Я вызвал нянечку и попросил, чтобы она разбудила меня, если кто-нибудь позвонит. Потом получил на ужин порцию местной кормежки и медленно отплыл в сон. Проснулся на другой день в полдесятого и обнаружил, что, пока я спал, капельницу убрали. Когда удалось наконец дорваться до тележки с телефоном, выяснилось, что Кейт уже ушла на работу.
Я позвонил в клинику, но там сказали, что она еще не пришла.
— А когда она подойдет?
— Вообще в десять должна была, но сейчас же в метро забастовка, с транспортом бог знает что творится.
Было почти пол-одиннадцатого. Когда через час мне сказали, что Кейт еще не подошла, я начал беспокоиться. Позвонил Лиз — нету. Тогда позвонил Тони на мобильный. Жидкокристаллический дисплей с такой скоростью глотал единицы с карточки, как будто это был платный звонок в Австралию.
— Привет, это я. Алан в офисе?
— Да черт его знает. Я вообще не вставал еще. У Алана грипп, он отгул взял, а я там торчать не собираюсь…
— Слушай, Тон, такое дело: надо меня отсюда забрать. И привези мне одежду какую-нибудь.
Большую часть моих кровавых одежек полиция реквизировала в качестве вещдоков.
— Слушай, а Лиз не может тебя забрать, а? — заныл Тони.
— Лиз занята, а мне надо срочно. Когда ты приедешь?
Мой друг обреченно застонал на том конце провода.
— Ну, может, через час…
— Давай. Одежду не забудь.
Во время обхода Миллер сказал, что Робсон придет сегодня в шесть вечера. Я спросил, сколько он еще собирается держать меня в больнице, на что он ответил, что хочет на несколько дней перевести меня в психиатрию, пока уровень лития не устаканится.
Я побрился и стал ждать Тони. Он пришел уже ближе к обеду и принес мне свой зеленый адидасовский спортивный костюм, купленный им в свое время для занятий бегом. Костюмчик оказался мал до безобразия и обтянул меня, как трико, причем Тони сказал, что я похож на опустившегося Зеленого великана[32] и разразился приступом квохчущего смеха. Видимо, успел уже с утра приложиться.
Тут словно в подтверждение моих подозрений Тони достал из найковской сумки бутылку «Джеймсона» и подкрепился глотком, по кубатуре равным морской свинке небольших размеров.
— Не пей, тебе машину вести.
— Знаешь, как у анонимных алкоголиков говорят? Одного глотка — слишком много, а тысячи — слишком мало. Точно сказано.
— А у тебя который — тыща третий? Ну-ка посмотри, как там в коридоре — никого из персонала не видно?
— Зачем? Ты что, сбежать задумал? — спросил он с идиотской улыбкой.
— Вроде того…
Мы без проблем добрались до парковки.
— Слушай, а ты вести-то сможешь? — спросил я, забравшись в «Порше» Тони.
Надо сказать, что встреча с больничной вертящейся дверью прошла для моего друга не совсем гладко.
— Могу, конечно. Или, хочешь, ты садись…
— Как я тебе сяду с этой хренью на шее? Давай поезжай тихонько и выезжай на Олд Бромптон- роуд.
Пока ехали, я рассказал Тони про Алана и Клэр. Мне было наплевать, поверит он мне или нет. В свете неминуемого годичного отлучения от руля Тони практически нечего было терять, и потому путешествие по центральным улицам он воспринимал как аркадную игру… В какой-то момент Тони резко вильнул под грузовик, и я вдавил ногой отсутствующий тормоз.
Мой друг подрезал направо и налево, не утруждаясь даже включением поворотников. Под таким градусом наихудший исход представлялся ему мультяшным взрывом и мигающей надписью GAME OVER. И все-таки нам повезло: до Трегантер-роуд добрались не в нарезке, а, как это ни удивительно, куском. Я узнал дом Клэр, но ее «Мини» видно не было. Тони подъехал к дому по полукруглой дорожке. Я вышел и позвонил в дверь. Дверь открылась на полную длину медной цепочки, и в щель выглянула одетая в униформу рабыня-филиппинка. Я сказал, что я к Клэр.
— Ее нет, — с механической улыбкой отвечала рабыня.
— А когда она вернется, не скажете?
— Не знаю. Никого нет.
Я сел обратно в машину и велел Тони ехать к Алану. По дороге с его мобильника позвонил в клинику. Кейт до сих пор не пришла. Я начал понемногу сходить с ума. Пришлось основательно глотнуть виски, чтобы отогнать лезущие в голову жуткие картины. Напротив Аланова дома машины не было, но я все-таки постучал в дверь и покричал в прорезь для писем. Откуда-то из-за спины возник седой джентльмен в кардигане. Подозрительно ощетинился:
— Вам что?
— Да нет, ничего.
Дедок-хлопотун удалился, поглядывая на меня через плечо. Тони в мотоциклетной куртке мешком привалился к побитому «Порше» и хлестал из горла виски. Я вдруг сообразил, что мой костюмчик в облипочку, потрескавшиеся кроссовки и розовый ошейник тоже не вызывают особого доверия. Я подождал, пока дед завернет за угол, разорвал больничный пакетик с личными вещами, достал украденный из офиса ключ и попробовал открыть дверь. Алан не успел еще сменить замок со времени моего последнего визита, и дверь распахнулась настежь. Тони спотыкающейся рысью подбежал ко мне и повис у меня на руке:
— Ты что, спятил?! Он же там! Я же говорю тебе, у него грипп! Это же взлом!
— Спокойно, друг. Никого там нет, — сказал я, высвобождая руку. — Я пошел, а ты иди в машине подожди.
— Совсем обалдел!
Я вошел внутрь, а Тони поковылял к машине.
Я закрыл дверь. С точки зрения рядового обывателя, в доме был бардак. По Алановым стандартам — это была Хиросима. Журнальный столик был завален грязными тарелками и фольговыми мисочками из-под готовой еды. На полу валялись тряпки. Я покричал, но никто не отозвался. Из предосторожности я все же снял с каминной решетки витую кочергу и пошел по лестнице наверх.
Дом казался брошенным. Ящики письменного стола в кабинете выдвинуты, пол сплошь засеян банковскими отчетами, как будто кто-то раскладывал пасьянс десятью колодами сразу.
В спальне кровать не убрана, и в воздухе стоит какой-то знакомый запах — не могу понять, откуда я его знаю. Я выдвинул ящик из-под кровати, но ни наручников, ни веревок там не оказалось.
Я вспомнил про кокаин в тумбочке: Тони бы сейчас самое оно, чтобы протрезвел малость. Открыл ящик и наткнулся на пачку полароидных снимков.
Сверху была фотография Клэр, стоящей на кровати в одних чулках и маске Зорро, с кожей, выбеленной вспышкой. Потом — она же в ванной, на коленях, руки прикованы к ноге унитаза, лицом уткнулась в холодный фарфор.
Еще и еще Клэр, а потом — Лиз.
Голая, модельный поворот бедер, надувает губки в объектив. На другой фотографии она лежала на спине, привязанная за руки к кровати, с повязкой на глазах. Ее ноги были распялены метровым шестом, пристегнутым у нее между щиколоток. Снято было сверху, видимо, Алан стоял над ней.
Меня вырвало на ковер больничной едой. Я пошел вниз и выпил стопку водки.
— Ты чего? — спросил Тони.
Я сел в машину и показал ему фотку Лиз в колье из Аланового белка. За ее спиной неясно, но вполне узнаваемо вырисовывалась простеганная пуговицами спинка нашей кровати.
— Мать твою налево! Это что же — Лиз, что ли?
