Туман растаял в солнечных лучах, и на мгновение все уменьшающаяся для Мейсона реальность нормального мира вновь заявила о себе, наполнив его душу острым ностальгическим чувством.
Не задумываясь, он потянулся к раковине, стоявшей на полке, но рука невольно отдернулась, так и не прикоснувшись к ней.
Мириам стояла рядом:
— Отвратительная вещица, — сказала она. — Послушай, Ричард, как ты думаешь, что вызывает твои сновидения?
Мейсон пожал плечами:
— Возможно, это что-то вроде воспоминаний… — Он подумал, стоит ли рассказывать Мириам о волнах, которые он продолжал слышать во сне, о белокурой женщине на краю утеса, которая, казалось, манила его к себе. Однако, подобно всем женщинам, Мириам верила, что в жизни ее мужа должно быть место только для одной загадки. Она чувствовала только, что зависимость мужа от ее доходов и утрата самоуважения давали ему право все же что-то скрывать от нее.
— Ричард, в чем все-таки дело?
В его мозгу вдруг раскрылся прозрачный веер брызг, и волшебница волн повернулась лицом к нему.
Глубиной по пояс, море играло на газоне, кружась в водовороте. Мейсон стянул с себя пиджак и швырнул его в воду, а затем пошел вброд через улицу. Выше обычного, волны наконец-то достигли его дома, вода переливалась через порог, однако Мейсон забыл о жене. Все его внимание было сосредоточено на мысе, непрерывно орошаемом штормом брызг, почти скрывающих фигуру на гребне.
Покуда Мейсон торопливо пробивался вперед, порой проваливаясь в воду по самые плечи, космы люминесцирующих водорослей кишели в воде вокруг него. Соленый от брызг воздух ел глаза. Он достиг подножия мыса, но выбился из сил и упал на колени.
Высоко над ним — он отчетливо слышал это — пели брызги, расшибаясь о внешние углы утеса; глубокие басы валов заглушались дискантом причитающего воздуха. Влекомый этой музыкой, Мейсон вскарабкался наверх по боку утеса — тысячи отражений луны играли в разбивающемся о камни море. Когда он достиг гребня, развевающееся на ветру платье женщины скрыло от его глаз ее лицо, но он все же рассмотрел высокую прямую фигуру и изящно очерченные бедра. И вдруг, казалось, не прилагая к этому никаких усилий, женщина двинулась прочь по парапету.
— Подожди!
Его крик затерялся в шуме волн. Мейсон рванулся вперед, и тогда женщина обернулась и посмотрела на него. Белые волосы скрывали ее черты подобно серебристому пару, затем они чуть разошлись, чтобы обнажить лицо с пустыми глазницами и щербатым ртом. Рука, подобная связке белых палочек, клешней протянулась к нему, а сама фигура взмыла вверх в крутящемся воздушном потоке, словно гигантская птица.
Сам не сознавая, вырвался ли крик у него изо рта или же он исходил от этого призрака, Мейсон отшатнулся назад. Едва успев прийти в себя, он перелетел через деревянное ограждение и, под звон цепей и стук блоков, полетел в шахту — грохот моря эхом отдавался в ее темноте, проносящейся мимо со свистом.
Выслушав рассказ полицейского, профессор Гудхарт покачал головой:
— Боюсь, что нет, сержант. Мы работаем на самом дне всю неделю. Никто не падал в шахту. Однако, благодарю за предупреждение. Нам надо поставить более надежное ограждение на тот случай, если этот малый продолжает бродить во сне.
— Не думаю, что ему заблагорассудится забраться сюда, сказал сержант, — здесь довольно высоко. — Подумав, он добавил: — Там, в библиотеке, где он работает, мне сказали, что вчера вы откопали парочку скелетов. Я понимаю, прошло всего два дня, как он пропал, но, может быть, один из них — его?
Профессор Гудхарт вогнал каблук в дерн, прикрывающий мел.
— Чистый карбонат кальция, примерно в милю толщиной, отложился здесь в триасовый период 200 миллионов лет назад, когда здесь было большое внутреннее море. Скелеты, которые мы нашли вчера, мужчины и женщины, принадлежат рыбакам-кроманьонцам, которые жили на его берегу прежде, чем оно высохло. Был бы рад удовлетворить вашу любознательность — очень интересно выяснить, как оказались останки этих людей в пласте, потому что разработка шахты была прекращена и она затоплена всего тридцать лет назад. Однако это моя проблема, а не ваша.
Возвращаясь к машине, сержант покачал головой. Отъезжая, он посмотрел на бесконечный ряд банальных пригородных домишек.
— По-видимому, когда-то здесь было древнее море. Миллион лет назад. — Он взял с сиденья помятый фланелевый пиджак: Теперь я понял, чем пахнет пиджак Мейсона, — морской водой.
МИСТЕР Ф. ЕСТЬ МИСТЕР Ф
Трое вместе с ребенком.
…Одиннадцать часов. Наверное, Хансон уже приехал. Элизабет! Черт возьми, почему она никогда не торопится?
Спустившись с окна, откуда открывался вид на дорогу, Фримэн добежал до своей постели и прыгнул в нее, затем расправил одеяло на коленях. Когда его жена просунула в дверь голову, он простодушно улыбнулся ей и притворился, что читает журнал.
— Все в порядке? — спросила она, пристально разглядывая его. Она двинулась всем своим телом матроны к нему и стала поправлять постель. Фримэн засуетился и с раздражением оттолкнул жену, когда та попыталась приподнять его с подушки.
— Ради Бога, Элизабет, я не ребенок! — запротестовал он, с трудом сдерживая свой звонкий голос.
— Что случилось с Хансоном? Он должен был появиться полчаса назад.
Жена покачала крупной красивой головой и подошла к окну. Свободное хлопчатобумажное платье скрывало фигуру, но, когда она потянулась к шпингалету, Фримэн все же увидел, как под тканью обозначилась округлость беременности первой половины.
— Наверное, он опоздал на поезд.
Скупым движением руки она надежно задвинула верхний шпингалет, с которым Фримэн провозился целых десять минут.
— Мне показалось, что я слышала здесь какой-то стук, подчеркнула она. — Нам совсем не нужно, чтобы ты простудился.
Фримэн терпеливо дожидался ее ухода и взглянул на ручные часы. Когда жена остановилась в ногах постели, внимательно изучая его, он едва сдержался, чтобы не накричать на нее.
— Я собираю вещи для ребенка, — сказала она, размышляя вслух. — Это напомнило мне, что тебе нужен новый халат. Старый совсем истрепался.
Фримэн прикрыл голую грудь отворотами, чтобы спасти честь халата.
— Элизабет, я ношу его много лет, и он устраивает меня. Ты одержима манией заменять все на свете. — Он сделал паузу, осознав всю бестактность своего замечания — ведь жена явно льстила ему, отождествляя с ожидаемым ребенком. И если несколько насторожившие его слова жены были слишком выразительны, то, по-видимому, оттого, что она ожидала своего первенца сравнительно поздно, ведь ей было за сорок. Кроме того, сам Фримэн болел и лежал в постели почти месяц — а каковы были его подсознательные мотивы? — и это лишь усилило его смущение.
— Извини, Элизабет. Очень мило с твоей стороны заботиться обо мне.
— Может быть, вызвать врача?
«Нет!» — Что-то запротестовало в его душе. Словно услышав этот внутренний голос, жена
