скупо, по страховым тарифам. И в то же время была уникальной: лазерные инструменты, тончайшие швы, ускоренная регенерация тканей… Врачи, конечно, могли взять деньги со стороны. Но как теперь разберёшься, когда они мертвы?
Политические последствия налёта чудовищны. Того и гляди, вслед за министром внутренних дел, сразу же отправленным в отставку, последует всё правительство. Газетчики перемывают кости и военным, и разведчикам. Половина населения ударилась в панику, вторая половина — в экстремизм. Собираются отряды добровольцев, группы самообороны. Они вот-вот начнут искать врагов и, как это всегда бывает, найдут совсем не тех…
Шансов отыскать Менору и повернуть события в нужном направлении почти не осталось. Валет, так удачно вынутый из колоды, исчез. И найти его будет непросто. Разве что… Да, надо пойти с дамы. Но ход этот нужно тщательно подготовить.
Глава 3. ЧЕРЕЗ ЗЕМЛЮ НЕНАЗВАННУЮ
Маршрутка медленно пробиралась по заснеженной дороге. Снег лежал толстым слоем на окрестных полях, оттягивал книзу ветки ёлок в перелесках, подступавших к шоссе вплотную, снег летел навстречу машинам, путался под колёсами, налипал на лобовое стекло… Пассажиры, входя в маршрутку, стряхивали с шапок и воротников мокрую белую вату.
Задние сиденья оккупировали тётки с неподъёмными сумками — возвращаются с рынка, везут запас провизии на все новогодние праздники. На переднем сиденье, развёрнутом против хода, притулились две студентки, бесконечно щёлкают клавишами мобильников, изредка тихонько прыскают от смеха. Напротив них дремал высокий молодой мужчина, прислонясь головой к запотевшему окну. Он был явно не из местных: дорогая кожаная куртка на меху, свежий ровный загар.
Студентки то и дело стреляли глазами в сторону задремавшего господина и перешёптывались. «Вылитый Хабенский». «Нет, Костя красивше». «У Кости глаза нерусские». «А у этого не видно глаз-то». «Я видела, когда он ещё не спал». «Ну? И что?» «Синие». «Не может быть». «Да тише ты, услышит». «Всё равно, это не Хабенский». «А вдруг?» «Давай разбудим, посмотрим». «Да сиди ты, дура».
— Мужчина! Мужчина, у вас сумка упала!
Он открыл глаза, кивнул девушкам, поднял сумку, съехавшую с колен. Студентки переглянулись. «Что я тебе говорила, голубые». «Да, круто». «Все равно похож». «С открытыми совсем не похож».
— Простите, молодой человек! А вы не артист?
— Нет.
— А похожи…
— Да, меня часто путают. Не подскажете, Березняк — это скоро?
— Это конечная. Ещё полчаса. А вы в Березняк едете?
— Да как вам сказать…
— Новый год встречать?
— Нет, по делу.
— У вас даже в праздник дела?
— Ничего особенного, ищу одного человека.
— Девушку?
— Нет… Если бы я девушку искал, я бы на вас остановился.
— А не лишку будет? Две сразу?
— Ну, если здоровье позволяет…
— А у вас позволяет? Вы вон какой загорелый! — Девицы развеселились не на шутку, взяв в оборот симпатичного мужичка.
— Девчонки, подскажите лучше, там от Березняка до Липовиц далеко?
— Ой, а к кому это вы в Липовицы? Там и народу-то никого не осталось.
— Вот к ним и еду.
— Ну, там рядом. От автостанции пойдете прямо, может, кто подвезёт. Идти минут двадцать.
— Покажете, куда?
— Покажем. А может, одну выберете?…
Снег наконец унялся, за окном немного посветлело, даже что-то желтоватое, похожее на солнечный свет, прорезалось на низком сером небе. Дорога виляла между перелесками, прорезала бесчисленные деревушки, доверху занесённые, безлюдные — Дресвяново, Кокошино, Мокрушиха, Бурмакино, Швецово, Ардашиха, Кокоры, Ворончихи… Кто так назвал их? Откуда эти «ушины», «укины», «шихи», «чицы» — вся эта непроизносимая деревянная жуть? Такими словами только детишек на ночь пугать. «Спи, девочка, а то придут Кокор-р-ры и утащат тебя в Мокрушихуууу!»
Мужчина задремал, а студентки снова стали перемигиваться, перешёптываться и пихать друг дружку локтями. Не давал им покоя синеглазый красавчик, хоть и не Хабенский, а всё же… Если бы только они знали, что ему не нужно даже открывать глаза, чтобы увидеть их насквозь: пуховички, кофточки, джинсики, колготки, стринги, мелочь в кармане, застёжки, заколки, сиденье за их спиной, мотор под капотом, снежную кашу под колёсами, щербатый асфальт под ней и землю под асфальтом.
Наконец добрались до Березняка. Девушки, выбравшись из маршрутки, показали приезжему, куда идти, и с сожалением проводили его взглядами.
— Уважаемые пассажиры, наш самолёт выполнил посадку в аэропорту Шереметьево. Температура за бортом — минус пятнадцать градусов. Экипаж прощается с вами и поздравляет с наступающим новым годом!
Яфа спускалась по трапу, зябко кутаясь в воротник. Колючий ветер сразу пробрался внутрь, к телу, и забытая родина вдруг отчетливо вспомнилась. Замёрзшие стёкла окон, на которых можно нагретой монеткой растаять глазок, простуда, аспирин, скользкие тротуары, мишура на скособоченных ёлках, качающаяся на ветру…
— Не фотографировать! Пройти в автобус!
Господи, вот она, родина, точно, теперь уже не ошибёшься: только тут вместо «плиз» и «экскьюзми» вот так рявкают, строят и ведут строем, только тут возят колоннами, кормят повзводно, живут в длинных нервных очередях, учатся и лечатся не выходя из своей шеренги, и даже Новый год празднуют, рассчитавшись на первый-второй!
В терминале Яфу встречали два молодца, одинаковых с лица: бритые, с маленькими глазками, почти без шеи — голова незаметно перетекает в торс. Девушка заметила табличку со своим именем у них в руках и слегка кивнула — я тут, поехали. У входа в терминал, перегораживая движение, стояли три огромных «Лексуса» с мигалками. Ей открыли заднюю дверцу средней машины, и она юркнула внутрь.
Машины рванули вперёд. Тянувшаяся сбоку колонна разномастных «фордов» и «реношек» казалась стоящей на месте. Джипы неслись по осевой, не замечая ни светофоров, ни разметки, вылетели на Ленинградское шоссе и ещё поддали ходу. Предновогодняя Москва была почти неразличима сквозь наглухо тонированные стёкла: мелькали огни реклам, высотки, мосты, ёлки на площадях, заторы на перекрёстках. Яфа достала из сумочки зеркальце, посмотрелась.
— Красивая, красивая, не переживай.
С переднего сиденья к ней развернулся человек, которого она хотела видеть меньше всех прочих людей на свете.
— Здравствуйте, Павел Алексеевич.
— И тебе доброго здоровьичка, Яфа. Хорошо ты меня на лодочке катала, быстро. А теперь я тебя покатаю.
