— Ну… да, — признал Денис.
— Возможно, вам следует признать поражение и пожелать ей счастья? — добавил Эахельван. — Ревность — самое непродуктивное из возможных чувств.
— Я не могу пожелать ей счастья, — возразил Денис, — потому что не будет ей никакого счастья с этим типом.
— Почем вам-то знать? — удивился старичок.
— Я сделал кое-какие выводы… — начал было Денис.
Эахельван накрыл его руку своей морщинистой мягкой лапкой.
— Внимание! — провозгласил он. — Внимание! Сейчас наш милый, невинный арбитр провозгласит истину, и эта истина станет решением нашего давнего спора. Итак, любезный… э…
— Денис, — подсказала Махонне.
— А? Гхм! Дорогуша, вы меня перебили, и я утратил мысль.
— Денис, — громче произнесла Махонне. — Вы запнулись, потому что забыли имя нашего арбитра.
— А, да. Гхм! Ничего я не забыл. Денис нам скажет, на основании чего он сделал вывод касательно грядущего семейного несчастья эльфийской девы. Иными словами… гхм!.. выражаясь научно: теоретические ли раздумья привели его к столь неутешительным мыслям или же практические наблюдения?
— Ну, — сказал Денис, — я это видел во сне.
Ученые переглянулись, недоумевая, а затем дружно уставились на Дениса с таким видом, словно он чудовищно обманул их самые сокровенные ожидания.
Между тем музыка Адальгера продолжала звучать, властная, необоримая, и сам менестрель становился все более заметной фигурой на празднике. Даже Денис не мог отрицать того прискорбного для себя обстоятельства, что Адальгер обладал неотразимой красотой: точеные черты, завораживающий взор глубоких темных глаз, артистические руки с длинными сильными пальцами. Если у менестреля и были кривые ноги (на что Денис втайне надеялся), то этого все равно не было видно, поскольку его до пят окутывал синий плащ. Арилье оказался одним из последних, кто поддался очарованию музыки. После четверти часа полнейшего равнодушия к танцевальным забавам и игре в намеки, загадки, взгляды и полуулыбки, которым предавались все вокруг, эльф наконец узрел ту, ради которой стоило покинуть добрую выпивку.
Денис никогда прежде не встречал эту даму. Очевидно, красавица обитала в главной башне, неподалеку от покоев самой владычицы Гонэл. Нет ничего удивительного в том, что солдаты, живущие на другой стороне замка, в маленькой комнатушке, прорубленной прямо в стене, не сталкивались с прелестной незнакомкой.
Едва завидев ее, Арилье разинул рот и застыл. Затем бросил себе под ноги недопитый кубок, вскочил и двинулся прямиком к красавице.
Арилье шел к ней, натыкаясь на других танцующих. Он был как будто ослеплен женщиной и потому не замечал никого вокруг себя. Прочие люди перестали для него существовать, невзирая на проклятия, которыми они осыпали его за неловкость.
Во всем мире была только она, она одна.
Еще издалека он протянул к ней руки, и она повернулась в его сторону, улыбнулась, потянулась к нему всем своим существом. Ее фиалковые глаза засияли, очень пухлые, крупные губы приоткрылись, брови чуть изогнулись: она ждала, радостно и нетерпеливо.
— Меня зовут Арилье, — сказал он, прикасаясь к ее руке и вздрагивая от восторга.
— Меня зовут Этгива, — ответила женщина. Она тихо вздохнула и прижалась головой к его руке.
Денис посмотрел на обоих, критически кривя рот, затем обхватил за плечи обоих своих соседей — Махонне слева, Эахельвана справа, — и провозгласил:
— Так выпьем за самых стойких!
— Так выпьем! — слабыми голосами откликнулись ученые.
А музыка все звучала в замковом дворе, и теперь казалось, что от ее таинственной власти нет прибежища даже на звездах.
— Ты не понимаешь, — сказал Арилье, вернувшийся домой уже под утро. — Если бы ты понимал, ты бы так не дулся.
— Чего я не понимаю? — удивился Денис. — Ты миловался с какой-то красоткой, а я опять отбывал дежурство в паре с этой мрачной эльфийской вдовой, с Эвремар.
— И чем ты недоволен? — удивился Арилье. От него пахло незнакомыми благовониями и вином. С видом полного блаженства эльф растянулся на своей лавке, хрустнул костями, заложил руки за голову.
— А чем я должен быть доволен? — возразил Денис. — Эвремар меня пугает. То молчит по нескольку часов кряду, а то вдруг произносит что-нибудь отрывистое и маловразумительное, и изволь на это как-то реагировать. Тебе бы понравилось?
— Не знаю, — отозвался Арилье. — Я влюблен.
— Я уж заметил.
— Она прекрасна.
— Ну, ничего, — согласился Денис. — Такая, фигуристая. Кто она такая?
— Этгива.
— Это лишь имя.
— Это
— А, ну тогда другое дело, — съязвил Денис. — Если это
— Она не человек, — проговорил Арилье. — Ты ведь об этом сейчас меня спрашивал?
— Ну, да, — нехотя признался Денис.
— Она не человек… — повторил Арилье в упоении.
— Тебе это нравится?
— Мне
— И все, чем она
— Она… она нечто, — сказал Арилье. — Потому что она и не эльф тоже. Я чувствую. Хотя мы этого и не обсуждали… Она —
— Не очень.
— Я тоже — не очень, — признался Арилье. — Возможно, она из рода фэйри…
— Откуда она взялась в замке?
— Не все, что происходит в замке, известно всем его обитателям, — заметил Арилье. — У защитницы Гонэл могут быть гости, о которых мы с тобой и не ведаем.
— А, — молвил Денис, тщательно следя за тем, чтобы в интонациях его голоса звучала злая ирония, — ну тогда конечно.
— В любом случае она не может быть шпионкой врага, — сказал Арилье. — Ты ведь на это намекаешь?
— Да, намекаю.
— Невозможно… фэйри по своей природе не в состоянии иметь дел с троллями.
— Расист.
— Увы, это истина.
— Увы?
— Увы — потому что для вас, людей, нет ничего важнее свободы воли. Только человек в состоянии выбирать, с кем ему сотрудничать: с эльфами, с троллями или вообще ни с кем. Замкнуться в своем мирке и всех тихо ненавидеть. Такие тоже встречаются.
— Ты невысокого мнения о людях.
— Я о людях такого мнения, которого они заслужили. Одни из вас — храбрецы и герои, другие — трусы и уроды, третьи — ни рыба ни мясо. И никогда о человеке нельзя заранее сказать, на что он способен, а на что не способен. С фэйри в этом отношении гораздо проще.