какова причина такой перемены. И еще одна жутковатая подробность: легенда гласит, что его сердце погребено где-то под жертвенником мортлейкской церкви. Не сомневаюсь, что тебе придется по вкусу этот жареный фактик.
На лице Люси появились проблески эмоций — она оценила подбор сведений и загадочно улыбнулась, втайне довольная, что предстоит решать непростую задачку. Все это время острые головные боли, казавшиеся почти сверхъестественными, препятствовали чтению, но теперь, со сменой препаратов, они пошли на убыль. Понятно, что Люси не удалось сильно продвинуться в своих исследованиях, зато они позволяли ей чувствовать себя ближе к Алексу, к чему она, собственно, и стремилась.
— Смотри только не переусердствуй, Люс, — мягко посоветовала Грейс. — Главное для тебя — поправиться. Алекс особенно на это напирал. Знаешь, мои родители пока не потеряли надежды, что ты приедешь к нам в Шропшир на Рождество.
Люси видела, что подруга искренне переживает за нее, и прониклась к ней благодарностью, хотя в глубине души она ждала вовсе не праздничных торжеств.
— Спасибо, милая. Мое самочувствие улучшится сразу, как только я узнаю результаты биопсии.
— Вашим врачам стоит прийти к общему решению, мисс Кинг, и отпустить вас, пока вы окончательно не построили планы на отъезд.
Люси вспыхнула от радости, услышав этот голос: его обладатель незаметно для нее вошел в палату за спиной Саймона.
— Есть ли у меня надежда хоть немного повлиять на ваше мнение, доктор Стаффорд?
Перед друзьями ей флиртовать было проще.
— Сколько угодно! — За какую-то долю секунды он смог улучшить ей настроение. — А вы, двое, не слишком ли утомили мою пациентку? Боюсь, она накликала неприятности на свою шею.
Люси рассмеялась и жестами показала Грейс, как ей будут вводить иглу в упомянутое Алексом место. Подруга поцеловала ее в лоб и, желая оставить наедине с Алексом, подхватила Саймона под руку и заговорщически потащила его вон из палаты.
— Я позвоню попозже — узнать, как все прошло. Алекс, скажете мне, когда ее можно будет похитить.
— Для этого нужно оставить ее на меня, Грейс.
Он проводил посетителей иронической улыбкой, затем подошел к кровати и по-свойски присел на краешек. Люси очень воодушевила подобная непринужденность.
— Вам уже лучше? — спросил Алекс не совсем уверенно, словно не зная, что услышит в ответ.
— Да, намного лучше. Хорошо, что вы зашли… — Она тоже колебалась, понимая, что их могут в любой момент потревожить. — Как ваш сынишка? Мне бы очень хотелось, чтоб вы привели его сюда и мы бы с ним познакомились.
Алекс покачал головой:
— Здесь не совсем подходящее место. В данный момент он вовсе не в восторге от больниц! Но гипс снимут уже в сочельник, хотя для Макса это вовсе не помеха: он горит желанием покататься на лыжах. — Заметив на ее лице нерешительность, он спросил: — Вы теперь хорошо спите?
— Кажется, да… Старуха в черном капюшоне и с острой косой поутратила свое влияние. — Она вернулась к спасительной иронии. — Вот, Саймон принес мне домашнее задание. Эти книги — из тех, что когда-то заказывал Уилл. Если попадется что-нибудь любопытное, я вам расскажу.
Ей подумалось, что так она лучше всего раскроет перед ним свой склад ума.
— Нам некуда спешить, Люси. Скоро у нас появится время все это обсудить, а сейчас, я думаю, стоит направить усилия на то, чтобы вызволить вас отсюда и вернуть домой.
Другого, менее боязливого пациента слова доктора приободрили бы, но Люси успела утратить прежний оптимизм. Пришел санитар с каталкой, но Алекс игриво перехватил ее, жестом отослав медбрата.
— Пора. Трем паркам не терпится всадить в вас иглу.
Он склонился к самому ее уху и прошептал:
— И я посодействовал, чтобы они выбрали иголочку потоньше.
Лицо Люси озарила неуверенная улыбка, и Алекс бодро покатил ее по извилистым больничным коридорам туда, где уже ждали кардиолог, лаборант и рентгенолог. Она снова ощутила себя в безопасности.
Направляясь через гостиничный холл к обеденному залу, Кэлвин уловил аромат лилий — немного одуряющий, но сообщающий дорогому старинному отелю флер роскоши. Он вошел в ресторан прямо в своем светлом верблюжьем пальто, нервно покручивая на нем крупную пуговицу. Заметив в зеркале отражение профессорского профиля, Кэлвин сунул руку в карман, но тут же вынул ее.
— Мистер Петерсен, профессор Уолтере уже здесь. Позвольте ваше пальто, сэр.
Метрдотель «Клариджа» передал пальто Кэлвина подручному и указал на столик в углу обеденного зала, за которым сидел шикарного вида человек лет пятидесяти пяти. Он был одет в темно-синий шерстяной пиджак и рубашку в мелкую полоску. Кремовый шелковый шейный платок заменял ему галстук. Кэлвин издалека заметил, как играют на свету запонки у него на манжетах. Профессор Фицалан Уолтерс читал свежую «Нью-Йорк таймс», но, увидев идущего к его столику Кэлвина, отложил газету и поднялся ему навстречу. Он протянул гостю руку для приветствия, а другой рукой похлопал его по плечу. Пока официант отодвигал для Кэлвина стул, тот в очередной раз подивился, как солидно он выглядит, несмотря на тщедушное телосложение.
— Весьма приятно встретиться здесь с тобой, Кэлвин, пока я в Лондоне.
Голос у Фицалана был низкого тембра, с легким южноамериканским акцентом, свидетельствовавшим о давнем богатстве и привычке к подчинению.
— Вы возвращаетесь на Рождество?
— Послезавтра улетаю.
Профессор был значительной деловой персоной и входил в административную верхушку теологического факультета при их колледже. Это учебное заведение было основано в 1870 году в Канзасе, с филиалом в Индиане. За годы существования оно приобрело престиж и взрастило немало известных питомцев, среди которых были сенаторы, судьи и прочие знаменитости из разных общественных кругов. По сути, диплом колледжа служил своеобразным пропуском к выгодной должности на поприще юриспруденции, политики или госслужбы. В беседе с непосвященными Уолтерс с гордостью характеризовал его как неоконсервативное фундаменталистское учреждение.
Казалось, не существует никого и ничего, с чем или с кем не сталкивался бы профессор Фицалан Уолтерс. С десяток лет назад он написал оригинальный труд на тему второго пришествия Христа. Книга вполне отвечала нравственным установкам и широким воззрениям Кэлвина, что побудило его заняться преподаванием: чтением лекций он собирался зарабатывать себе на хлеб и одновременно готовиться к защите кандидатской, а затем, в не очень отдаленном будущем, и докторской. Когда он увидел объявление о вакансии в Канзасском колледже, то счел такую возможность вполне отвечающей его стремлениям и откликнулся.
Профессор Фицалан Уолтерс — или Эф-У, как он просил друзей называть себя, — при первой же встрече проявил к Кэлвину живейший интерес. Они долго беседовали о докторе Джоне Ди — Кэлвину было давно известно, что тот доводится ему предком. Казалось бы, ему, а не профессору следовало искать у собеседника расположения, но Кэлвину очень польстила любознательность Эф-У по поводу Джона Ди; не в пример некоторым, считавшим доктора сумасшедшим, Уолтерс выказывал к нему искреннее почтение. Наряду с многочисленными сторонниками он верил, что Ди не напрасно общался с ангелами — из бесед с ними доктор должен был почерпнуть подробности Апокалипсиса и второго пришествия. Профессор и Кэлвин вместе задались вопросом: какие сведения содержались в его рукописях и куда это все потом подевалось? Обоим было известно, что, пока Ди путешествовал в 1580-х годах по Богемии, его дом ограбили, а библиотеку похитили. Выяснилось, что Уолтерс гораздо более сведущ во многих подробностях жизни и занятий доктора, нежели даже сам Кэлвин.
После плодотворного обмена мнениями Кэлвин получил желанное вознаграждение — место преподавателя в колледже. Позже, при содействии все того же Эф-У, ему назначили аспирантскую
