Анна Ивановна боевиков не смотрела и оттого не смогла бы процитировать любимые фразы классических персонажей, например: «Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни». Или «В таком случае я найду его первым». Да, фраз она не знала, но безошибочно воспользовалась опытом героев Уиллиса, Ван Дамма и Шварценеггера.
Она нашла Морана первой. Пока Денис благодушествовал, плавая на познавательных детских каналах и изучая строение человека, космоса, Берлинского зоопарка и стаи гиен на австралийских равнинах, его мама храбро отправилась штурмовать твердыню Морана Джурича.
Моран встретил ее на пороге. Он знал, что она придет, потому что увидел ее в окно.
— С вами никого? — быстро спросил Моран. Он высунулся на лестницу, огляделся, втолкнул Анну Ивановну в квартиру и захлопнул дверь, тяжело дыша.
— Я одна, — ответила она, прижимая к груди сумку.
— Что, деньги принесли? — спросил Моран жадно и облизнулся.
— Нет, денег пока нет… Я с разговором.
— Ладно, говорить можно без денег, — согласился Моран. Он схватил ее за руку и потащил за собой.
Анна Ивановна очутилась в кабинете Морана Джурича. Она увидела стол, оставшийся от прежних хозяев, старинный добротный стол с маленьким хорошеньким бортиком, нечто вроде заборчика по краям. Украдкой она потрогала столешницу и проговорила:
— Как хорошо все-таки раньше вещи делали.
На стене, прикнопленные, криво висели полароидные снимки. На них были запечатлены самые разные люди в дурацких карнавальных костюмах. Некоторые фотографии выцвели почти добела, на других расползлась эмаль, одну почти целиком засидели мухи.
— А это?..
— Это? — Моран глянул на снимки, ухмыльнулся. — Мои клиенты, да. Садитесь.
Анна Ивановна огляделась по сторонам еще раз, но в единственном кресле уже сидел Моран. Она деликатно пристроилась на краешке стола. Юбка на ее могучих бедрах плотно натянулась.
Моран спросил:
— У вас это красиво?
— Что? — не поняла Анна Ивановна.
— Толстые женщины.
Он указал острым подбородком на свою собеседницу.
Анна Ивановна вспыхнула:
— Для начала у нас неприлично говорить о внешности малознакомой женщины вообще!
— Мы ведь хорошо знакомы, — возразил Моран. — Я по-дружески спрашиваю. Мне надо знать.
— Толстые… Да с чего вы взяли, что я толстая? Немного в теле, но в моем возрасте… Да вы просто нахал! — рассердилась наконец Анна Ивановна.
Моран улыбнулся обезоруживающей детской улыбкой.
— Я с вами как с подругой.
— Какая я вам подруга! Нахал!
— Друг — мужчина. Подруга — женщина.
— Слушайте, вы пьяны?
— Нет, я иностранец. Серб. Помните?
— Разве у сербов это не… — Анна Ивановна вздохнула, сдаваясь. — Толстая женщина — это некрасиво. В теле — приемлемо. Вас устраивает?
— Почему у вас так много толстых?
— От неправильного питания. Мы раньше ведь ничего не знали, не было ни таблиц, ни информации… Холестерин. Невозможно ведь купить экологически чистые продукты! Везде какие-нибудь добавки, а это тоже вредно. И ведь не пишут, что добавки! Купишь кота в мешке и даже знать не будешь, что это очень вредно. Понимаете?
Моран кивнул и сказал:
— Нет. Но это не имеет значения.
— Я насчет Денечки, — быстро произнесла Анна Ивановна. Она боялась, что мысль Морана скакнет еще куда-нибудь, и разговор безнадежно увязнет в каких-нибудь ненужных темах. Вроде толстых женщин или пенсионеров в спортивных штанах.
— А что с Денечкой? — осведомился Моран, подбираясь. — Это ваш сын, да? Тот мальчишка, который боялся служить в армии?
— Это я боялась, как он будет служить в армии, — уточнила Анна Ивановна. — Вы же знаете сегодняшнюю молодежь. Им все безразлично, даже собственная жизнь. Обо всем родители должны заботиться.
— Да, — сказал Моран. — Я превосходно осведомлен касательно сегодняшней молодежи. У меня даже есть некоторое количество домашней молодежи.
Анна Ивановна замолчала, дико глядя на Морана. Он смутился.
— Я что-то не так сказал?
— Нет, все так… — пробормотала Анна Ивановна. — В общем, Денечка вернулся.
— Вернулся? — Моран подпрыгнул. — Живой?
— Да, только немного странный… как бы морально травмированный.
— Ничего удивительного. Кто возвращается, те все с неизбежностью чрезвычайно странные… Посттравматический синдром. Или чеченский синдром. Я читаю газеты, я знаю слова. Значит, ваш Денечка пережил конец света, гм, гм, это кхе-кххх! В общем, он пережил
— Вот от этого я и хотела вас предостеречь! — воскликнула она и снова прижала сумку к груди. — Я вас убедительно прошу не встречаться с Денечкой.
— Почему?
— Он странный.
— Это естественно.
— Почему? — в свою очередь спросила Анна Ивановна.
— Потому что он пережил конец света.
— Какой… конец света? — Анна Ивановна побелела. — Вы сектант?
— Я — кто? — не понял Моран.
Она махнула рукой. Моран встал, надвинулся на нее и грозно зарычал:
— Как это вышло, что он вернулся, а?
— Я не… знаю…
— Знаешь, старая толстая калоша! Ага, вот я какими словами владею и оперирую, не ожидала? — Он торжествующе хохотнул и продолжил: — Что случилось с фотографией?
— Я ее… отодвиньтесь, от вас чесноком пахнет… и это неприлично…
— Что с фоткой сделала?
— Я ее… в холодильнике держала… под морозилкой. Где надежней.
— Ага! — возликовал Моран. — Вечный лед?
— Нет, наоборот… на Новый год отключали электричество, а я не знала. Была у подруги. Пришла — а все растаяло. Мясо, мясо у меня в морозилке лежало! — безнадежно выкрикнула Анна Ивановна. — Снимочек залило…
Она порылась в сумочке и вытащила заветный квадратик с изображением Денечки в костюме менестреля на фоне замка.
Собственно, изображения Денечки на фотографии уже не было. Да и замок исчез — все было размыто и стерто.
— Вот, — тихо проговорила Анна Ивановна. — Что теперь делать?
Моран пожал плечами. Взял листок, повертел, бросил в мусорную корзину.