навестить меня, ему нужна какая-то «инфо».
— Попал в точку, — подтвердил я. — Что ты можешь рассказать о предсказательнице судьбы по имени Мадам Зора? Она работала здесь в начале сороковых.
— Эх, Гарри, сам знаешь, что в этом я помочь не могу. В то время я торговал недвижимостью во Флориде. Тогда Дэнни Дринан катился по славной, легкой дорожке.
Я вытряхнул сигарету из своей пачки и предложил ее Дэнни, но тот покачал головой.
— Я и не думал, что ты сможешь найти ее, Дэнни, — продолжал я закуривая, — но ты уже освоился здесь и, наверно, сможешь навести меня на старожилов. Ты только намекни, кто разбирается в местных делах.
Дэнни почесал голову, показывая мне, что он раздумывает.
— Я сделаю все, что смогу. Загвоздка в том, Гарри, что все, кто мог бы помочь, находятся на всяких там Бермудах и прочих курортах. Я и сам повалялся бы на пляже, не будь по уши в долгах. Я не жалуюсь, нет, — после тюряги пляж Брайтон-Бич выглядит не хуже Бермуд.
— Но ведь кто-то мог и остаться. Не только твоя контора открыта для бизнеса.
— Ага, как раз сейчас я понял, к кому тебя нужно послать. На Десятой улице, возле Бульвара, есть шоу уродов. Обычно большинство уродцев подрабатывают в это время в цирке, но есть и старики. Пенсионеры, как говорится. Они не берут отпусков. Появляться на людях не входит в число их развлечений.
— А как называется это место?
— «Конгресс чудес Уолтера». Только заправляет им господин по имени Хагтарти. Его сразу узнаешь. Он покрыт татуировками, выглядит как дорожная карта.
— Спасибо, Дэнни. Ты кладезь ценной информации.
Глава двадцать первая
«Конгресс чудес Уолтера» находился на Десятой улице возле пандуса, ведущего на Бульвар. Как и все окружавшие его аттракционы, он напоминал старинный карнавальный павильон — ну разве что, чуть в большей степени, чем прочие: фасад низенького здания был увешан транспарантами, а под ними висели примитивные рисунки красками, представляющие экспонаты «Конгресса». Широкие холсты изображали человеческие уродства в простой карикатурной манере, с наивностью, предполагавшей врожденную жестокость.
«ВОТ ЭТО ТОЛСТУХА!» — гласила надпись под рисунком женщины, раздутой будто дирижабль, с крошечным пляжным зонтиком над тыквообразной головой. Портрет татуированного человека — «КРАСОТА НЕ ГЛУБЖЕ КОЖИ» — висел в компании с Йо-йо, Собакоголовым мальчиком и Принцессой Софией, Бородатой Леди. Остальные холсты демонстрировали гермафродита, юную девушку, обвитую змеями, человека-тюленя и великана в смокинге.
«ОТКРЫТО ТОЛЬКО ПО СУББ. И ВОСКР.» — предупреждала вывеска в пустой кассовой будке у входа. Поперек открытого дверного проема висела цепь — как бархатное ограждение в ночном клубе, — но я поднырнул под нее и вошел внутрь.
Единственным источником света была грязная застекленная крыша. По стенам пустого помещения в вечернем свете с трудом угадывались очертания каких-то платформ. В воздухе витал запах печали и пота. В дальнем конце, из-под закрытой двери, пробивалась полоска света. Я подошел к двери и постучал.
— Открыто, — произнес чей-то голос.
Повернув ручку, я заглянул в большую голую комнату, уют которой придавали только несколько провисших кушеток из комиссионки, да веселые цирковые плакаты, оживлявшие покрытые плесенью стены. Крошечная толстуха с черной, вьющейся бородой, аккуратно разложенной по скромному розовому корсажу, сидела, углубившись в картинку, наполовину собранную из кусочков картона.
Под пыльной бахромой абажура сидели четыре странных урода, погруженных в обычный покерный «ритуал. На большой подушке восседал человек без рук и без ног: он был похож на Шалтая-Болтая и держал карты в ладонях, растущих прямо из плеч, словно ласты. Рядом сидел великан, в массивных пальцах которого карты казались почтовыми марками. У того, кто сдавал, кожа растрескалась и наводила на мысли об аллигаторах я черепахах.
— Ты ставишь или нет? — спросил игрок слева, высохший гном в футболке. Его шея, плечи и руки были так густо татуированы, что походили на какое-то экзотическое, обтягивающее кожу одеяние. В отличие от рьяной работы художника, представленной на холсте снаружи, человечек был довольно блеклым и каким-то выцветшим, словно размытая копия того, что было обещано.
Татуированный впился взглядом в мой „дипломат“.
— Что в ты там ни продавал, нам это не нужно! — рявкнул он.
— Я не торговец. Сегодня никаких страховок и громоотводов.
— Так какого же черта тебе нужно? Может, бесплатное представление?
— Наверное, вы мистер Хаггарти. Мой друг подумал, что вы сможете помочь мне кое-какой информацией.
— А кто он, этот твой друг? — требовательно спросил многоцветный Хаггарти.
— Дэнни Дринан. Он владелец воскового музея за углом.
— Ага, Дринана я знаю. Он тот еще мошенник. — Хаггарти отхаркнулся и сплюнул в стоявшую у его ног мусорную корзинку. Затем улыбнулся, показывая, что не хотел меня обидеть. — Я уважаю все друзей Дэнни. Скажи, что ты хочешь узнать, и я тебе выложу напрямик все, что смогу.
— Можно присесть?
— Будь моим гостем. — Хаггарти подтолкнул мне свободный складной стул. — Присаживайся, приятель.
Я сел между Хаггарти и великаном, хмуро нависшим над нами, как Гулливер над лилипутами.
— Я ищу цыганку-предсказательницу по имени Мадам Зора, — сказал я, ставя „дипломат“ между ног. — Она пользовалась здесь большим успехом перед войной.
— Не могу вспомнить, — произнес Хаггарти. — Может вы, ребята?
— Я помню одну, она гадала на чаинках, Мун ее звали, — пропел человек с ластами вместо рук.
— Она была китаянкой, — проворчал великан. — Вышла замуж за аукциониста и подалась в Толедо.
— А зачем она тебе? — захотел узнать человек с кожей аллигатора.
— Она знала парня, которого я пытаюсь отыскать. Я надеялся, что она сможет мне помочь.
— Ты частный сыщик?
Я кивнул. Отрицание могло лишь ухудшить положение.
— Значит, легаш? — Хаггарти снова сплюнул в корзину. — Я не держу на тебя зла. Всем нужно зарабатывать на жизнь.
— А я вот сроду не перевариваю мусоров, — прогудел великан.
— У тебя что, в желудке бурчит после того, как пообедаешь сыщиками?
Великан хмыкнул. Хаггарти рассмеялся и стукнул по столу своим узорчатым красно-синим кулаком, рассыпав аккуратные стопки фишек.
— Я знала Зору, — заговорила толстая леди голосом нежным, как китайский фарфор. В его мелодичных звуках цвели магнолии и жимолость. — В Зоре было столько же от цыган, сколько и в тебе, — добавила леди.
— Вы уверены в этом?
— Ну конечно. Эл Джолсон носил черное лицо, но это не делало его негром. [Джонсон, Эл (1886– 1950) — урожденный Аса Йелсон. Американец русского происхождения, имитатор чернокожих певцов. В 1927 году снялся в первом звуковом фильме „Певец джаза“.]
— А где я могу найти ее сейчас?
— Этого я не знаю. Я потеряла ее из виду после того, как она свернула свою палатку.
— Когда это было?
