в своем автомобиле во время продолжавшейся несколько часов инспекционной поездки в испытательный центр в Рехлине,[85] имеющий репутацию места, саботирующего прекрасные проекты наших конструкторов и под предлогом военной целесообразности превращающего их в неуклюжие «ящики».
Теперь оберст поделился с Вирцем своими впечатлениями. Наконец, Траутлофт начал говорить о личных вопросах и упомянул фамилию генерал-флюгцойгмейстера.[86] Вирц впервые узнал о том, что кончина генерала Удета была иной, чем гибель Вернера Мёльдерса.[87]
Траутлофт рассказал о том, какими помпезными были государственные похороны генерала Удета. Государственная пропаганда пускала людям пыль в глаза, говоря о том, как выдающийся герой посвятил свою жизнь Германии,[88] а безжалостный злодей[89] заставил его совершить самоубийство. Летчик, который не смог встретить смерть в воздушном бою, вынужден использовать револьвер или склянку с ядом. Генерал-майор Галланд был среди шести старших офицеров, которые с обнаженными шпагами несли почетный караул у гроба Удета. Позднее он сказал Траутлофту, что его едва не вырвало, когда подлинный убийца положил свой показной венок на могилу.
Новые машины приводились в пригодное для полетов состояние в лихорадочном темпе. Все FW-190 были проверены от носа до хвоста. Испытаны и опробованы управление и двигатели, а рации, компрессоры наддува и вооружение были проверены и еще раз перепроверены. Стрелки на приборной панели должны были реагировать правильно и быстро.
Старший унтер-офицер[90] штабс-фельдфебель Михель и я бродили между машинами, ведя важный разговор. Мы стали хозяевами новеньких «Фокке-Вуль-фов», которые необходимо было укрыть в сосновой роще. Группа теперь была оснащена лучше, чем это было в начале вторжения.
Два моих механика в промасленных комбинезонах тщательно осматривали новый «Фокке-Вульф», на котором я сам прилетел часом ранее. Требовалась небольшая регулировка рулей. Перед черным крестом уже была нарисована белая «единица».
Внезапно к нам подбежал укладчик парашютов и доложил, что только что поступил сигнал готовности. Меня вызывали к телефону.
Я преодолел 30 метров до канцелярии обер-фельдфебеля за рекордно короткое время.
На проводе был адъютант.
– Хейлман, замечены крупные соединения четырехмоторных бомбардировщиков на пути к Парижу. Как можно быстрее укройте все новые машины. Все пригодные для полетов самолеты должны сразу же подняться в воздух. Полет на малой высоте, а затем присоединяйтесь к группе из Шартра. Оттуда будет предпринята атака бомбардировщиков.
– Хорошо, Нойман.
Завыли сирены, и на аэродроме закипела работа.
Непроверенные машины быстро отруливали подальше. На крылья укладывали сосновые ветки, а чтобы защитить двигатели, ставили крест-накрест два или три маленьких деревца.
9-я эскадрилья мчалась по летному полю волнами по шесть или восемь машин. Ее самолеты были припаркованы в удобной позиции прямо на линии старта, рядом с 8-й эскадрильей, которая взлетала после нее. Это было необычное зрелище для зеленых пилотов, не имевших военного опыта. На тыловых аэродромах комендант за это угрожал бы всем серьезными наказаниями и военным трибуналом, но здесь каждый взлетал на максимальной скорости с краев летного поля, когда зеленые ракеты давали сигнал на старт.
Взлетели две машины из 7-й эскадрильи. Мимо моего капонира быстро прорулил Мёллер; я же все еще ждал свой «ящик». Обер-фельдфебель должен был запустить для меня двигатель другого самолета, годного к полету. Мёллер затормозил настолько резко, что его машина скапотировала и встала практически на нос. Что было не так? Выпустили красные сигнальные ракеты – взлетать больше нельзя.
Мёллер выпрыгнул из своего самолета и бросился в ближайшую воронку от снаряда. В следующее мгновение раздался сильный треск и на месте «Фокке-Вульфа» появился огненный столб.
Тридцать «Мустангов» промчались над аэродромом, подобно отвратительному рою рассерженных ос.
Я быстро побежал в укрытие. Горящий «Фокке-Вульф» упал в глубокую узкую лощину к западу от аэродрома.
Следом за штурмовиками пошли бомбардировщики. На аэродроме царил хаос. Люди кубарем скатывались в укрытия, которые были вырыты в насыпи позади ангаров. Механики и пилоты, отпихивая друг друга, по двое или трое забирались в маленькие стрелковые ячейки между самолетными капонирами.
Я упал на своего старшего механика.
Сжатые в узком пространстве, мы тяжело дышали, наши сердца тревожно стучали. Каждый человек сам за себя…
«Патфиндеры»[91] сбросили вниз гирлянды белых и красных сигнальных ракет. Зажглась «рождественская елка».[92] Наконец все стало ясно. Целью налета был Виллькобле.
А затем в густом гуле «Боингов» мы смогли различить мягкий, шипящий свист, перешедший потом в дикий вой, адский грохот и взрывы. Земля под нами вздрагивала от сокрушительных ударов. Пламя, дым, пронзительный свист осколков… В воздух летели крылья самолетов, шасси и хвостовые оперения, разбитые фрагменты самолетов дождем устилали измученную землю, которая тряслась под ударами апокалиптического молота.
Эта адская буря, продолжавшаяся лишь четверть часа, была похожа на вечность. Когда, наконец, все закончилось, появились спасшиеся, дрожащие люди с покрытыми копотью и испариной телами. Весь северный край аэродрома был перепахан бомбами и снарядами. Там, где недавно стоял зеленый сосновый лес, теперь были непроходимые джунгли из расколотых и расщепленных стволов деревьев, а с их зеленых крон каплями стекало черное масло. Уничтоженные самолеты, горящее масло, пылающие хранилища бензина и разорванные человеческие тела.
Отчаянно полыхали бараки 7-й эскадрильи. В 20 метрах лежала бесформенная груда из горевших «Фокке-Вульфов» и разбившегося «Боинга». Почти рядом со стрелковой ячейкой, в которой я прятался, лежали останки американца, успевшего выпрыгнуть с парашютом, но купол «погас».
На совещании, которое было немедленно собрано, мы узнали, что еще хорошо отделались. Расположения 8-й и 9-й эскадрилий не имели повреждений, так же как и замок, который использовался в качестве штаба, столовой, кухни и места жительства штабного персонала. Непосредственно на взлетно- посадочной полосе бомбовых воронок было немного, но северная окраина аэродрома и группа домов поблизости сровнялись с землей на протяжении трех километров. 7-я эскадрилья была полностью уничтожена – самолеты, парашюты, склады запчастей, топливные емкости и бараки, а также несколько ангаров и зданий наземного персонала, расположенных на той стороне аэродрома. Самым тяжелым ударом стало уничтожение ремонтных мастерских, где в это время восстанавливали более тридцати самолетов.
Еще одна удача: глубокие блиндажи выдержали бомбежку. Почти сотня людей была спасена от смерти, но приблизительно дюжина человек погибли в своих стрелковых ячейках, а двадцать пять были ранены.
Было ли это случайностью, или враг знал, что «Зеленое сердце» только что было переоснащено?
Последнее предположение было более вероятным, и лишь некая непостижимая прихоть судьбы заставила ковер из бомб упасть на две тысячи метров севернее аэродрома.
Возвратились первые «Фокке-Вульфы».
Бетонная взлетно-посадочная полоса получила несколько прямых попаданий. Четыре воронки были аккуратно отмечены красными флажками.
Два самолета из 7-й эскадрильи рулили, тщетно ища свои капониры. Их направили в расположение 8-й эскадрильи. Командир группы вместе с приземлившимися поспешил в штаб, где их встретили остальные
