— А почему мы едем поверху? — спросил Штефан, бросив нервный взгляд налево.
Склон горы рядом с ними уходил довольно круто вниз — не так чтобы совсем отвесно, но вполне достаточно для того, чтобы машина покатилась кубарем, стоило ей только чуть-чуть съехать с дороги, если это вообще можно было назвать дорогой.
— Потому что Барков ждет нас на противоположной стороне, — ответил Висслер. — Я же вам уже говорил: через долину нет никаких дорог. Нам придется сделать большущий круг. Но не переживайте. Эти люди здесь хорошо ориентируются. Да и ехать не очень долго. Пожалуй, где-то с полчасика.
Штефан подумал, что вряд ли он сможет выдержать эти полчаса. Его все больше беспокоила темная пропасть, мимо которой они ехали, особенно когда колеса джипа оказывались не более чем в тридцати сантиметрах от ее края. Что-то, существующее там, в этой темноте, вселяло в Штефана страх.
Может, этот страх возник из-за того звука, который они недавно слышали, — волчьего воя. Штефан никогда не встречал этого зверя на своем пути, однако достаточно много о нем слышал и читал, чтобы не очень жаждать подобной встречи. А реакция водителя джипа говорила о том, что волки гораздо чаще покидают пределы этой долины, чем, возможно, согласился бы признать Висслер. Штефан даже было пожалел, что не взял с собой никакого оружия, но тут же осознал, насколько глупой была эта мысль: если отразить нападение не смогут их сопровождающие с автоматами и ручными гранатами, то какая может быть польза от какого-нибудь пистолетика или другого подобного оружия?
Может быть, в действительности его пугали вовсе не волки, да и не эта долина с ее опасными крутыми склонами. Все это было лишь подходящим оправданием для охватившего его страха. Настоящая же опасность ждала их на другой стороне долины — Барков. Если из того, что Штефан слышал об этом человеке, хотя бы половина соответствовала действительности, то он был раз в десять опаснее всех тех волков, которые могли жить внизу, в долине. Висслер объяснил, что Барков — торговец оружием, однако это была лишь часть правды — и, пожалуй, лишь малая ее часть.
Барков — майор Григорий Барков, если быть точным, — еще три года назад служил в Советской армии, причем был не просто военнослужащим, а командиром подразделения спецназа, которое во время боевых действий в Афганистане, а позднее участвуя в событиях в различных горячих точках, отличалось особой жестокостью. Никто толком не знал (хотя многие и пытались докопаться до истины), что же на самом деле произошло с ним потом. Возможно, Барков уж чересчур перегибал палку и его поступки показались слишком варварскими даже его начальникам. Ходили слухи о совершенных им массовых убийствах гражданского населения, но это были всего лишь слухи, не более того. А может быть, в Кремле стали более внимательно относиться к мнению общественности или же просто нужно было найти какого- нибудь козла отпущения. Для этой роли как раз и предназначались люди типа Баркова: они представляли собой прекрасное орудие в руках политиков, которое можно было использовать на все сто, а затем в подходящий момент пустить в расход под бурное одобрение общественности. Впрочем, могло быть и совершенно другое, совсем уж банальное объяснение тому, что с ним произошло. Так или иначе, три года назад майор Барков впал в немилость, был лишен воинского звания и его даже хотели арестовать.
Однако Барков отреагировал совсем не так, как, вероятно, ожидало его начальство. Вместо того чтобы подчиниться этому последнему приказу, он убил двух агентов КГБ, явившихся для доставки его в Москву, и тут же пустился в бега. При этом он прихватил с собой больше половины своего подразделения, а также столько оружия и разного воинского снаряжения, сколько они смогли с собой унести. С тех пор он сам и его люди были известны как торговцы оружием и наемники, но они не брезговали заниматься и другими подобными делами. Они появлялись в различных районах мира — там, где можно было сорвать свою злобу и заработать грязные деньги. Штефана ничуть не удивило, что этот человек оказался именно в Боснии и Герцеговине.
И теперь Барков ждал его и Ребекку. Стоило ли удивляться тому, что Штефан так сильно нервничал? Для этого у него имелось достаточно оснований.
Висслер говорил, что ехать придется полчаса. Может быть, столько они и ехали, но Штефану эти полчаса показались вечностью. Безусловно, это объяснялось главным образом его нервозностью. Охватившее Штефана чувство, пожалуй, было обычным страхом, однако он никому не признался бы, что боится. Вскоре добавилось еще одно ощущение, которое поначалу было неявным, но постепенно становилось все сильнее и сильнее: казалось, что окружавшее их пространство каким-то непостижимым образом меняется, причем не только внешне. Автомобили ехали один за другим по гребню горного хребта, где не было не то что дороги, но даже и признаков того, что здесь кто-то проезжал, а если чьи-то следы и были, то Штефан все равно не смог бы увидеть их в слабом свете фар. Машины с грохотом преодолевали скалистые выступы, выбоины и замерзшие кусты, которые под натиском колес рассыпались на кусочки, как стекло. Иногда из-под колес скатывались маленькие лавины камней, тут же исчезавшие внизу, в темноте, и пару раз — словно в ответ на вызванный ими шум — из долины доносился жуткий протяжный вой. Штефан снова подумал, что это, наверное, выли волки, но удержался от того, чтобы спросить об этом Висслера, поскольку, в чем он тут же попытался убедить себя, не следовало тревожить Ребекку.
Темнота с другой стороны гребня была такой же непроницаемой. Лес словно исчез за черной стеной, которая поглощала непрерывно падавший снег, а потому Штефан все явственнее представлял, что они едут по узкому тоннелю, стены которого состоят из вакуума. Перед его внутренним взором появилась странная картина, как будто взятая из какого-нибудь научно-популярного фильма или же из фильма ужасов: он видел, как джипы едут один за другим по узкому мосту без перил, перекинутому через огромную пропасть — такую глубокую, что в нее могли бы провалиться целые миры. Не требовалось особой фантазии, чтобы мысленно дополнить это видение, например, рухнувшим дальним пролетом моста, развалившимися на части бетонными перекрытиями и обрывавшимся пустотой съездом с моста.
Штефан отогнал это видение, усилием воли заставляя себя не обращать на это внимания, но его фантазия тут же устремилась в другом направлении. Деревья, то и дело появлявшиеся в виде теней из снежных вихрей, вдруг стали похожи на призрачных стражников с тоненькими паучьими лапками, которые изо всех сил тянулись, пытаясь схватить проезжавшие мимо машины. Казалось, что джипы направляются прямехонько в замок Дракулы. Штефан не удивился бы, если бы в это мгновение возник и проехал прямо перед ними экипаж, запряженный шестеркой лошадей, выбивающих копытами искры из камней.
— Что с тобой?
Голос Ребекки донесся словно сквозь вату, и только тут до Штефана дошло, что еще немного — и он совсем бы утратил чувство реальности. Эта мысль должна была бы испугать его (он ведь был убежденным реалистом), однако он снова вспомнил слова Висслера о том, что эта местность порождала множество легенд и мифов. Пожалуй, это было верно даже в большей степени, чем он мог себе представить. Штефан через силу улыбнулся.
— Ничего. А почему ты спросила? Что-то не так?
— У тебя… такой испуганный вид!
По-видимому, его мысли были очевидны для окружающих больше, чем ему хотелось. Этого нельзя было допускать! Когда они предстанут перед Барковым, невозмутимое, как у игрока в покер, лицо может оказаться самой лучшей страховкой от всяких осложнений.
— Мне просто холодно, — пояснил он.
Подумав, что нападение в данном случае будет лучшей защитой, он сам стал задавать вопросы.
— А ты как себя чувствуешь? Жар еще есть?
— Почти нет, — соврала Ребекка.
Ее слова прозвучали не очень убедительно. Несмотря на почти полную темноту, Штефану было видно, что состояние Ребекки крайне серьезное. Ему достаточно было положить ладонь на ее лоб, чтобы убедиться в необоснованности ее оптимизма, тем не менее он не захотел этого делать. К тому же для этого ему пришлось бы снять перчатку, чего при такой холодине делать не хотелось.
Под пристальным взглядом Штефана Ребекка изобразила на лице виноватую улыбку и, пожав плечами, сказала:
— Просто немного болит голова — от волнения.
Висслер повернулся на сиденье и спросил:
— Дать вам таблетку от головной боли? У меня есть с собой.
— Не нужно, — ответила Ребекка. — Я же сказала, что у меня уже болит голова. Зачем мне принимать
