ШТАБ АРИСТОКРАТОВ
На следующем заседании кабинета мы должны всерьез рассмотреть вопрос об удалении из армии Эйри, Эсткорта и Филдера.
I
Далеко за полночь затянулось заседание палаты общин 29 января 1855 года. Основным пунктом столь долгого и горячего обсуждения был вопрос о создании «Специального комитета по вопросам состояния армии под Севастополем, а также контролю деятельности департаментов и правительственных служащих, ответственных за удовлетворение нужд армии».
Резолюцию зачитывал депутат от Шеффилда радикал Джон Артур Робук, прирожденный оратор, речи которого вызывали одновременно восхищение и страх. Страстность и энтузиазм подчеркивались экспрессивной манерой изложения и частыми остановками для того, чтобы перевести дыхание. Но это выступление повергло слушателей в состояние близкое к коллапсу. Робук дружил с Джоном Стюартом Милли и был искренним почитателем Бентама и Хьюма. С такими взглядами он зачастую вызывал в других депутатах недоверие. Но сейчас он говорил от имени народа.
Сидней Герберт конечно же проголосовал против контроля за деятельностью правительства. Так же поступил и Гладстон, который назвал такие намерения «бесполезными и ничего не дающими». Пальмерстон назвал происходящее «вульгарным шумом», но никто из присутствующих так и не предложил ничего конкретного и не произнес ни слова в поддержку армии. Сидней Герберт, как военный министр и рупор правительства в палате общин, ясно высказался, что вся ответственность за неудачи в Крыму лежит на «кучке полков, которые называют себя британской армией, а не на правительстве». «Когда вы приходите в штаб, – заявил он, – вправе рассчитывать встретить там не дилетантов, которые не только не видели армии на поле боя, но и никогда не наблюдали за действиями двух полков в составе бригады. Может ли дилетант продемонстрировать умение управлять армией?»
Палату общин совсем не удивила и не возмутила эта попытка обвинить во всем армию. Предложение Робука поддержали две трети парламентариев. На следующий день лорд Эбердин был отправлен в отставку. Правительство пало «с таким треском», что, по выражению Гладстона, «министры сами слышали, как их головы падают на мостовую».
Несмотря на свои семьдесят лет, Пальмерстон, казалось, был идеальной кандидатурой на пост премьер-министра вместо Эбердина. Но королева не любила Пальмерстона, считая, что его высокомерные манеры подрывают авторитет ее величества. Поэтому употребила все свое влияние на то, чтобы «грубый старик», которого она называла «Пильгерштейном», не был избран на высокий пост. Она отправила послание лорду Дерби, но тот отказался возглавить кабинет. Тогда королева обратилась к лорду Джону Расселу, чья отставка с поста министра после заявления Робука «наполнила сердце ее величества негодованием и разочарованием». Но Рассел не имел достаточной поддержки в парламенте. В конце концов королеве пришлось согласиться с кандидатурой «Пильгерштейна».
Старый лорд был глух и близорук. Его волосы были крашеными, и «ему приходилось постоянно следить за вставными зубами, чтобы не потерять их во время пространных речей». И все же, несмотря на возраст, лорд Пальмерстон был полон жизненной энергии. Он хорошо разбирался в военных вопросах. Ему было двадцать четыре года, когда он был назначен на должность военного секретаря, и он умело и добросовестно проработал на этом посту почти двадцать лет, заслужив неприязнь практически всех коллег по министерству, всего командования генеральным штабом и самого короля Георга IV. Как однажды заметила миссис Арбутнот, «просто удивительно, как его все ненавидели».
Лорд Пальмерстон имел частые стычки с герцогом Веллингтоном и относился к большинству генералов с известной долей презрения. Он «достаточно часто встречался с Рагланом» и полагал, что последний «не в состоянии мыслить или планировать». Пальмерстон был уверен в том, что в армии сложилась неблагоприятная обстановка, с которой срочно следовало что-то делать.
Военным министром в правительстве Пальмерстона был человек, полностью разделявший его взгляды. Лорд Панмор, этот толстокожий, прямолинейный, невоспитанный, грубый и, в то же время, энергичный и проницательный человек, тоже в свое время был на посту военного секретаря и начиная с 1850 года требовал единоначалия в армии. На жесткий меморандум, полученный от принца-консорта, он ответил подробным письмом, в котором объяснял, почему считает неэффективной существующую в то время военную иерархию:
«Плачевные результаты нашей экспедиции настоятельно требуют того, чтобы управление всеми военными ведомствами осуществлялось одним министерством... Я полностью разделяю мнение Вашего Высочества о том, что сейчас наша армия представляет собой «всего лишь набор полков», пусть даже каждый из них сам по себе прекрасно организован и оснащен. Но это лишь отдельные звенья всей армейской системы, подобно колесикам и шестеренкам в механизме часов. Организация нашей полковой системы близка к идеалу. В то же время система ведомств, обязанных обеспечить перемещение, вступление в бой... не жизнеспособна. У нас не налажена подготовка генералов и грамотных штабов... Только благодаря отлаженной организации полков, а также заслугам и достоинствам наших офицеров мы побеждали в небольших войнах, в которых время от времени участвовали. Но всего этого оказалось недостаточно для большой войны, и результат не заставил себя ждать».
Панмор и Пальмерстон были полны решимости доказать стране, что эффективное и решительное управление способно излечить все болезни старой военной системы. И это при том, что, кроме них двоих, все остальные члены кабинета пришли в него из старого правительства[29].
Управление по делам колоний было реорганизовано в отдельное министерство. Пост военного секретаря был упразднен, и Панмор, как военный министр, стал пользоваться более значительными полномочиями. Прошло менее недели с того дня, как он получил назначение на этот пост, когда на заседании правительства 12 февраля ему удалось доказать, насколько энергично он собирается использовать свои полномочия.
Он предложил назначить в крымскую армию начальника штаба, который должен был наблюдать за тем, чтобы «все приказы лорда Раглана немедленно передавались в штаб для неукоснительного выполнения». Кроме того, новый начальник штаба должен был исполнять функции главного инспектора и «следить за тем, как штабные офицеры справляются со своими обязанностями, о чем своевременно и полностью информировать Лондон». Кабинет министров немедленно одобрил эту меру. Другие меры «по упорядочению действий армии в Крыму» были предложены Пальмерстоном. В тыловые и медицинские службы назначались офицеры-наблюдатели. Гражданские доктора подлежали временному призыву в армию. Создавалось управление по морскому транспорту; в Константинополе организовывалось управление по снабжению. Кроме того, была создана служба наземного транспорта.
Некоторые из перечисленных выше мер были предложены еще при герцоге Ньюкаслском, однако, как был вынужден признаться Раглану новый военный министр, у него не было достаточно времени для ознакомления с предыдущими шагами, предпринятыми в этом направлении. Обладая беспокойным, энергичным характером, он предпочитал начинать все с чистого листа, вместо того чтобы вносить изменения и улучшения в то, что было сделано до него. Вся его деятельная натура требовала изменений, и он добивался их. За большую голову с пышной растительностью, и не только за это, Панмор получил прозвище Бизон. Он решил для себя, что Раглан нуждается в твердом руководстве, что все офицеры его штаба, независимо от мнения о них вновь назначенного начальника, подлежат замене. В день памятного заседания кабинета министров он написал Раглану частное письмо следующего содержания:
«Очень жаль, что вынужден направлять Вам послание, в котором мне придется высказать свое мнение по поводу всех конфликтов и жалоб, которые имеют место в Вашем лагере, а также о причинах и способах их решения. Я настоятельно рекомендую Вам заменить генерала Эйри более грамотным и энергичным офицером. Общество и палата общин уже нашли для себя двух виновников произошедших неудач. Жертвами стали лорд Эбердин и герцог Ньюкаслский... Я предполагаю, что Ваша натура рыцаря заставит Вас встать на защиту своих подчиненных, и все же не рекомендую Вам позволять этим чувствам заходить слишком далеко... Только радикальные изменения в Вашем окружении могут удовлетворить общественное мнение».
Официальная депеша, направленная Раглану вместе с этим письмом, была гораздо более категоричной и даже оскорбительной по содержанию. «Я не могу не отметить того, – говорилось в ней, –
