стипендию, что давало Кэлвину возможность совершать рабочие поездки для написания диссертации. Его семья считалась зажиточной, поскольку владела недвижимостью и некоторыми акциями, но в свободном обороте денег всегда оставалось мало, и Кэлвин был признателен профессору за покровительство. По мере того как продвигалось их сотрудничество, он лучше узнавал Эф-У и вскоре обнаружил, что некоторые воззрения старшего коллеги на Божий промысел, Вознесение и креационизм [59] попахивают экстремизмом. Еще больше Кэлвина обеспокоили публичные заявления Уолтерса о том, что ответственность за трагедию одиннадцатого сентября следует взваливать не только на террористов-исламистов, но в равной мере и на атеистов, феминисток и геев.
Тем не менее опасения за поведение патрона он решил держать при себе. Эф-У уже включил его в круг своих конфидентов, и Кэлвину вовсе не хотелось терять завоеванные позиции. Однако их взаимная привязанность расцвела еще пышнее, стоило ему нечаянно обмолвиться о гибели своего английского троюродного брата и о ключе с занимательной историей, которому обидная случайность помешала попасть в руки его матери. Кэлвин пояснил, что эта реликвия передавалась в их семье по материнской линии, но вручили ее почему-то его кузену из Англии, нарушив тем самым многовековую традицию. Он также высказал предположение, что ключ имеет касательство к книгам и документам, которые его знаменитый предок поостерегся выставлять на суд противоборствующих доктрин, расплодившихся в начале семнадцатого века. Эф-У, в свою очередь, выразил удивление, что впервые слышит обо всем этом от своего коллеги.
Официант предложил новому посетителю меню, а Кэлвин тем временем с удивлением отметил про себя, как многое теперь связывает его с профессором. Тот, очевидно, пребывал в благодушном настроении, поскольку предложил молодому приятелю тоже выбрать что-нибудь. Сам он уже успел заказать самый обычный английский завтрак.
— Обожаю эти сосиски, — пояснил он. — У нас таких нигде не готовят.
Кэлвин недоумевал, почему Эф-У прямо не приступит к делу: это было совершенно не в его духе.
— Ну, есть что-нибудь новенькое о твоих английских кузенах и о докторе Ди?
Уолтерс принялся за еду, не сводя с Кэлвина пытливого взгляда, словно опасаясь пропустить что- нибудь важное.
— Что будете заказывать, сэр? — спросил у Кэлвина подоспевший официант.
Тот уже открыл рот, чтобы попросить яйца «бенедикт», но не успел издать и звука, как Уолтерс изрек:
— Он возьмет английский завтрак: яичницу-глазунью и горячие тосты с маслом. Да смотрите, масло намазывайте на подогретый хлеб! — Не обращая внимания на стоящего рядом официанта, Эф-У в полный голос сообщил Кэлвину: — Эти британцы ничего не понимают в подогретых тостах с маслом.
— Мы, британцы, знаем в них толк, сэр, — сдержанно улыбнулся официант. — Тост намазывают сразу, как вынут из тостера. Хлеб пропитывается маслом и становится мягким и сочным. Что-нибудь еще? Кофе? Без кофеина или обычный?
Кэлвин кивком поблагодарил, а Уолтерс сухо отказался:
— Этого достаточно. Спасибо.
Когда официант удалился на приличное расстояние, Кэлвин заговорил:
— Да, есть. Дело в том, что я не так давно обедал с моим кузеном и его приятелями. Я сейчас… — он замялся, подыскивая подходящее слово, — встречаюсь с бывшей подружкой другого троюродного брата. Он трагически погиб. Не знаю, говорил ли вам об этом мой руководитель… Несчастный случай, несколько месяцев назад.
Кэлвин нарочно разыгрывал нерешительность, а сам сверлил сотрапезника холодными серо-голубыми глазами, ожидая, как тот отреагирует на новость. Все это время он гадал, могли кто-нибудь с их факультета прослышать про его тайну и не воспользовался ли этот кто-то благоприятной возможностью, чтобы вломиться в дом его английской родни.
«Встречается, чтобы знать, что у нее на уме», — подумал про себя Уолтерс и мрачно уставился на Кэлвина. Помолчав, он кивнул:
— Да, конечно, Ги мне сказал. Мне все известно. Такое несчастье… Теперь у него ничего уже не спросишь.
Принесли завтрак. Кэлвин отозвался:
— Не спросишь… Его девушка очень тяжело переживала их разрыв. Она многое поведала мне о семье родственников. Ей нужно было выговориться.
Он выдержал паузу, ожидая, что его наставник поощрит его рассказывать дальше: тот проявлял явную заитересованность. Кэлвин неторопливо доел яичницу и снова начал:
— Любопытная вещь… Тогда за обедом я выяснил, что ключ сейчас у другого брата. Я сам его видел. Кузен ничего не знает о документах, которые прилагаются к реликвии. И это очень странно. Я пробовал поговорить с Шан — с той девушкой — о сложностях, которые повлечет нарушение традиций, если не соблюсти наследование по женской линии. Их семейство понятия не имеет, что состоит в родстве с Ди. Его глава считает, что все это сущие суеверия, к которым и прислушиваться-то стыдно. Меня очень беспокоит, что они пренебрегают мнением уважаемых людей.
Кэлвин говорил без остановки, отметив, что Эф-У ловит каждое его слово.
— Мне пришлось признаться, что я ничуть не удивлен и бедствия следовало ожидать. Мать недвусмысленно предупреждала, что нельзя обрывать цепь наследования. Мне кажется, гибель брата вовсе не случайна: мама предвидела возможные несчастья.
Но напрасно Кэлвин одну за другой закидывал удочки: Уолтерс упорно молчал.
— Они и слушать не стали. По-видимому, им недостает почтения к подобным судьбоносным идеям. Если Бог наложил проклятие, от него никуда не деться; если проклял ангел, результат будет тот же. — Он в упор взглянул на собеседника. — Мои отношения с Шан после этого осложнились. Но мы до сих пор встречаемся.
«Еще бы», — подумал Уолтерс. Увидев девушку воочию, он и сам убедился в ее роковом очаровании. Он наклонился к молодому человеку и негромко сказал ему:
— Кэлвин, мы с тобой уже вели об этом разговор. Возможно, мы стоим на пороге величайшего исторического открытия. Мы оба заинтересованы, чтобы оно состоялось под эгидой нашего колледжа. Тебя ждет слава ученого. Разумеется, будут и академические труды по теме. С карьерной точки зрения это превосходный базис. Что же касается религиозных перспектив, то они, вне всякого сомнения, более чем увлекательны. Предполагаю, что твоя находка подвергнет пересмотру существующую теорию Вознесения, над которой мы трудимся уже много лет. Ди, несомненно, имел о нем точные сведения. Мне думается, тебе стоит… предъявить свои притязания…
Уолтерс многозначительно умолк, давая понять, что выбор остается за Кэлвином, но тот уже понял, что ему предоставляется верный шанс войти в анналы колледжа. Очень многие — не обязательно из преподавательского состава заведения — отдали бы что угодно в обмен на владение наследием Джона Ди. Любой понимал, какую значимость ему придаст подобное приобретение, а для Кэлвина дополнительная важность состояла в завоевании авторитета у Эф-У — политически и социально влиятельной персоны. Он тотчас уяснил данную ему директиву: любой ценой забрать ключ у Алекса — или у Люси, если вещица до сих пор у нее. Уолтерс не станет ждать вечность.
Официант незаметно положил счет на край стола. Профессор расписался не глядя и сунул крупную купюру чаевых в кожаную обложку. Оба стали собираться. Метрдотель принес Кэлвину пальто. Уолтерс всучил ему еще одну американскую банкноту и взял Кэлвина под руку.
— Найдется свободная минутка? — Вопрос не предполагал возражения. — Пойдем-ка ко мне в пентхаус. Покажу тебе кое-что интересное, в том числе познакомлю с нужными людьми, и ты сразу сообразишь, какое это важное дело.
Они прошли через изысканно обставленный холл в стиле ардеко. Со стула встал мужчина и вошел в лифт. Уолтерс и Кэлвин последовали за ним и встали лицом к дверям.
— Удалось ли что-нибудь раздобыть, Мефистофель? — не оборачиваясь, спросил Эф-У у незнакомца.
— Да, профессор Уолтерс. Очень познавательный материал. И он подал профессору небольшой кожаный «дипломат».
