конечно, работает где-то и кем-то для прикрытия. Дальше я ничего не помню… Ну вот, я совсем разболтался… Пр. остите, Монти, что заставил вас выслушать этакую чушь. Ну вот, теперь вы знаете все. Надо подумать, вы посоветуете мне прикинуться невменяемым. Пожалуй, так и придется сделать, иначе я — убийца без смягчающих обстоятельств. Кстати, что мне грозит в таком случае? — В таком случае… — Мерсон рассеянно поиграл карандашом. и вдруг взглянул Кэйну прямо в глаза. — Психиатра, о котором вы говорили, зовут не Бэлбрайт? — Точно! — Превосходно! Бэлбрайт — мой хороший приятель, а в суде его считают лучшим из экспертов. Можно сказать, во всей стране таких немного. Когда мы участвовали в процессах вместе, все они оканчивались оправдательным вердиктом. Прежде чем разрабатывать защиту, я хотел бы посоветоваться с ним. Я приглашу его сюда, а вы снова откровенно обо всем расскажете. Идет? — Конечно. Вот только… сможет ли он оказать мне одну услугу? — А почему бы нет? О чем речь? — Попросите его захватить с собой вашу фляжку. Вы представить себе не можете, до какой степени она способствует откровенности. В кабинете Мерсона запел вызов интеркома. Адвокат нажал кнопку… — К вам пришел доктор Бэлбрайт, — доложила секретарша. Мерсон велел немедленно проводить доктора в кабинет. — Привет, знахарь, — поздоровался он. — Дай отдых своим ногам и поведай мне, в чем дело. Бэлбрайт переместил свой вес с подошв на ягодицы и закурил. — Поначалу я ничего не понял, — начал он, — но когда узнал о его прежних болезнях, мне все стало ясно. Однажды, ему тогда было двадцать два года — играя в поло, он получил битой по голове. Удар повлек сильную контузию и потерю памяти. Сначало это была полная амнезия, затем память вернулась, но только о детстве. Воспоминания юности, вплоть до контузии, проявлялись лишь изредка и фрагментарно. — Господи! Он забыл все, чему его учили! — Вот именно. У него бывали просветления… взять хотя бы этот сон, о котором ты говорил. Конечно, можно попытаться, полечить его, но боюсь, что уже слишком поздно… Другое дело, если бы мы занялись им до того, как он убил Кинни Кин. Мы не можем рисковать и оставлять его карточку в архиве. Пусть даже его признают невменяемым… Так что придется… — Что ж, — вздохнул Мерсон. — Сейчас я позвоню, куда следует, а потом пойду к нему. Жаль парня, но ничего не поделаешь. Адвокат нажал кнопку интеркома. — Дороти, вызовите мистера Доджа и соедините нас напрямую. Бэлбрайт попрощался и ушел. Вскоре один из телефонов зазвонил, и Мерсон снял трубку. — Додж?… Говорит Мерсон… Нас никто не слышит?.. Хорошо. Код восемьдесят четыре. Немедленно уберите из архива карточку Лоренса Кэйна… Да, Лоренс Кэйн… Да, это совершенно необходимо и неотложно. Завтра получите мой рапорт. Он выдвинул ящик стола, взял пистолет, вышел из конторы, подоf 'звал такси и поехал во Дворец Правосудия. Там он попросил свидания со своим клиентом и, как только Кейн уселся напротив, выстрелил ему в лоб. Потом подождал минуту, пока тело не исчезло, и поднялся к судье Аманде Хейс. Нужно было проверить, все ли прошло, как надо. — Приветствую, ваша честь, — сказал он. — Не вы ли говорили мне что-то о деле какого-то Лоренса Кэйна? Никак не могу вспомнить… — Нет, Морти. Я первый раз слышу это имя. — То есть, вы мне о нем не говорили? Ладно, попытаюсь вспомнить, от кого я его слышал. Спасибо, ваша честь. До скорой встречи.
Г. Хелинга-младший
УЧИТЕЛЬ
Перевод с англ. А.Д.Восточного
Пушистый краб едва заметен на снегу. Белый мех покрывает все его тело. Даже передние клешни до самых кончиков укутаны им. Шандор Гэрнади лежал на вершине небольшого холма с подветренной от животного стороны и наблюдал, как оно ползло к зарослям стелющихся елей. Он долго ждал этого момента, теперь настала заключительная часть охоты.
Экземпляр был необычайно крупным: между клешнями почти семь футов, а каждая из четырех лап в длину не меньше шести футов. Мех этого гиганта потянет, пожалуй, на две тысячи кредитов, если доставить его в скупочный центр неповрежденным. Краба можно ободрать еще живым, ведь мех тускнеет через несколько минут после его смерти, и ценность его пропадает.
Прячась за холмом, Гэрнади ринулся к зарослям. Привязав к стволам шесть белых веревок, он спрятался за серебристыми от снега ветвями, ожидая появления краба.
Охотник на Снежной должен быть терпеливым. Но сегодня Гэрнади торопился. Сезон подходил к концу, эта вылазка — последняя. Через два дня задуют северо-восточные ветры, предвестники приближающейся зимы. За это время ему надо будет добраться до фактории. Потом наступит шестимесячная зима. Впрочем, перспектива провести эти шесть месяцев вместе с другими колонистами не слишком радовала Гэрнади. Хотя жизнь на фактории имеет свои преимущества: там достаточно топлива для спасения от холода и можно полакомиться еще чем-нибудь, кроме мяса ледовых волков. Он вернется в свой охотничий район, когда 50-градусная стужа отступит, и начнется лето с его 20-градусными морозами.
Нынешний сезон оказался плохим: пушистики поредели. Следующим летом надо будет уходить еще дальше от базовой стоянки, если хочешь удачной охоты. Но для этого понадобится гораздо больше горючего, чем он сможет увезти с фактории. Конечно, можно эмигрировать туда, где охотничью добычу еще не истребили, но Гэрнади уже пятьдесят восемь, и тридцать из них он охотится на пушистиков. Вряд ли он сумеет приспособиться к иной гравитации, к иной атмосфере, освоить непривычные охотничьи уловки.
Пушистик добрался до деревьев. Гэрнади поднялся и набросил петлю на один из рогов, торчащих на спине животного, потом отпрыгнул к стволу дерева и с помощью скользящего узла натянул веревку. Дерево затрещало, когда пушистик попытался освободиться, но оказалось достаточно прочным — по крайней мере, на время.
Животное повернулось в сторону охотника. Пушистик попытался перекусить веревку одной из могучих клешней, но Гэрнади набросил на нее второе лассо и тоже натянул его. Одна из лап задергалась в воздухе в инстинктивной попытке сбросить со спины первое лассо, что дало возможность Гэрнади приарканить лапу к третьему дереву. Спустя некоторое время Гэрнади натянул все шесть веревок, и пушистик оказался практически парализованным. Охотник постоял минутку, чтобы перевести дыхание, и потер поясницу. Надо признаться, он уже староват для такой работы. Гэрнади поспешил к мононартам и вытащил тяжелую дубинку. Пару раз он взмахнул дубинкой, чтобы почувствовать ее вес. Наступила самая ответственная часть охоты. Он подошел к добыче сзади. Когда ухватился за торчащий рог, чтобы подтянуться вверх, животное задергалось сильнее. Спина была широкой, покрытой густым мехом. В нем застряло множество льдинок и камешков. Гэрнади не составляло труда сохранять равновесие и двигаться вперед. Примерно на середине спины он ударил дубинкой по небольшому бугорку. Часть мозга животного отключена. Немного позже он проделал такую же операцию с другой половиной мозга, и теперь пушистый краб полностью перестал сопротивляться. Он не был мертв, но уже не представлял опасности для человека.
Впервые за три дня, с тех пор, как обнаружил пушистика, Гэрнади смог расслабиться. Он заполучил свою добычу и снова остался цел и невредим. Не в первый раз он подумал, что хорошо было бы придумать быстродействующий анестезирующий аппарат для этих тварей, но тогда на них сможет охотиться каждый, и ему придется искать другую работу.
Он прыгнул со спины и принялся долбить глубокое отверстие во льду перед клювом животного. Покончив с этим, он раздвинул челюсти, нащупал левую боковую артерию и, подавив дрожь, вонзил в артерию иглу с присоединенной к ней толстой трубкой. Розоватая, с сильным запахом кислоты, кровь хлынула из трубки в отверстие во льду. Он повторил это с правой артерией и присел на корточки. Не меньше двадцати литров крови должно вытечь, чтобы при разделке уберечься от порчи шкуры с драгоценным мехом.
Стемнело, когда Гэрнади вошел в свою избушку. Радостный щебет раздался при его появлении, и комок белого меха, лежавший на груде пустых банок из-под масла, мелькнул в воздухе и очутился на правом плече Гэрнади… Четыре крошечных лапки вцепились в ткань полярного костюма, белый пушистый хвост обвился вокруг шеи. Розовый язычок принялся слизывать льдинки на усах.
— Вот те на! — заговорил Гэрнади. — Ты еще не привык к моим отлучкам? Но я же всегда возвращаюсь! Ну, что ты натворил тут без меня?
Он огляделся. Посмотрел на жалкую кипу очищенных шкур, уже увязанных для доставки в скупочный
