аполлона его имя в списке привилегированных лиц. Как и многие другие участники великого предприятия, он написал мемуары. Красочный и правдивый рассказ об этом он вставил в свой «Paraplous» («Прибрежное судоходство»), который неустанно цитируют историки и географы. Государственный человек, воин, верный моряк, критянин по рождению, столь же великий на свой лад, как Магеллан, именно Неарх больше, чем все остальные, заслуживает быть прославленным современными гуманитариями, и именно поэтому среди всех основателей империй, всех великих исследователей он известен менее всех. Судьба, ревнивая к его отваге, стерла на Крите даже следы его имени. Еще в 1975 году на скале на берегу Эгейского моря, в трех километрах к северо-западу от порта Итанос (ныне Эримовполис, «Пустой город») можно было прочесть почти стертую надпись греческими буквами эллинистического периода. Там можно было распознать имя Неарха, to Nearkho. Потом здесь пробили дорогу; динамит разрушил скалу; надпись рассыпалась в прах. Пусть хотя бы эта книга сохранит память о нем, так же как о сорока тысячах моряков, соратниках сорока тысяч пехотинцев армии Александра, и пусть им воздадутся на этих страницах те почести, которых они заслуживают. Царь умер, но остались тысячи кораблей вместе со своими командами. Они установили самую крепкую, самую прочную связь между Ближним и Средним Востоком.

Заключение ЭЛЛИНИЗМ ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ

Для начала зададимся вопросом: кем они были, сопровождавшие Александра в его походе мужчины (да и женщины!), — разрушителями или создателями, завоевателями или строителями империи? Ответ, учитывая такое огромное количество македонян и их союзников, проведших в походе двенадцать лет, был бы, очевидно, неоднозначным. Они не были ни теми и ни другими. Можно быть уверенным только в одном: их жизнь, столь наполненная приключениями, удачами и несчастьями, вовсе не была повседневностью, а чем-то исключительным, всегда на грани, подобно какой-нибудь трагедии или рождению нового мира.

Трагический итог

Эпопея Александра была записана, положена на стихи и исполнена теми людьми, которые в ней не участвовали. Иначе они описали бы невероятные тяготы армии, потерявшей девять солдат из десяти в ледяных и огненных пустынях, в болотах и при переправах через огромные реки. А также их моральное опустошение, их отчаяние и страх, которые война внушала и грекам, оставшимся на Балканах, потому что в последний год уже невозможно было отыскать десять тысяч добровольцев, чтобы бросить их на смерть. Золото Гарпала, мародерства, предательства больше никого не прельщали. Итог двенадцатилетних походов и отступлений оказался весьма тяжелым. Уцелевшие ветераны, которых расспрашивал Клитарх,